Город Чудный, книга 1. Воскресшие (страница 13)
Визжала и женщина по соседству с ней, другие тоже приподнимали головы, и все больше и больше тонких голосов вплеталось в пронзительный хор. Ольге мучительно захотелось зажать уши. Некоторые люди в зале так и сделали.
– Плачут! – перекричал визг Антонов. – Они так плачут!
Ольга сошла с возвышения, вернулась к своему месту, но садиться не стала. Почти все, кто был в зале, сгрудились неподалеку от сцены, не решаясь ни шагнуть вперед, ни отступить. Дамы на первом ряду встали и неловко переминались с ноги на ногу. Какая-то молодая парочка явно готовилась ретироваться. Их опередила брюнетка. Она вскочила, схватила с соседнего кресла лакированную сумочку и бросилась к выходу, прикрывая ладонями уши. За ней невозмутимо последовал охранник.
Антонов, Анна Владимировна и еще кто-то из персонала больницы обходили пациентов, то и дело наклонялись или приседали рядом. Заглядывали в глаза, поглаживали по спине или рукам, говорили что-то, и через некоторое время шум стал стихать.
– …пятнадцать лет! Готовила не так, белье складывала не так, детей воспитывала не так! – услышала Ольга позади себя тихий, раздраженный женский голос. – А ты! Хоть бы раз за меня вступился, хоть бы раз! А теперь я должна ее обратно брать?
– Но это же моя мать! – прошипел в ответ недовольный мужской. – Мне что, ее на улицу выгнать?!
– Куда хочешь! Я с ней больше ни дня вместе, ни дня, понятно тебе? Тем более с такой!
Сзади послышалась возня, и мужчина повысил голос:
– Света!
Ольга обернулась: Света решительно шла к выходу.
– Ну что вы как нелюди! – С верхних рядов протиснулся немолодой мужчина в расстегнутой потертой кожаной куртке. – Посмотрите на них, они же как дети. Что вы тут воду мутите! – бросил он Ольге, проходя мимо. – Журналюга! Не хотите – не берите. Я своего брата забираю. Умирал он, не умирал – сейчас-то живой. – Лицо мужчины раскраснелось, он взошел на сцену и склонился над самым крупным пациентом. – Пойдем, Мишаня. – Мужчина подхватил брата под руку с одной стороны и стал поднимать. Тот повернул голову и уставился на него огромными дымчатыми глазами. – Пойдем, мой хороший, домой. Досталось тебе, да? Сейчас приедем, накормим тебя, да? – бубнил мужчина, пока Мишаня вставал на ноги, опершись на брата рукой. – Молодец, мой хороший! Пойдем-пойдем. – Мужчина подтолкнул его к ступеням и крикнул: – Эй, кому тут документы? Одежду завтра вернем. Сейчас, Мишаня, я такси вызову.
Глядя на них, еще пара человек тоже подошла забрать своих.
– Я не могу, – шепнула Зойка Ольге. – Я не могу ее забрать, теть Оль!
Ольга обняла ее за плечи:
– Ты не обязана. Можешь уезжать. Я пока побуду, посмотрю, чем кончится. Вызывай такси и дуй домой.
– Нет. – Зойка схватила ее за руку. – Я с тобой. Вместе пойдем, ладно?
– Думаешь, они тебя подкараулят, что ли? – усмехнулась Ольга и нервно оглянулась на дверь в конце зала.
– Витенька, – услышала она и нашла взглядом женщину, склонившуюся над пастором. – Пойдем домой, Витя?
– Мам! – басом рявкнул подросток так громко, что родственники обернулись, а среди пижам кое-где снова раздалось пронзительное «И-и-и-и!». – Поди сюда, мам!
Женщина, не поднимая глаз, отошла от Витеньки к сыну.
– Мам, мы не будем его забирать, – стараясь шептать, басовито сообщил ей подросток. – Я против!
