Чтобы отвлечься, Остин огляделся и обнаружил, что в пабе появился еще один посетитель, если не считать тех, кто сидел, ссутулившись, за барной стойкой и кто считался практически частью обстановки, а не посетителями. Мужчина склонился над своей кружкой и сидел в противоположном углу, как будто они с Остином были ограничителями для книг. Он поднял голову, возможно почувствовав на себе взгляд Остина, и тот тут же отвернулся, узнав в этом коренастом мужчине с ледяными глазами Кевина Карлтона. Карлтон был из тех, на кого не пялятся. Остин старался жить своей жизнью и не особо заглядывать в личную жизнь других людей, однако присутствие в семье сестры означало, что ему не избежать сплетен, всегда витавших в таком маленьком городке. По словам Джин, Кевин имел дело с «сомнительными личностями», у него «целый выводок мальчишек», которые в конечном итоге «пойдут по плохой дорожке». Хотя его сестре очень многие казались сомнительными, он и сам однажды увидел, как Кевин ударил кого-то бильярдным кием за то, что тот человек слишком долго таращился на него, и знал, что только количество выпитого пива определяет, воспримет Карлтон зрительный контакт как агрессию или нет. К счастью, было еще рано, поэтому Остину сошла с рук его оплошность.

– Привет, Остин.

Он поднял голову и увидел Гэри Эндрюса, только что вошедшего в паб. Остин стал складывать газету и допил пиво.

– Привет, Гэри, – буркнул он, поймал взгляд Пэта, и они оба закатили глаза.

В пабе стало шумно; Гэри приветствовал всех остальных посетителей, хлопая их по спинам и называя по имени. За ним следовало его маленькое войско, кивками и смехом встречая каждое его слово. Остин никогда не понимал, почему за Гэри таскается так много молодых парней. Почему хихикают девицы, он понимал – как ни крути, Гэри был красивым мужчиной, – но вот, по мнению Остина, его нагловатая дружелюбность, образ «человека из народа» были всего лишь спектаклем. Он подозревал, что Пэт считает так же.

– Принести тебе еще? – спросил тот, кивая на пустую кружку Остина и явно оттягивая момент, когда придется обслуживать Гэри и его приятелей.

Остин посмотрел на часы. Его жена уже в кровати, дочь наверняка уткнулась в книгу, Джин суетится в большой комнате, которую он превратил в спальню для нее. Путь свободен. Но он еще не был готов к тому, чтобы вернуться домой.

3
Мив

В понедельник, как и каждый день, я перед школой зашла за Шэрон.

Дорога до ее дома была знакома мне, как страницы книг о Знаменитой пятерке. Я застегнула свой анорак, чтобы укрыться от колючего холодного дождя, и пошла быстрым шагом. В прошлом семестре, когда мы изучали Первую мировую войну, меня заворожил рассказ о людях, живших в окопах. Выстроившиеся в линию таунхаусы на моей улице заставили меня вспомнить о шеренгах измотанных сражениями мрачных солдат из учебников, многократно раненых или перевязанных за долгие годы борьбы и лишений. Я переходила с одной идентичной улицы на другую, пока не оказалась в более просторной и зеленой части города, где жила Шэрон.

По сути, заходить за ней смысла не было. Чтобы добраться до школы, мы все равно были вынуждены возвращаться тем же путем, что я пришла, но мне нравилось заходить за Шэрон. Мне нравились тихие, чистые улицы, а еще то, что ее дом сулил нечто такое, чего не было у моего. И различие было не в величине зданий и не в расстоянии между соседними домами. Оно было в мелочах: в тяжелых бархатных шторах на подкладке против ужасно колючих и тонких, через которые можно было видеть улицу. В табличке с фамилией против номера дома на двери. В свежеокрашенных окнах с двойными стеклами против обшарпанных деревянных рам. В неторопливой тишине улицы Шэрон, тишине, нарушаемой стуком дождя, криками птиц и шумом редких машин, против никогда не смолкающих воплей детей, которые играли на проезжей части моей улицы, лая собак и непрерывного стука футбольного мяча по мокрой стене.

Шэрон, пряча светлые волосы под капюшоном, ждала меня в конце своей улицы, и мы легко зашагали к школе. Если я была Джорджи из Знаменитой пятерки, то Шэрон – симпатичной и милой Энни. Я вся состою из прямых линий, как человечки, что я рисую в школе: невысокая, с прямыми каштановыми волосами, с прямым носом и прямым, без малейших выпуклостей телом. Шэрон же вся из плавных линий и изгибов: светлые волосы собраны в пучки; носик кругленький, как кнопка; платья в горошек. Даже почерк у нее округлый. Я всегда считала, что окружающим мы кажемся странной парой. Мы продолжили позавчерашний разговор практически с середины предложения, как будто и не прерывались.

