К Маме приехал специально приглашенный доктор из какого-то Мюнхена. Папе и старшей паре разрешили навещать Маму, а Аликс к ней не пускали. После долгих упрашиваний Орчи наконец решилась провести ее к Маме.

Когда они вошли, Мама спала. Ее тонкие бледные руки лежали поверх одеяла. Портьеры были задернуты, воздух в комнате стоял спертый. Мама открыла глаза, увидела их и попыталась сесть в кровати. Она взяла карандаш и листок бумаги с прикроватного столика и что-то написала: говорить ей было очень трудно.

Орчи прочитала: «Ты была умницей и слушалась миссис Орчад и Викторию?»

Аликс кивнула в ответ. У Мамы были ужасные темные круги под глазами.

Следующая запись гласила: «Я хочу, чтобы ты начала изучать французский. Я дам распоряжение мисс Джексон».

Французский Аликс нисколько не интересовал.

– Когда ты встанешь с постели? – спросила она.

«Скоро. Но сейчас дай мне отдохнуть», – написала Мама.

* * *

Наступил ранний вечер, и в мраморном входном холле с флагами стоял холод. Виктория крепко держала ее за руку. Кто перенес два тяжелых бронзовых канделябра из столовой залы сюда? Те же рабочие, которые поставили короб, покрытый белой и красной тканью, на два столовых стула?

Этот короб назывался гробом, как объяснила Орчи.

– Это гроб, и этот гроб – для Мамы, – тихонько повторяла про себя Аликс.

Но как там могла находиться Мама, оказавшись запертой внутри? Аликс никак не могла этого понять. Ведь жизнь продолжалась – почему же Мама не могла тоже продолжать жить?

Она захотела уйти, но, когда попыталась вытащить свою руку из руки сестры, Виктория только сильнее сжала ее.

– Нам нужно было подождать здесь Папу. И британского министра, – прошептала ей Виктория.

Элла стояла по другую руку от Виктории. Сегодня утром, увидев Эллу, Аликс запрыгала от восторга. Но Элла почти ничего не говорила, не улыбалась, и глаза ее больше не сияли. Получалось, что глаза – как свечи: их тоже можно было погасить.

Открылась дверь, по ногам Аликс потянуло холодом, хоть на них и были надеты чулочки. Раздался отрывистый звук шагов – топ-топ-топ, – и вошел Папа, а с ним какой-то человек в очках. На Папе был черный мундир с широкими алыми лацканами. Он нес, прижав к груди, красно-синий сверток. При взгляде на гроб он горестно сжал губы, затем кивнул:

– Да, мы его поменяем. Таково было ее желание. Мы проводим ее с английскими знаменами.

Папа положил свой сверток на маленький столик. Затем они с этим человеком в очках встали по обе стороны от гроба. «Zusammen!»^[6] – сказал ему Папа, и они вместе бережно подняли ткань с широкой белой полосой посредине и красной по бокам.

Теперь Аликс узнала, что это такое: флаг герцогства Гессенского и Прирейнского. Это был Папин флаг.

Они отступили назад, потом сделали шаг навстречу друг другу, соединяя концы флага – так, как это делали горничные, складывая отглаженные простыни. Человек в очках сложил флаг еще раз и перекинул его себе на согнутую в локте руку.

Гроб был сделан из отполированного темного дерева, по бокам у него находились небольшие золотые ручки, очень похожие на ручки комода. Виктория, такая взрослая, плакала навзрыд. Элла и Ирен тоже плакали. Аликс наклонилась немного вперед, чтобы увидеть, что делал Эрни. Он стоял, плотно сомкнув веки, руки по бокам, кулаки у него были крепко сжаты.

Папа развернул тот сверток, который принес с собой. Это оказался еще один флаг – на нем был большой красный крест, синие треугольники, немного белого по краям. Резким движением Папа раскрыл его в воздухе – и Аликс это опять напомнило горничных с простынями, когда они меняли белье на кроватях. Накрыв флагом гроб, Папа подтянул его концы, расправил полотнище, затем нежно разгладил его.

Пламя свечей горело ровно и прямо, однако все равно было темно и очень одиноко.

Вернись!