Она шикнула на него сквозь застывшую на лице улыбку и бросила быстрый недобрый взгляд в сторону, на людей. Потом взяла его за рукав худи и потянула в глубину зала. Ольга, делая вид, что всматривается в лица пациентов, прошла вдоль сцены, подбираясь поближе, чтобы расслышать их разговор.
– Посмотри, посмотри, – надоедливой мошкой зудела ей в ухо Зойка, семенящая следом. – Они же какие-то… беззащитные. Тебе не кажется, теть Оль? У них глаза детские, нет?
– Да помолчи ты, – одернула Ольга племяшку. Зойка замолкла на полуслове, и Ольга с тоской подумала, что обязательно пожалеет о своей несдержанности.
– …после всего, что было! И ты хочешь привести его домой? – где-то позади басил подросток.
– Прошу тебя, Тёма, потише, потише.
– Почему потише? Это ты хочешь привести домой монстра!
– Артемий, мы не будем это обсуждать! – повысила мать голос.
– А что будем? Ты решила забрать домой этого… этого урода…
– Тёма!
– …этого урода, а нас даже не спросила!
– Это его дом! – почти взвизгнула она. – А ты неблагодарная…
– Кто?!
– Мы должны забрать пастора домой, – после вздоха тихо и размеренно произнесла женщина.
– Он больше не пастор. Посмотри на него! Он же ходит под себя!
– Тем более. Мы не можем его бросить.
– Ты даже не знаешь, кого ты не можешь бросить! Может, он и не человек вовсе! Если вообще им был!
– Это наш долг… Долг! Он мой брат, Артемий, и мы его забираем.
– А я твой сын. Мы твои дети – ты не забыла?!
Ольга сделала несколько шагов и остановилась рядом с ними.
– Прошу прощения, что вмешиваюсь. – Мать и сын замолчали и уставились на нее. – Поскольку я… поскольку так получилось, что я… э-э-э… встретила вашего родственника и вызвала скорую, я чувствую себя несколько в ответе за его судьбу. Простите, но, если в доме дети, разве безопасно вести к ним существо, которое даже врачи пока не знают, как называть?
Мальчик бросил на мать выразительный взгляд.
– Но доктор, – упрямо возразила женщина, – доктор сказал, что они безопасны.
– Он не безопасен! – почти крикнул подросток. – И тебе это известно!
– Доктор и сам этого не знает, – мягко сказала Ольга. – У доктора нет никаких сведений, только недельные наблюдения, может чуть дольше. Когда я его нашла, он был… другим. Не таким, как сейчас. И, скорее всего, дальше тоже будет меняться.
– Что значит «не таким»? – спросила женщина.
– Он был похож на… мертвеца. – Ольга подбирала слова, чтобы не выдать лишнего. – Кожа сине-белая. Глаза… ну, обычные глаза взрослого человека. Очень запавшие, а под ними темные круги. Вы же видели его, когда хоронили? Вот таким он и был. А теперь изменился. Никто не знает, каким он станет через месяц. А вы хотите его домой, к детям, – укоризненно закончила Ольга.
– Но мы же семья, – проблеяла женщина.
Мальчик фыркнул. Ольга промолчала, бросив короткий взгляд на подростка.
– Пошли отсюда, мам, – сказал он с нажимом. – Давай уйдем!
Женщина обернулась на пастора, Ольга тоже посмотрела. Он сосал большой палец, жуткие глаза смотрели в никуда, блестела лысина.
– Пошли, – повторил мальчик и потянул ее за руку.
– Надо взять вещи, – отрешенно ответила она, подошла к креслам на первом ряду, сгребла свое пальто и куртку сына, черную матерчатую сумку в белый горох и, постоянно оглядываясь, поплелась к выходу. Мальчик в несколько больших шагов поравнялся с ней.
Ольга огляделась. Бо́льшая часть людей в пижамах оставалась на сцене. Кто-то из них улегся прямо на пол. Очередь человек в пять стояла у стола медсестры за справками, остальные расходились.