Люди, которых мы видели по дороге, напоминали дома, мимо которых мы шли: такие же предсказуемые и неизменные. В восемь тридцать мы в унисон звонко крикнули «Доброе утро!» миссис Пирсон, выведшей гулять своего юркого джек-рассела. Мы знали, что после нее мы поздороваемся с мужчиной из углового магазина и поболтаем с ним, он обязательно будет стоять снаружи и раскладывать свежие газеты на стойку. Он назовет нас «Необыкновенной парочкой», и мы рассмеемся, как будто услышали это впервые.

Еще до того, как мы дошли до него, Шэрон пихнула меня локтем в бок и тихо произнесла:

– Берегись!

Проследив за ее взглядом, я увидела еще одного знакомого, единственного человека, с которым мы не здоровались по пути и которого, как мы откуда-то узнали, звали Брайан, хотя по имени мы к нему не обращались. Для нас он был просто «человек в комбинезоне».

Он бы молод, чуть за двадцать, и ни разу не встретился с нами взглядом. На нем была все та же застегнутая до самого подбородка темно-синяя куртка в масляных пятнах и вязаная желтая шапка с помпоном – ее неожиданная задорность резко контрастировала с его обликом, – и в руке у него был пластиковый пакет, из которого выглядывала газета.

Мы никогда не знали, появится он или нет, а когда появлялся, тут же переходили на другую сторону улицы. Сначала под тем предлогом, что от него, как говорила Шэрон, плохо пахнет, хотя мы никогда не приближались к нему настолько, чтобы определить, так это или нет. Вначале мы считали его безобидным, однако в последнее время наше отвращение к его неряшливому виду переросло в нечто более тревожное. Мы ускорили шаг и прошли мимо него по другой стороне улицы; Шэрон, вцепившись мне в руку, тащила меня за собой, спеша завернуть за угол, к безопасности.

Еще не наступило время, когда взрослые увидят для нас угрозу в Потрошителе. Пока серийный убийца убивал молодых женщин, и в школу мы ходили одни. Эти два аспекта существовали в идеальной изоляции друг от друга. Взрослые из нашей жизни не переживали за нас, однако после убийства Джозефины Уитакер над нами нависла зловещая тень Потрошителя. Мы стали внимательнее приглядываться к мужчинам, которые встречались нам по пути. Мы вглядывались в их лица, вместо того чтобы бросить «здоро́во» в обычном йоркширском стиле. Улыбки на лицах, прежде воспринимавшиеся как дружелюбные, теперь казались недобрыми ухмылками, демонстрировавшими намерения, которые мы представляли очень смутно, но про которые знали, что они плохие.

После магазина мы выбрали один из кратчайших путей, который повел нас через плотно заросшие зеленью проходы и открытые пространства, где можно было забыть, что мы дети из безликого промышленного города, и представить себя первопроходцами, открывающими новую страну. Признаком того, что мы приближаемся к цивилизации, был большой завод с высокими окнами, в которые невозможно было заглянуть, и обнесенный забором с колючей проволокой. Я всегда съеживалась, когда мы проходили мимо, вспоминая одно из наших «приключений», в которое я нас обеих втянула.

Годом ранее так уж случилось, что на Рождество я получила шпионский набор, а потом посмотрела первый для меня фильм с Джеймсом Бондом «Голдфингер», и эта комбинация помогла мне понять, что завод, по сути, прикрытие для русских шпионов. Я обсудила это с Шэрон, и та радостно согласилась, как всегда в те времена соглашалась со всеми моими идеями. А потом я предложила ей перелезть через забор и забраться внутрь.

В ответ на это Шэрон закатила глаза и просто постучала в дверь, заявив мужчине, который открыл нам, что нам очень надо в туалет. То было мое первое знакомство с ее изобретательностью в чрезвычайной ситуации, и она произвела на меня впечатление. Мужчина рассказал, как нам пройти до туалета, но мы, естественно, свернули в другую сторону, надеясь найти что-нибудь интересное, чтобы подтвердить мою версию о шпионах. В конечном итоге дошли до двери в маленький кабинет и заглянули внутрь. За обшарпанным коричневым письменным столом сидел мужчина в коричневом костюме и курил, и стены уже стали коричневыми от сигаретного дыма.

