В восьмом классе Федька уже был жирным и наглым и каждый день, тяжело отдуваясь, пожирал приготовленный мамочкой тормозок. Он доставал из сумки пухлый пакет, бутерброды тщательно и придирчиво рассматривал, прежде чем надкусить. Пронзительные запахи копченой колбасы – такую отец присылал раньше с рынка, – свежего огурца и нарезного батона вызывали спазм у Ольги в животе. Она не могла думать об уроках: чертов голод выворачивал нутро наизнанку. Тогда она вскакивала и выбегала в коридор. Однажды не выдержала. Подошла к однокласснику: «Может, поделишься?» В тот день он дал. Но на следующий спросил: «А ты мне что, Потапова?» Ольга предложила помочь с домашкой, решить за него контрольную. Он отрицательно качнул головой. Потом наклонился к уху и сказал: «Сиськи покажешь?» В первый момент она едва не отпрыгнула. Дернула подбородком, будто ее ударили: «Совсем сбрендил?!» «Как хочешь». Он раскрыл невозможно ароматный пакет. Бутерброды в нем немного слежались, огурцы, нарезанные овальными пластинками, повторяли изгибы таких же кусочков сервелата, по три уложенных на один хлебный ломоть. Ольга сглотнула слюну и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы в глазах не темнело. «Ладно, давай бутер». «Э, нет! – обрадовался Федя. – Сперва ты!» Она тащилась за ним через полшколы в раздевалку нога за ногу. Раздевалка – отгороженная клетью часть коридора на первом этаже – пустовала, на третьей перемене никто не хотел на промозглую улицу. Все ломились в столовку или перекусывали домашним. Федька прошел насквозь мимо рядов, плотно завешенных теплыми куртками, шагнул в последний и, дойдя до тупика в самом углу, остановился. «Давай», – приказал он. Ольга сжала зубы и подняла тонкий пуловер, подарок отца, который мать не успела сменять на самогонку. Федька посмотрел на ее застиранный ситцевый бюстгальтер в выцветшую крапинку: «А дальше?» «Что дальше?» – Ольга старалась не встречаться с ним взглядом. «Лифчик сними, Потапова, – закатил он глаза. – Я что, на лифчик смотреть пришел?» Она завела руки за спину – пуловер пришлось придержать подбородком, – расстегнула крючки, взяла спереди белье ладонями и вместе с пуловером потянула вверх. Беззащитные узлы сосков они с Федькой увидели одновременно. «Выше, выше поднимай». Он протянул руку как бы поправить собранную в беспорядочную гармошку ее одежду, но, конечно же, коснулся прозрачной кожи с голубой схемой вен. Ольга послушно задрала шмотки почти до самой шеи – перламутровый рубец в форме икса обезобразит ее только через полтора года, – и Федька, убирая руку, снова якобы случайно провел пальцами прямо по соску и выдохнул: «Клевые! Как в кино! Я кино смотрел, Потапова, – зашептал он влажно, – там тетка такое вытворяет! Хочешь, вместе посмотрим?» – «Все! Уговор был только показать». Ольга ссутулила плечи, пуловер соскользнул до пупка.

Ольга рассказала обо всем одной лишь Иришке. Они никогда особо не дружили, Иришку все всегда сторонились из-за ее ненужности и заброшенности, слишком заметной даже для привычной ко всему детворы Пироговки. Но когда Ольга тоже стала никому не нужной и заброшенной, Иришка оказалась единственной, с кем Ольга могла поговорить. Иришку было не напугать убогостью, она с ней срослась, сжилась, подстроилась и не воспринимала ее как какое-то особенное несчастье. Она не стала бы осуждать, как другие, или, чего доброго, обвинять. Иришка тогда возмутилась: «Лапать не давай! За это пусть отдельно платит. Легко решил прокатиться – на бутерах». «Ты что, – вытаращилась на нее Ольга, – я вообще не хочу показывать, а уж тем более…» «Ну жрать-то хочешь? – здраво рассудила Иришка. – Другие варианты есть? – Ольга помотала головой. – Значит, пусть платит». Но Ольгу не убедила. С тех пор на третьей перемене в раздевалке Ольга добывала завтрак, обед, а то и ужин, если растянуть бутерброды до самого вечера, и каждый раз Федька пытался нарушить уговор. Но она научилась в нужный момент делать шаг назад, и Федькина рука зависала в воздухе.

План на эту пятницу оказался такой: не позднее одиннадцати сесть в такси, чтобы успеть доехать до дома, там сменить вечернее платье на что-то более подходящее и выдвинуться в точку, где Фёдор приказал дожидаться своих гробокопателей.

Пропустить юбилей владельца «Машмехстроя» Миши Ворожеева Ольга не могла. Приглашение на мероприятие, где соберется весь свет Чудного, она получила впервые. Раньше ходил Сергей Серафимович, лет тридцать возглавлявший редакцию. Организаторы с непривычки даже ошиблись в Ольгином отчестве. Ворожеев был крупнейшим рекламодателем «Чудных вестей», благодаря ему сотрудникам газеты платили премии и обновляли рабочие компьютеры.