В сопровождении двух молодых женщин с достоинством баржи к выходу поплыла дама с первого ряда. Тот, о ком она басовито осведомлялась у Антонова, тем временем сосредоточенно отколупывал что-то от пола сцены ногтем большого пальца. Петр Алексеевич Чурилин – владелец хлебозавода, пивзавода и других предприятий, снабжавших город и окрестности продуктами, – скончался около десяти дней назад. Ольга выудила из кармана телефон, вбила в поиске соцсети «НаСвязи» хештег «чурилин», и ей высыпались недавние посты, все сплошь в трауре и грустных эмодзи. Фото возрастной дамы у могильной плиты с портретом бизнесмена и датами его жизни и смерти засветилось в посте одной из его дочерей, той, что промокала лицо. Подпись пестрела хештегами «папыбольшенет», «осиротели», «невыносимо». Обнаружилась и «черный бриллиант»: вид сверху на печальное лицо с идеальным макияжем и декольте, открывающее границу между загорелой и белой кожей. Ольга крутнула ленту вниз, до фотографий самого бизнесмена: спортивный, подтянутый, хоть и седой, всегда с улыбкой, то в обнимку с дочерями, то за партией в армрестлинг с сыном лет семнадцати (тем самым, что сидел на первом ряду по соседству с брюнеткой), то на селфи с молодой женой на фоне открытой двери самолета – на лицах счастье, за спинами рюкзаки с парашютами.
– Пошли. – Ольга убрала телефон и дернула Зойку за рукав.
Та обернулась, явив заплаканное лицо.
– Ну прости, – сказала Ольга племяннице, – мне нужно было их слышать.
– Я не про это, – всхлипнула Зойка. – Посмотри на нее. – Она махнула рукой на бабку. – Разве тебе ее не жалко? Она же как ребенок. Как она тут будет?
– Чего?! – Ольга уставилась на Зойку в недоумении. – Ты серьезно? А ты как будешь? Ты вообще знаешь, что она такое?
– Нет. – По лицу Зойки текли слезы. – Но она совсем не выглядит… опасной.
– Сейчас не выглядит. – Ольга решительно взяла Зойку за руку. – А потом что? Давай-ка подождем, пока уважаемые эскулапы… – Она холодно кивнула на Антонова. – …не изволят объяснить нам, что на самом деле происходит.
– Ты права, – кивнула Зойка, не переставая лить слез. – Но все равно ее жалко!
– Это гормоны. – Ольга решительно взяла племяшкину куртку с кресла и помогла ей одеться. – Ты в положении, вот тебе везде дети и мерещатся. Родишь своего – попустит, – приговаривала она, подталкивая Зойку к выходу. – И не вздумай вестись на звонки, письма, еще что-то. Сразу сообщай мне, поняла? – Она вытолкнула племянницу на ветреный апрельский день.
– А если бы, – всхлипнула Зойка, – а если бы это была… мама? Ты бы тоже не взяла?
Ольга застыла, как будто с ходу налетела на прозрачную дверь аптеки, как однажды впопыхах. Бам! – загудело воображаемое стекло.
– Но это не мама! – выпалила она Зойке в лицо. – Понимаешь?! Это даже не бабушка, что бы тебе там ни говорили сегодня. Это неизвестно кто! Запомни! Неизвестно кто! И вести себя оно будет неизвестно как! Поняла?
Глава 10
– Может, у него какие-нибудь родственники есть? – Дверь квартиры номер семь поднималась все выше, по мере того как Шапочка спускался по лестнице вслед за Дворничихой. Его уже порядком утомил этот обход, но бросить все не позволял копошившийся внутри страх.
– Да нет у него никаких родственников, – раздраженно ответила Дворничиха. – Вот все-таки видно, что вы тут человек новый!
– Опять новый! – возмутился Шапочка. – Одиннадцать лет тут живу, и все новый и новый!
Беззлобно переругиваясь, они добрались до первого этажа, и Дворничиха бесцеремонно ткнулась в последнюю оставшуюся дверь – квартиры номер три.
– Хозяева! – гаркнула она, входя без приглашения. – Есть кто живой? А трезвый?