Глава 8

Нет… меня не особо расстроила погрызанная диванная подушка, тапочки, дверной косяк и валяющиеся повсюду слюнявые вещи. Привстав, я долго моргал, не понимая, как это по моей квартире пронёсся слюнявый ураган и разбросал тут всё к чёртовой матери… А потом, закончив обзор, я опустил глаза на милого-гадкого-делавшего-непричастный-вид-мирного пёсика. Этот мирный, виляющий хвостом, пёсик поднял на меня глазки. Лежал он на раздербаненном платье жены.

Тут моё терпение, как шкала выставленного на жару ртутного термометра, помчалось вверх. К взрыву. К воплю. К сердечному приступу. Соскочив с кровати, я вытащил из его шершавых лап подол платья и стал тянуть… хоть бы хны.

– А ну уйди!

Переворачивается на бок. Я беру его за задние лапы и оттаскиваю… Вытащив платье, я выхожу в коридор и вижу на полу выстланную дорожку из вещей жены. А дверь в кладовую, где всё это добро висело, со следами когтей раскрыта.

Нагнувшись к полу, я хватаю береты, шарфы, осенние курточки и, набрасывая горку из вещей, иду к шкафу. Оттолкнув дверь, чтобы было легче пройти, я опустил всё на ближайшую полку и потянулся к выключателю. Лучше бы я не включал свет… Обгрызенная обувь и коробки с пожёванным по краям картоном валялись, как после налёта термитов. Робин втиснулся в шкаф и высунул язык.

– Вот ты гад.

Я взял берет жены и запульнул ему в морду.

Я сидел в растерянности, не понимая, с чего начать… Может, с сортировки? Где-то вещи были целы, где-то обслюнявлены со следами зубов, а где-то просто покрыты шерстью, словно на них полежал сам Йети. Взяв с кухни тряпку и маленькое ведёрко, я капнул в него чистящего средства и наполнил тёплой водой. Пена, распушившись, полезла за пределы обода ведра. Поднеся нос к воде, я принюхался… Главное, чтобы эти арома-отдушки не перебили запах Веры.

Вернувшись в шкаф, я обмакнул тряпку и принялся осторожно счищать слюни. Одну вещь за другой… Я бережно, насколько это возможно, смывал слизь. Больше всего досталось любимому шарфу Веры… Не вспомню, где она его купила – может, во время отпуска или ещё где, – но белый шёлк с розовыми цветами сакуры часто защищал её от сибирского осеннего ветра.

Отсортировав всё как следует, я взялся за плечики, вернул ветровки и два пальто на место… зачем-то проверил карманы. Прислонил нос к вороту пальто и, закрыв глаза, глубоко вдохнул. По телу растеклось тепло… молчаливый запах, который в то же время так много рассказывает о жене. О том, какими духами она пользовалась, каким шампунем мыла голову и главное – как пахло её тело…

Остались коробки с обувью. Этот гад, который на протяжении часа даже не пискнул, куда-то запропастился, и покажи он сейчас свою морду, я бы влепил ему этой изъеденной туфлей по носу. Чёрные кожаные туфли со свадьбы – на выброс: он сжевал нос, как жвачку… Сандалии – тоже, хотя ремешок можно заменить… ладно, оставим. Я потянулся за ещё одной коробкой, приподнял её – и дно вместе с Вериными туфлями вывалилось на пол.

Звуки куда-то пропали… Даже треск вольфрамовой нити, освещающей кладовую, притих. Туфли лежали на пухлых вскрытых конвертах, которые я видел впервые.

Глава 9

На ладошках выступил пот, во рту пересохло, нерешительность вцепилась в горло любопытству. Пока счёт 1:1… я завис, как программа на ПК… рука всё никак не слушалась.

Возьми уже этот чёртов конверт, хотя бы за кончик этой пожелтевшей бумаги. Просто возьми… можешь не читать, но ВОЗЬМИ!

Раздираемый любопытством, я подцепил ногтями кончик конверта, словно он меня покусает… приподнял… затем второй… третий… и зачем-то прижал их к груди. Обратного пути не будет.

Я прекрасно догадывался, что там что-то личное. И это личное, если оно было спрятано под двойным дном коробки из-под обуви, мне не понравится.

От пухлых конвертов поднимался запах пыли и что-то ещё, от чего на языке стало кисло. Может, я надумываю раньше времени, но… стук сердца перешёл на следующую скорость.