Платьем пришлось озаботиться заранее. Стандартные, с декольте, Ольге не подходили. Нужное нашлось лишь в секонд-хенде: с V-образным небольшим вырезом спереди, зато сзади оголявшим полспины. Дома к нему было украшение: жемчужина в свитом из белого золота коконе на цепочке. Макияж Ольга сделала сама, а вот на укладку записалась. Поднявшись с кресла, она оглядела себя в большом зеркале с ног до головы: стремительная, резкая женщина с заправленными за уши волосами и бледными губами исчезла. Нимфа в отражении двигалась томно и неторопливо, платье при каждом шаге подчеркивало стройность ног. А вот глаза остались отцовскими, пронзительно синими. Ольга встретилась взглядом сама с собой, но на самом деле – с ним. Так, наверное, он смотрел бы на свою маленькую принцессу, если бы мог видеть ее теперь: с гордостью.

Сложность ситуации была еще и в том, что для торжества Ворожеев отчего-то выбрал вовсе не помпезный «Олимп», угнездившийся под боком у городского парка. Там отмечали праздники не только местные депутаты, администрация и силовики, но и олигархи, и даже бандиты, поскольку других столь же вместительных заведений в городе не было. Но юбиляр проявил изобретательность: гостей собирали в просторном зале санатория «Энергия», бывшей здравнице для рабочих «Машмехстроя». То есть пилить предстояло за город, а это минут сорок туда и столько же обратно.

Корпуса санатория, широко разбросанные среди сосен, прятались в темноте. Когда мама и папа еще жили вместе, они втроем приезжали сюда отдыхать. Родители не имели отношения к «Машмехстрою», но отец работал мясником на рынке, и у него всегда были свои особые связи. Ольга тогда уже умела читать, легко прочла и надпись огромными буквами с подсветкой «Энергия», хоть не понимала, что она означает. В подвал центрального корпуса они ходили в бассейн, выше были кабинеты, где ее то сажали в ванну с желтой, дурно пахнущей, густой водой, то обмазывали целиком черным, липким и противным, то заставляли лежать смирно под какими-то лампами. Лучшим воспоминанием остался неповторимый вкус кислородного коктейля.

Центральный корпус с банкетным залом и бассейном и теперь выглядел неплохо, похоже, здесь не так давно сделали ремонт. Хотя на электричестве экономили: лампы дневного света под потолком горели у входа, но дальше холл тонул в потемках. Охранник с антенкой-микрофоном у рта проводил Ольгу к гардеробу. Она неторопливо цокала на шпильках: двигаться быстрее мешал довольно узкий, длинный подол.

Пока раздевалась у стойки, никого не было, но едва лишь Ольга положила пальто на полку, откуда-то сбоку мышью в полумраке скользнула женщина примерно одних с ней лет, с ясным благообразным лицом, гладкой прической, в темном платье с белым воротом и манжетами.

Ольга поздоровалась и поблагодарила, на что женщина протянула певучим голосом:

– Во благо, милая, во благо. – И вскинула на нее крупные, немного навыкате светлые глаза. Потом кивнула головой. – Если нужна уборная, то вот рядом, дамская – которая ближе.

Слева, из банкетного зала, доносилась музыка, проход в него был задернут плотными бархатными шторами, дверь со стеклом напротив вела на лестницу. Ольга решила сначала заглянуть туда и повернула направо.

От входа к ней бегом бросился и преградил дорогу охранник, а потом вежливо, но настойчиво направил ее в зал. Ольга хмыкнула: много ли в городе дверей, которые за годы работы она не смогла открыть?

Редакция «Чудных вестей» подготовила в подарок юбиляру специальный номер, полностью посвященный владельцу «Машмехстроя» и его проектам в городе. На каждой полосе сотрудники от руки написали свои поздравления и пожелания. Герой торжества развернул газету, одобрительно покивал, потом принял от Ольги огромный юбилейный букет и приобнял ее за талию, но уже смотрел мимо и здоровался со следующим дарителем из длинной очереди торопившихся засвидетельствовать свое почтение.

Рассадка гостей демонстрировала степень важности и приближенности к юбиляру. Администратор провел Ольгу вглубь зала, уточнив: «Вы со спутником?» «Нет, я одна», – ответила она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и невозмутимо. Ее усадили за свободный столик вдали от сцены, велев ждать официанта.

Столы расставили так, чтобы все гости оказались к сцене лицом, но Ольге обзор перекрывала сидевшая впереди, боком к ней, жгучая брюнетка с четким профилем и острыми скулами, сработанными по самым актуальным лекалам. Она покосилась на Ольгу, одним взглядом считала ее стоимость вместе с платьем и украшениями и, едва заметно дернув углом пухлогубого рта, стала что-то говорить сидевшей рядом подруге.

