– Небезынтересно, небезынтересно, – бормотала она, раскладывая его и снова ловя резкость прежде, чем прочесть. – Н-да… вынуждена констатировать. Текст совпадает. – Она замкнула ящик, сняла очки, и они повисли у нее на груди.

– Ч-что же нам д-делать? – растерянно спросил Шапочка. – Н-неужели все совершенно б-безнадежно?! – Рука его, державшая сложенный лист, заметно дрожала.

– Ну-ну, – успокаивающе произнесла Дворничиха и посмотрела на соседа с высоты своего гренадерского роста, увеличенного за счет дули из волос на макушке. Подумав, она еще слегка похлопала его по плечу. – Что же вы сразу так убиваетесь? Мы еще ничего не прояснили. Пусть вы получили эту странную записку…

– В-вы тоже ее п-получили!

– Да, – с достоинством кивнула Дворничиха. – Но у нас тут семь апартаментов. Для начала нам необходимо убедиться, что записку получили все. А уж после… – Она многозначительно посмотрела на Шапочку. – …после думать, что бы это могло означать и что нам теперь делать.

– Н-ну так д-давайте убедимся. – Шапочка снова дернул рукой на ящики. – Ч-что же мы стоим?

– Ну уж нет, уважаемый сосед. – Дворничиха смерила его взглядом. – Это личная корреспонденция жильцов! Каждый должен убедиться в этом самостоятельно. Мы можем им только поспособствовать!

– Т-тогда давайте уже с-способствовать, – нетерпеливо переступил Шапочка с ноги на ногу. – Начнем вон с третьей к-квартиры. – Дворничиха ловко удержала его за рукав надетой на него хламиды: то ли старого вытертого махрового халата, то ли плаща.

– Позвольте, позвольте! – воскликнула она. – Вы не с того конца начинаете! Начинать необходимо совершенно с других апартаментов!

– Это с-с-с каких же д-других? И почему?

– Вот видно, – бросила Дворничиха, проплывая мимо него, – что вы здесь новичок! Первым делом нужно поставить в известность Панкрата Ивановича!

Она стала грузно взбираться по гулким деревянным ступеням на второй этаж. Ступени протестующе заскрипели.

– К-какой же я н-новичок. – Шапочка последовал за ней. Снизу ему открывался вид на обширный зад и торчащую из кармана морду Пиаф. Та вывалила наружу красный язык и пыхтела, будто поднималась по лестнице на своих лапах, а не в хозяйкином кармане. Шапочка одолевал подъем куда быстрее, так что ему приходилось подолгу стоять, ожидая, когда освободится место для следующего шага. – Одиннадцать лет з-здесь живу!

Наверху щелкнул замок, тихо закрылась дверь, и вниз по лестнице застучали шаги. Соседи встретились на площадке между первым и вторым этажами. О третьем жильце дома номер семь было известно ничтожно мало, разве только что имя его Николай и что живет он с женой и маленьким сыном. Николай обладал совершенно заурядной, ничем и никому не запоминающейся внешностью, средним ростом, невыразительным голосом. В обычные дни соседи едва ли здоровались, встретившись на лестнице, однако сегодняшние события требовали более тесного контакта. После минутных объяснений с предъявлением Николаю листка с угрозами он был отправлен вниз к своему почтовому ящику. Пока Николай спускался, звенел ключами, вчитывался в строки, делегация из Шапочки и Дворничихи кое-как добралась до второго этажа и позвонила в дверь к Панкрату Ивановичу.

Панкрат Иванович собирался на службу. Звонок застал его в очень напряженном и неудобном положении: изо всех сил борясь с законами физики, он завязывал шнурки на ботинках. Для обычного человека процедура эта наверняка проходила незаметно, но для ста тридцати килограммов Панкрата Ивановича была настоящим испытанием, которое омрачало бы ему жизнь не реже двух раз в день, если бы не супруга его Дарья Дмитриевна. Дарья Дмитриевна приходила на выручку по утрам и вечером, однако этим утром у нее совершенно не вовремя прихватило живот, и она бросила мужа в безвыходной ситуации, скрывшись за дверями уборной.