Ладно, если не понравится, я всегда могу остановиться, правда же? Разорвать к чёртовой матери содержимое и плевать… это же просто текст? Просто слова…

Так я и окунулся в «просто слова». Незаметно для себя я развернул листок из первого конверта, пробежался по нему глазами, перевернул лист обратной стороной и вернулся к началу. В верхнем правом углу значилось: «Дорогая Ви» – и поскользил по тексту. А пока скользил… внутренние органы всё уплотнялись, сжимались, скукоживались, и подступала тошнота.

Стон вырвался из моего рта, когда я дочитал до конца. Я прижал сжатый кулак к губам и принялся за второе письмо, которое оказалось ничуть не лучше предыдущего. От каллиграфического почерка, пропитанного любовью и заботой, затошнило ещё сильнее.

Когда и со вторым текстом было покончено, я швырнул охапку писем в стенку шкафа. Не полегчало… как дурак, схватив растрёпанную кипу бумаг, я выбежал из кладовой. Сел на кухне и, сгорбившись, принялся читать дальше.

С каждым предложением. С каждой строкой. С каждым точно подобранным словом мне становилось всё хуже, но я не мог остановиться. Я подсел, как наркоман, и петлял взглядом от строчки к строчке. А меня вело… вело и вело далее по списку.

Что я могу сказать? Ко второму письму я понял, что рогоносец. К третьему – что рогоносец-болван. А к четвёртому – что рогоносец-болван, который ни черта не знал свою жену. То есть я как бы знал… но только шапочно. Это как всю жизнь пользоваться одной кнопкой на пульте от телека, а потом вдруг заполучить инструкцию и узнать про весь остальной функционал. Пульт уже исшоркался и износился на этой кнопке (метафорически выражаясь), а я всё жал и жал до остервенения. Боже… какой я болван.

Мне не верилось… не представлялось, что моя жена такая.

Я прикрыл глаза и попробовал вспомнить её любимый фильм, сериал, группу – да хоть что-нибудь! А ответа не было… точнее, я мог догадываться, что фильм – «Перл-Харбор», что сериал – «Друзья», что группа – Spice Girls… но всё это догадки.

Ко мне неумолимо пришло осознание, что я совсем не знал собственную жену. Я жил с ней, как сожитель. Встречался во время завтраков, готовил что-то, обменивался банальностями и уезжал на работу. Вечером всё повторялось, разве что вместо завтрака был ужин, а вместо банальностей… впрочем, банальности так и оставались банальностями вне зависимости от положения солнца.

Посмотрев на своё плотно сидящее кольцо, я попытался вспомнить свадьбу… и не смог. Восемь лет назад – не такой большой срок, чтобы забыть, но… я забыл. Да, отдельные фрагменты всплывали… её платье, причёска, её взгляд у алтаря. Мой плохо сидевший костюм, давившие носки туфель, паршивый торт, подколки её отца, много алкоголя, танец… подкидывание букета. Вот и всё… Или не всё? фрагменты, фрагменты, фрагменты, как слипшееся спагетти, скучковались в один неперевариваемый клубок.

Бруно ткнулся носом в бок. Я посмотрел на него. Показалось, что он меня понял. Размазанное состояние сочилось из меня, как сопли у простуженного.

Я встал… снова взялся за открытую консерву и, пока накладывал корм, решил, что надо попытаться узнать жену. Да, поздно. Да, момент упущен. Но…

Бруно лизнул мою руку. Он опять расправился с кормом со скоростью метеора. Я закинул пустую банку в ведро и решил, что мне НАДО восстановить хронологию событий из письма. Именно НАДО, а не нужно… я пока не знал, зачем, но чувствовал.

Для этого мне нужно отправиться в Аскат, в место, где родилась и выросла моя жена…

Глава 10

Только вот было одно НО, и это НО волосатой мордой тыкалось мне в бок.

Куда деть Бруно? Я спустился в подземный паркинг и заклинал… Ну как заклинал, пять раз отчётливо повторил:

– НИЧЕГО НЕ ГРЫЗИ!

Надеюсь, мой тон и вихляющий в воздухе указательный палец дали понять, что я не шучу.

Постелив на заднее сиденье простынь, я шире приоткрыл дверь и…

– Запрыгивай давай.

Бруно сидел на задних лапах и вилял хвостом.

– Особое приглашение нужно?

Я потянул за ошейник и услышал мерное рычание. Отпустил… отошёл и воспользовался планом Б – достал из кармана игрушку-пищалку и кинул на заднее сиденье.