– Что вы здесь делаете? – спросил мужчина так спокойно, как будто это было обычным делом – увидеть в дверях своего кабинета двух одиннадцатилетних девчонок.

– Мы… э-э… ищем туалет, мы, наверное… – начала Шэрон.

– А что здесь происходит? – осведомилась я. Я еще не научилась скрывать любопытство.

Мужчина улыбнулся мне и положил сигарету на огромную коричневую пепельницу с горой оранжево-белых окурков.

– Мы производим вещи. Из металла. Из листового металла. – Он указал на табличку над головой. «Листовой металл Шофилдза» – было написано на ней.

Мы поспешно отступили. Никаких русских шпионов там не было, только Кеннет Пирсон, который жил на моей улице и бросил нам «здоро́во», когда мы уже у выхода прошли мимо него. Наша эскапада закончилась совсем не тем, чего я хотела, и с тех пор я торопилась миновать здание, не желая, чтобы оно напоминало мне о той истории.

Поворачивая за угол и направляясь к школе, обычно мы проходили мимо граффити на стенах заколоченной фабрики, где буквами в фут высотой было написано «В-ги прочь», но в этот день надпись была закрыта большим белым плакатом. Я остановилась и уставилась на него. Заголовок «Полиция Западного Йоркшира» почти полностью занимал верхнюю половину, а под ним жирными черными буквами было «ПОМОГИТЕ НАМ ОСТАНОВИТЬ ПОТРОШИТЕЛЯ И НЕ ДОПУСТИТЬ НОВЫЕ УБИЙСТВА».

У меня возникло ощущение, будто обращаются конкретно ко мне.

Шэрон, продолжая болтать, прошла еще несколько шагов, прежде чем заметила, что меня нет рядом, и остановилась.

– Что там? – спросила она.

– Как ты думаешь, мы его знаем? – спросила я. – Может так быть, что мы видим его каждый день и не знаем, что это он?

Шэрон вылупилась на меня и сморщила носик, словно отгоняя эту идею.

– Не хочу об этом думать, – сказала она. – Пошли, а то опоздаем.

Но я не могла не думать, и ежедневный призыв на плакате заставил меня искать его везде, во всех мужчинах, что мне встречались.

* * *

Вскоре после этого мы с классом поехали на экскурсию в городок в Северном Йоркшире, в Нерсборо, недалеко от Харрогейта. Тетя Джин назвала Нерсборо «роскошью Йоркшира». Она выплюнула эти слова с тем же презрением, что обычно относила к Югу, но в то утро, когда я встала, тетя упаковала мне с собой обед и дала подробные инструкции относительно того, что мне нужно взять с собой. Еще один список. Выцветшая желтая страничка, исписанная аккуратным почерком с завитушками, и дважды подчеркнутое «Не забыть» наверху вызвали у меня улыбку.

При посадке в оранжевый автобус, заляпанный пятнами ржавчины, все мы ждали, что первыми сядут Нил Каллахан и Ричард Карлтон. Это были те самые мальчишки, которые придумали «салочки с Потрошителем» и которые имели репутацию драчунов. Их даже поймали на курении. Автоматически предполагалось, что они займут задний ряд. Ричард, высокий, поджарый парень с холодными голубыми глазами, проходя мимо нас, послал Шэрон воздушный поцелуй. Шэрон скривилась и закатила глаза, но я видела, как под веснушками ее щечки покрыл легкий румянец. Выглядела она при этом очаровательно.

Не помню, когда точно это началось – то, что мальчишки стали по-другому реагировать на Шэрон, – но в какой-то момент я заметила, что она привлекает к себе совсем не то внимание, что я. После этого я пыталась смотреть свысока на мальчишек, а иногда и на мужчин, которые таращились на Шэрон или распускали перед ней хвост. Однако иногда от сознания, что я остаюсь невидима для них, у меня перехватывало горло.

– В сторону, – сказал Ричард тихому мальчику по имени Иштиак, собиравшемуся подняться по ступенькам в автобус.

Иштиак встал сбоку, не сказав ни слова. Мы с Шэрон поднялись следующими, морщась от едкого запаха застоявшегося табачного дыма и хлорки. Мы знали наше место и сели посередине; спереди же, под защитой наших учителей мистера Уэра и мисс Стейси, устроились самые тихие ученики, в том числе и Иштиак.