Папа вдруг издал странный сдавленный звук, оперся обеими руками на гроб и склонил голову. Затем произнес:

– Несколько слов на прощание, сэр Джеймс! Прежде чем мы вынесем ее отсюда. Для детей.

Человек в очках откашлялся и начал говорить по-английски:

– О Небесный Отец, мы молимся Тебе за Алису и за всех тех, кого мы любили, но больше не видим…

Больше не видим? Я не увижу Маму? Но я же вижу ее!

Аликс закрыла глаза: Мама шла впереди по саду. Шлейф ее бледно-фиолетового платья струился по зелени травы. Мама повернула голову, чтобы посмотреть назад, улыбнулась, увидев свое Солнышко, и протянула ей руку.

Часть первая

Глава 1
Визит русских кузенов

Новый дворец, Дармштадт, октябрь 1882 года

В России, далекой-далекой стране, почти всегда царит зима. Там нет ни королевы, ни кайзера – в России правит царь. Он состоит в родстве с домом герцога Гессенского и даже, как рассказывали, бывал в Дармштадте, хотя Аликс этого не помнит. Папа говорил ей о царе. Его зовут Александр, но в семье его зовут просто – Саша. Он человек крупного сложения, широкоплечий, и, по словам Папы, телосложением напоминает большого медведя. Что ж, это весьма подходит к суровому климату его обширной державы.

Папа был очень рад, когда два младших брата императора Александра приехали в Дармштадт погостить. Он пообещал Аликс, что на этот раз она будет обедать вместе со взрослыми, ведь ей уже исполнилось десять лет. Однако в день их прибытия после полудня неуступчивая мисс Джексон наотрез отказалась отпустить Аликс с уроков пораньше, и потому та не смогла спуститься ко времени начала обеда.

Когда Аликс наконец вышла из детской и приблизилась к гостиной, откуда доносились веселые голоса и смех, она замешкалась на пороге. На диване бок о бок сидели двое молодых людей: один с темными волосами, другой – темно-русый, с узкой бородкой. Несмотря на то что они были ее родственниками, Аликс вдруг почувствовала стеснение.

– Посмотрите-ка, кто к нам пришел! – воскликнул Папа с радостью.

Оба юноши тут же поднялись, чтобы поприветствовать ее. Они были очень высоки – казались ей просто великанами.

– Какая ты стала красавица, малышка Аликс! – сказал темноволосый кузен и шагнул вперед. Ей сначала показалось, что он сейчас потреплет ее по подбородку, как делают со своими маленькими племянницами, но вместо этого он с достоинством склонился, взял ее руку и поднял ее к губам – как если бы она была взрослой, как Элла или Виктория. Это было приятно.

Тут заговорил другой кузен:

– А я видел, как тебя купали!

Щеки Аликс вспыхнули от смущения. Она нахмурилась и уставилась в пол, не зная, что ответить.

– Не дразни ее, Серж, – спокойно, но твердо сказала Виктория.

– Аликс, komm^[7], – поманил ее к себе Папа, и, когда Аликс оказалась рядом с ним, обнял ее и прошептал ей на ухо: «Кузен Серж жил здесь у нас несколько недель, когда ты была совсем маленькая».

– Аликс, пожалуйста, не сердись! – сказал Серж. – Уверяю тебя, ты была просто прелестной!

– Да уж, – холодно ответила Аликс. – Могу себе вообразить.

Все рассмеялись, словно она произнесла что-то забавное, хотя Аликс вовсе не стремилась вызвать смех. Она лишь хотела дать понять, насколько неделикатно распространяться о внешности человека в младенческом возрасте – даже если речь идет о родной кузине.

За обедом темноволосый кузен, Павел, сидел рядом с Аликс. Он с живостью рассказывал о своем родном городе – Петербурге, городе рек и каналов. Павел и Серж только что вернулись из Венеции и теперь сравнивали два столь разных, но в чем-то схожих города.

– Но каналы в Венеции гораздо грязнее, чем у нас, – подчеркнул Павел. – И, представьте себе, они никогда не замерзают. А в Петербурге почти полгода вода скована льдом – и каналы, и наша Нева, которая течет, извиваясь, через весь город.