Даже будь он менее раздражен, Панкрат Иванович все равно не смог бы открыть дверь сразу, едва заслышав звонок. Раздражение же делало его пальцы куда более непослушными, путало шнурки, давило на печень и не позволяло нужным образом согнуться. Из квартиры доносилось кряхтенье, злобное ворчанье и постанывание, что давало соседям основание думать, что внутри кто-то есть.

– Панкрат Иванович, – позвала Дворничиха. – Все ли у вас в порядке?

На площадку второго этажа, бодро топая, взбежал Николай. В руке у него трепетал лист бумаги. Пиаф, насторожив уши, залилась лаем, но голос у нее был настолько тихим, будто лаяла собачка шепотом.

– Есть! – запыхавшись, провозгласил Николай. – Есть, и ничуть не хуже вашего! – Он протянул лист Дворничихе; она, отстранившись, глянула без очков.

– Ну что ж, примите мои поздравления, – ответила она, возвращая лист. – Пиаф, детка, свои, свои. – Хозяйка на миг утопила собачью голову в своей ладони.

– И это все? – удивился Николай. – Что вы собираетесь делать? У меня семья, я не могу рисковать! А еще работа! Это что ж, бросить все и уехать до конца месяца?! Где такое видано?! Надо обратиться в полицию! Они должны, обязаны найти этого… этого…

– Вот мы сейчас и обратимся, – невозмутимо ответила Дворничиха.

Дверь наконец-то распахнулась, и, красный и задыхающийся, перед соседями предстал Панкрат Иванович.

Полковник Панкрат Иванович Васнецов возглавлял чудновский городской отдел ГИБДД, что давало его соседям все основания считать его самым настоящим полицейским. Прежде чем он успел раскрыть рот, Дворничиха сунула ему под нос листок с посланием.

– Добрейшего утречка, дорогой Панкрат Иванович, – заквохтала Дворничиха, мгновенно распознав недовольство на лице большого городского начальника. – Простите, что нагрянули, что беспокоим, однако ж будьте так любезны, дорогой Панкрат Иванович, взглянуть на тот хаос, на то недоразумение, в котором погрязло сегодня с раннего утра наше образцовое парадное!

Панкрат Иванович вынужденно остановился, чуть отодвинул Дворничихину руку от своего лица, неторопливо вчитался в текст и фыркнул:

– Что за чушь! Освободите дорогу! Зачем вы мне это суете! Дайте пройти.

Одновременно с этим он шагнул вперед, чем серьезно потеснил всех соседей. Те попятились. Панкрат Иванович, грозно сопя, заскрипел полом в сторону лестницы, дверь квартиры за ним хлопнула.

– Позвольте-позвольте, Панкрат Иванович, – продолжила кудахтать Дворничиха ему в спину, когда он стал спускаться, держась за слишком хлипкие для такой туши деревянные перила. – Может, и чушь, а может, и нет. – Дворничиха остановилась на верхней ступеньке, не решаясь шагнуть на лестницу до тех пор, пока Панкрат Иванович не сойдет с нее в самом низу. Дом был довольно старым, расшатанным и давно нуждался в ремонте. – Будьте так добры, любезный Панкрат Иванович, – продолжала Дворничиха сверху, – будьте так добры, загляните в ваш ящичек. Есть ли у вас это в высшей степени глупое письмишко?

– Ну а если есть, так и что? – С присвистом дыша, Панкрат Иванович наконец достиг площадки между первым и вторым этажами, и Дворничиха, тут же подобрав юбку, устремилась за ним.

– Так вот ведь и непонятно что! Совершенно, категорически непонятно! – приговаривала она. Шапочка и Николай гуськом потянулись следом. – В крайней степени непонятно, Панкрат Иванович! Может быть, такой опытный, такой мудрый человек, как вы, подскажет нам, посоветует?

На багровой шейной складке над воротником кителя Панкрата Ивановича блестели капли пота. Он хмыкнул, но ничего не ответил. У почтовых ящиков он остановился, достал из кармана платок, промокнул лицо, затем шею сзади и спереди, спрятал платок, нащупал в кармане форменных брюк ключи и с показной неохотой стал открывать свой ящик. Оттуда без задержки выскользнул сложенный вдвое листок и спланировал на пол.

– Ах ты, стерва, – еще больше осерчал Панкрат Иванович, когда листок улегся в шаге от его начищенных ботинок. – Ну! Поднимите же кто-нибудь, – недовольно рыкнул он в сторону процессии.