Ударившись о дверь, она отскочила на пол. Бруно посмотрел на меня как на дегенерата.

– У тебя проблема с машинами? Или что?

Ни в какую. Ладно… Я решил лечь сам и показать, как на заднем сиденье просторно. Приподнял голову. Бруно смотрел в сторону. Чёртов пёс. Встаю…

– А НУ МАРШ!

Мимо проехала машина.

– Мне что, тебе везде собачьим кормом мазать, чтобы ты соблаговолил подняться?

Ноль реакции. Я прижал ладошку ко лбу.

– Хорошо, я понял… извиняй за тон. – Бруно выгнул шею. – А теперь залазь, – закончил я доверительным тоном и отошёл.

Встав на четыре лапы, Бруно подошёл к машине, понюхал… и вальяжно забрался.

– Есть! – вскрикнул я, захлопнув за ним дверь, и уселся за руль.

Засунув ключи зажигания в старенький «Форд», я заставил его покашлять вхолостую и с третьей попытки завёл.

Странный пёс. От «неотложки» мы доехали на такси, и он не капризничал… а тут характер показывать стал.

Простроив маршрут до больницы, я помог волосатой жопе усесться, прижав её рукой.

– Сиди… вот так… НЕТ, СИДИ! – говорю я и прижимаю одной рукой задницу, а второй рулю, врываясь в дорожный трафик.

Ехать пятнадцать минут… только я убирал руку, как Бруно порывался встать и тыкаться носом в подлокотник. Встав на светофоре, я открыл его – влажные салфетки, недоеденные чипсы, конфетки…

– Что, хочешь одну?

Трогаюсь…

– Ну на, только не загадь салон.

Свободной рукой я потянул за хвостики фантика и вытащил шоколадную конфету. Протянул Бруно… тот понюхал и осторожно лизнул… затем ещё разок и одним шершавым махом проглотил, оставив слюнявый след на ладошке.

Вытерев руку о край простыни, я взялся за руль и посмотрел в зеркало заднего вида на облизывающегося пса.

Добравшись до больницы, я встал на парковочное место, выделенное для инвалидов, и вышел. Быстро смотаюсь… оставлю эту бестию и поеду в Аскат.

Взяв за поводок Бруно, я поднялся с ним по ступеням в приёмную, толкнул дверь и оказался в мире леченных-покалеченных.

– С собакой сюда нельзя, – это выдала дама, сидящая в очках в роговой оправе за старым школьным столом, со здоровенной бородавкой над губой и завивкой а-ля 70-е.

– Собака не моя, а пациента.

– Молодой человек, вы понимаете русский язык? Нельзя.

На меня уже стали пялиться пациенты, и кто-то даже рискнул погладить Бруно… но рука быстро отдёрнулась от вздыбившейся шерсти и рыка.

– Попрошу немедленно уйти.

Пришлось спускаться и обвязывать поводок вокруг фонарного столба.

Возвращаюсь. Дама одарила меня вежливым взглядом «Да пошёл ты» и вернулась к журналу.

Я по памяти прошёл к лестнице, поднялся на третий этаж и по длинному коридору, от которого поднимался запах хлорки до зуда в носу, остановился. Вынужденно. Точнее, меня попросили встать и не мешать. Женщина с крупным задом полоскала в ведре тряпку. Я подошёл к подоконнику с фикусом. Пробежал глазами по стоянке и нашёл Бруно, сидящего на задних лапах.

Через пять поцокиваний с моей стороны мне всё же «разрешили» пройти. Спасибо. За мной раздавался хлюп-хлюп – влажное соитие тряпки с полом.

Палата, где разместили пацана, была в самом конце, и, взявшись за ручку, я решил, что правильно будет постучать. Постучал. Вошёл.

В мою сторону обратилось помятое искалеченное лицо цвета порченной груши. На него даже смотреть больно… я перевёл взгляд на стул возле стены.

– Меня зовут Костя, это я нашёл тебя в том переулке, – сажусь. Краем глаза вижу выглядывающую из-под кровати наполненную мочой утку.

Слышу сопение. Поднимаю глаза на… заплывший лиловый глаз. Он что-то говорит… точнее, шепчет. Я прошу повторить и слышу: «Спасибо».

– Тут вот какое дело… я… – чешу затылок и пытаюсь отыскать правильные слова, – в общем, твой пёс… он внизу.

Парнишка начал чаще дышать.

– У тебя есть кому я могу его отдать, пока ты… ээ… выздоравливаешь?

Я снова прошу его повторить и слышу: «Нет».