Он провел рукой в воздухе, показывая, как змеей изгибается река.

Серж, сидевший напротив, тут же подхватил:

– И вот в один ясный апрельский день лед вдруг начинает подниматься, трескаться, ломаться и медленно плыть вниз по течению, к морю. Тогда официально открывается навигация.

Аликс вообразила себе радостные толпы: женщины в платках, мужчины в меховых шапках – все наблюдают, как трескается лед. Ей стало понятно: если чего-то долго нет – например, весны, – то ее приход ощущается особенно ярко.

Серж продолжал:

– Это всегда праздник. Гремят пушечные залпы, звонят колокола, люди выходят на улицы, танцуют, поют…

Разговор перешел на другие темы, и вскоре старшие девочки, как это нередко бывало, увлеклись воспоминаниями о недавнем путешествии в Италию. Аликс слушала рассеянно: ей быстро наскучили разговоры о музеях и виллах. Но все изменилось, когда Серж заговорил о том, как он сам выучил итальянский язык. В подтверждение своих слов он начал нараспев читать длинное стихотворение – в оригинале, на итальянском, – о странствии в царство мертвых.

У Аликс были свои представления о встрече с умершими. Наверху, в маминой спальне, которую сохраняли в том виде, как было при ее жизни, находился витраж. Раньше это было обычное окно, из которого ее маленький брат Фритти когда-то слишком сильно высунулся и упал вниз на каменную террасу. Он скончался от внутреннего кровотечения. Большой квадрат прозрачного стекла после этого заменили маленькими квадратиками из цветного стекла в форме ангела с лучиками света вокруг него и словами внизу: «Не потерян навсегда, просто ушел раньше других». Аликс любила стоять перед этим окном и, закрыв глаза, шептать: «Не потерян навсегда, просто ушел раньше других». Затем она обращалась к самой сокровенной части себя (должно быть, своей душе) с просьбой, став легче пушинки, воспарить ввысь, к Маме, Фритти и малышке Мэй. Аликс чувствовала себя при этом похожей на ангела, живущего в этом мире и в то же время переносящегося в другой. Она представляла себе, что оказалась в заоблачном серо-голубом царстве, где нет ни крыш, ни земли, но рядом находилась Мама. Она не могла точно вспомнить, как звучал голос ее матери, но тем не менее слышала ее нежные слова: «Ты мое Солнышко, ты моя дорогая девочка!»

Когда все это происходило, у Аликс было ощущение чего-то волшебного, и она всегда испытывала настоящее счастье.

– Я бы хотела сама прочитать это стихотворение, – сказала она Сержу, перебивая его.

Ее кузен улыбнулся в ответ:

– Тогда, чтобы прочитать его в оригинале, надо будет сначала выучить итальянский.

Аликс строго посмотрела на него:

– Я уже знаю английский, немецкий и немного французский. Мне больше ничего не нужно.

Все снова засмеялись, хотя Аликс добивалась вовсе не этого!

– Я очень надеюсь, что в будущем ты станешь более амбициозной, Аликс. И я уверен, что ты также освоишь и итальянский, – сказал Серж, насмешливо улыбаясь.

* * *

Павел и Серж собирались пробыть в гостях всего два дня, поэтому на следующий день после обеда им очень хотелось навестить бабушку Гессе на Вильгельминенштрассе. Она была уже слишком стара и слаба, чтобы выходить из дома, поэтому они решили все вместе (кроме Папы, который должен был уладить некоторые дела) пойти к ней на чай.

В темно-синем пальто и шерстяной шапочке Аликс нетерпеливо ждала у двери, наблюдая за тем, как Эрни дурачился с Павлом в углу, Ирен искала свои перчатки, а Виктория обсуждала с гофмаршалом^[8] бароном Вестервеллером меню на ужин.

Аликс никак не могла понять, куда подевалась Элла. Неожиданно она заметила, как та легкими шагами спускалась по лестнице в шляпке с развевавшимся пером и новом сером пальто с рукавами, ниспадавшими длинными складками и отороченными бобром. Чтобы показать портнихе фрау Хойер, какое именно пальто ей хотелось, Элла даже вырвала страницы из французского журнала.