Делегаты переглянулись, и Николай, замыкавший шествие, бочком протиснулся мимо соседей, скользнул на площадку и подал Панкрату Ивановичу злополучное письмо.

Тот, едва взглянув, снова фыркнул:

– Ну и что? Чушь! Балуется кто-то. Дети вон чужие шастают, как у себя дома. Вот и накидали мусора всякого.

Он шагнул прямо в Николая, преграждавшего ему проход вниз, и тот посторонился. Панкрат Иванович миновал дверь в квартиру Шапочки и, покряхтывая, спустился по последнему, самому короткому пролету, под которым был вход в квартиру Дворничихи. У подъезда его уже дожидалась служебная машина с молодым стриженым сержантом за рулем. Панкрат Иванович, не оглядываясь и ничего более не сказав соседям, уселся на заднее сиденье черного седана и отбыл на службу. Письмо, зажатое меж его толстых пальцев, выскользнуло и попало в щель между дверью и сиденьем, где и было благополучно забыто.

– Ну что ж. – Дворничиха обернулась на сопровождающих, едва машина с большим начальником выехала со двора. – Осталась буквально пара квартир. Мы их непременно проверим, однако, раз Панкрат Иванович не нашел в происходящем криминала, не думаю, что нам стоит обращать пристальное внимание на это недоразумение.

– Прошу прощения, – подал голос Николай, – но мне пора на работу. Я и так уже опоздал.

Он сделал легкий полупоклон, пробрался мимо Дворничихи и шустро зашагал со двора в сторону остановки.

– Деловой какой, – бросила Дворничиха, убедившись, что Николай уже не услышит. – Мы и сами справимся, верно, Пиаф?

Собачонка чутко принюхивалась к запахам улицы, однако не делала никаких попыток покинуть карман.

Пока Дворничиха с тихим Шапочкой поднимались на третий этаж, никто не заметил, как в подъезд шмыгнул хорошо одетый молодой мужчина с пакетом в руке. Он в один прыжок одолел первый лестничный пролет, не обращая внимания на дверь в квартиру Шапочки, остановился перед следующей, с тусклой цифрой три, тихонько постучал и тут же вошел, не дожидаясь ответа.

В шестой квартире на третьем этаже дверь открылась, едва запыхавшаяся Дворничиха нажала на звонок. Навстречу ей выкатились двое малолетних детей. Младшая девочка прижимала к себе светло-коричневого плюшевого мишку, мальчик годом постарше катил по стене игрушечную машинку, издавая гудящий звук. Мать, молодая, хорошо одетая женщина, смерила взглядом и Дворничиху, и Шапочку, но, даже не поприветствовав их, повернулась спиной, чтобы замкнуть дверь.

– Доброе утро, дорогуша, – басовито пропела Дворничиха. – Подскажи-ка, не видала ль ты вот такое письмецо? – Она тряхнула листком.

Убирая ключ в сумку, женщина мельком взглянула на лист и тут же отвернулась, схватила за руку дочь, подтолкнула сына к лестнице, пробормотала:

– Давай, Сёма, давай. – И только потом чуть громче бросила: – Нет.

– Тогда загляни в почтовый ящик, дорогуша, – стальным голосом напутствовала ее Дворничиха. – Не твои ли детишки разыгрались? Мусор по ящикам разбрасывают, собак дразнят…

– Вы в своем уме? – донеслось снизу. – Им еще и пяти нет.

– Ну, для баловства хватит. – Дворничиха чуть склонилась над перилами с площадки третьего этажа. – Ты в ящичек-то загляни, дорогуша.

– Тороплюсь, – донеслось снизу, – вечером посмотрю.

– Вечером мы уж заявление в полицию отнесем! – угрожающе крикнула вниз Дворничиха, следя за соседкой в прорехи меж перилами. – Что прикажете про вас написать?

Снизу раздался скрежет ключей. Дворничиха выждала несколько секунд и крикнула:

– Ну так что же? Есть письмецо?

– Нет, – донеслось снизу. – Ничего тут нет.

Хлопнула дверь подъезда.

– Ну что ж, на нет и суда нет, не правда ли, Пиаф? – Дворничиха обернулась на Шапочку.

Они посмотрели друг на друга и одновременно перевели взгляды на дверь квартиры номер семь.