Ольга, пропустившая обед, в предвкушении оглядела закуски, расставленные на столе: стандартное банкетное меню из салатов, нарезок, овощных ассорти, обильно прикрытых зеленью. Но тут позади снова вырос администратор.

– Не возражаете против соседа? – спросил он.

– Нет, пожалуйста…

На стул рядом с ней опустился мужчина.

– Добрый вечер. Алексей, – представился он. Голос был приятный и как будто знакомый.

Она хотела ответить, но ответ застрял в горле.

В полумраке банкетного зала Ольга признала в соседе нового главврача больницы.

Теперь он показался ей моложе, чем в приемной. Светлый костюм, правда несколько старомодный, заменил форменный зеленый балахон. Мешки под глазами спали, без медицинского колпака открывался чересчур высокий лоб. Короткие волосы едва тронула седина, щеки выбриты, и лишь его неулыбка осталась прежней.

– Поухаживаю за вами? – Сосед взялся за бутылку белого. – Вина?

Ольга отрицательно качнула головой. Пальцы привычно потянулись потереть шрам, но вместо этого стали теребить цепочку, державшую кокон с жемчужиной. Жест получился кокетливый, и она резко убрала руку, едва не сорвав тонкое золотое плетение. Кокетничать с ним Ольга не собиралась.

Доктор растерянно вернул бутылку на место. Повисла пауза, он явно не знал, как продолжить разговор.

– Меня зовут Алексей, – повторил он, – а вас?

– Ольга, – хрипло отозвалась она и съязвила: – А отдел здравоохранения разрешил?

Он посмотрел на нее с удивлением и наконец кивнул:

– Не узнал вас сразу. Выглядите прекрасно.

– Спасибо. И вы стали напоминать человека.

– Не всегда бывает возможность с нашей работой.

– Видимо, все из-за тех зомби?

– Редко смотрю кино, нет времени, – парировал он. – Давайте я все-таки за вами поухаживаю. – Он взялся за тарелку с мясной нарезкой. – Положить?

– Нет! – сердито отрезала Ольга и отвернулась.

На сцене продолжалось юбилейное действо. Букетам и подаркам уже не хватало подготовленного места на специальном столе. Из-за головы брюнетки Ольге было видно всю в рюшах верхнюю часть начальницы городского отдела культуры, рассыпавшейся в поздравлениях. Шевчук между тем методично собрал натюрморт из закусок на свою тарелку, как будто заполнил клеточки в тетради по математике, и столь же методично начал их уничтожать. Ольга сглотнула слюну.

Сзади подошел официант:

– Что будете пить?

– Воду, – вздохнула Ольга.

– Мне коньяк, пожалуйста.

– О! – протянула Ольга. – Пьющий врач – потенциальный убийца.

– Непьющая журналистка – вот что странно. – Доктор бросил в зал безмятежный взгляд. – На праздниках положено веселиться.

– А вы пришли повеселиться?

– Я пришел, потому что прислали приглашение от главного и практически единственного мецената нашей больницы. Но раз уж пришел, надо получить удовольствие.

– Ну да, ну да, – покивала Ольга. – На праздниках веселиться, жизнь разложить по алфавиту, секретаршу построить, а журналиста отправить к начальству за запросом. И вы в домике. Как Наф-Наф.

– Не одобряете? У вас есть рецепт получше?

– Ну, гибкость, например. Способ, проверенный эволюцией. Хочешь жить – умей вертеться. А жесткие правила, как по мне, добавляют уязвимости. Куда побежит Наф-Наф, если домику снесет крышу? Или стену?

– Мы же больница, мы ответственны за жизни людей. Это в газете можно позволять себе всякое, спрос с вас небольшой.

Внутри поднялась горячая волна, как тогда в больнице, и выплеснулась Ольге на щеки. Она невольно прикоснулась к лицу прохладной рукой. Есть больше не хотелось, Ольга сделала большой глоток воды и перевела дух. В центре зала топтались под музыку несколько пар, глаза раздражало мелькание стробоскопа. Уничижительный ответ никак не приходил в голову. Зыркнув в сторону доктора, Ольга неожиданно встретилась с ним взглядом; он тут же отвернулся. На лице его читалось явное смущение.

– Стоит в любой компании появиться врачу, все считают своим долгом продемонстрировать ему свой застарелый геморрой. – Ольга улыбнулась самой очаровательной из своих улыбок и села к нему вполоборота, закинув ногу на ногу, чтобы виднелись беззащитные щиколотки и высокие каблуки. – Или у вас не так?

– Разве что в моем случае это не геморрой, – уточнил Алексей.

– Представляю! – фыркнула Ольга и махнула рукой. – Не поверите, у меня примерно то же самое. Только меня тут же начинают тыкать лицом в проблемы города, за ним области и так вплоть до всей страны с ее политическим курсом. Будто стоит мне щелкнуть пальцами – и мы превратимся в тихую европейскую гавань. В общем, мы с вами в ответе за все. Как пионеры.

– С меня все же спрашивают более конкретные вещи. – В его голосе прозвучало сомнение.