– Как вам сказать… – замялся тот. – Сначала помешала Первая мировая, собственно, события в Элизиуме и происходили в то же время, потом революция и последующая Гражданская война. Потом шло восстановление страны, дом привел в относительный порядок один энтузиаст, директор городского музея. Потом снова война – Отечественная. Оккупация. Разумеется, находились пытливые умы, жаждавшие раскрыть тайны усадьбы.

– Как интересно, – оживилась Ася. – Я готова слушать вас до завтрашнего дня. Нет, правда, таких историй мало…

– К сожалению, мне пора, – развел он руками. – Элизиум долго стоял в запустении, местным главам неинтересны были легенды, требующие денег. Считали, усадьба Элизиум неперспективна, хотя по большому счету следовало бы восстановить все поместье вместе с деревеньками, сделать туристический комплекс. Представьте, туристы селятся в крестьянских избах, изучают быт, отдыхают. Это же наше наследие, его необходимо сохранить, а экскурсии организуем, столица области недалеко, там полно народу, из других областей привезем туристов. Местный олигарх обещал подарить музею автобус!

Подал голос и Аристарх, стоявший под лестницей:

– Судя по записи на стене, дом пользуется популярностью у молодежи. Взгляните сюда! Спорим, автографы оставлены недавно, а возраст писателей примерно шестнадцать-семнадцать, спорим?

Переступая через груды булыжников и щебенки, все подались к нему. Под лестницей, где остался приличных размеров островок штукатурки, сделана черной краской запись, которую зачитал Арик, выделяя интонацией орфографию:

– «Здес Вита и Марат правили ночь. Было клево. Клад ни нашли, с превидениями паздаровались и выпили с ими».

– А по каким признакам вы решили, что запись сделана недавно? – заинтересовался Зуйков, надевая очки и забыв, что спешит. – Как определили возраст?

– Так безграмотно пишут те, кто или завершает школьное образование, или образовался недавно, но не отличался усердием, – козырнул аналитическими способностями Аристарх. – Парочка здесь ночевала, не побоялась ремня родителей, значит, они, скорей всего, покончили со школой. Выпивали, о чем сообщили. Вот вам и возраст. Именно в этом возрасте жаждут ощутить взрослость, независимость, пробуют на вкус грешки, сестра не даст соврать. Она психолог по призванию, хотя я лично наукой эту лабуду не признаю.

– Насчет парочки я – да, соврать не дам, – подтвердила Ася. – А насчет психологии ты не прав. Хочу внести уточнение, Юлиан Корнеевич, психологом Арик называет меня в шутку, на самом деле я искусствовед, не очень востребованная профессия, мне не удалось найти работу, кроме как у мужа и брать уроки у бухгалтеров.

– А по потекам, оставленным непогодой, понятно, – продолжил Аристарх, увлекшись восстановлением ночной картины, – что записи менее года, думаю, она сделана прошлым летом, ночевать в холоде никто не будет, верно?

– Действительно, скорей всего, автограф пережил зиму, – согласился Зуйков. – Да вы прирожденный сыщик, друг мой!

– Я всего лишь журналюга, нас не любят, особенно жулики.

– Не скромничай, логикой владеешь на пять.

И Егор зааплодировал шурину, тот шутливо раскланялся, но, заметив хмурое выражение на личике сестрички, переключился на директора музея:

– Итак, здесь живут привидения, они выпивохи и общительные, здешнее место проклято, легенд навалом… а как насчет клада? Вдруг хозяин, предвидя революцию, спрятал его?

– Ну… – развел руками Зуйков, смеясь. – Клады, клады… мечта романтиков, по их убеждению, без кладов старинных особняков не бывает.

– Так до сих пор находят, – заметил Аристарх.

– Огорчу вас, – усмехнулся директор. – Усадьба, оставшись без присмотра, неоднократно подвергалась налетам, чему не мешали привидения. О богатствах Беликова ходили легенды, поэтому кладоискатели и авантюристы были здесь частыми гостями. Захаживали сюда и с металлоискателями…

– Не повезло искателям? – догадался Егор.

– Может, кто-то и обнаружил сокровища, но не анонсировал находку. Полагаю, все проще: не прятал Беликов здесь сокровищ.

– А есть версии, куда они делись? – поинтересовался Аристарх.

– У меня есть, – лукаво сощурился Юлиан Корнеевич.

– Умоляю… – сложил молитвенно ладони Аристарх, вот только иронии не избежал, – поведайте нам версию, какой бы безумной она ни была, а то ночью спать не буду, кушать не смогу.

– Разочарую, моя версия как раз не безумна, – усмехнулся Зуйков. – По элементарной логике Беликов банально бежал. Наверняка у него были проблемы с законом, которые он решил таким простым путем, а чтобы ввести в заблуждение абсолютно всех, побег завуалировал таинственностью. На самом деле нанял в городе коляску и однажды глубокой ночью тайком ото всех увез свое золото вместе с красавицей-женой. Вот и сказке конец.

– Ммм… – протяжно замычал Аристарх, почесывая затылок. – Логично и типично. Но обидно. Мы уже раскатали губы, как будем искать клад, а тут такой облом.

– Извините, ничем помочь не могу, – развел руками директор музея, затем взглянул на часы. – Так… Вы здесь осматривайтесь, привыкайте, а я поехал.

Асю, создание весьма впечатлительное, занимала другая сторона – исключительно мистическая:

– Юлиан Корнеевич, а таинственные звуки… вы как их трактуете?

– Думаю… – Зуйков на полпути к выходу остановился и развернулся к группе ребят. – Некто прознал о бегстве Беликова, не исключено, что помогал ему и решил воспользоваться отсутствием хозяина. Безусловно, он не был наивным и понимал, что Беликов ценности увез, но! В доме остались картины, канделябры, коллекция старинных ваз, в том числе и древних китайских династий, манускрипты, стоившие уже в те времена состояния. В общем, было чем поживиться. А народу здесь проживало достаточно, чтобы заметить чужака в любой час суток. К усадьбе прилегали деревеньки, практически все жители работали у Беликова на земле, а прислуга проживала в доме. Мошенник знал, что работу дворня терять не захочет при любых обстоятельствах, значит, будет ждать хозяина, следовательно, слуги поймают его на грабеже и отдадут полиции, но, если их напугать…

– Но пугал уж очень страшно, – не дослушала Ася. – И все равно непонятно, что это было. Ведь какие-то предположения… м… версии наверняка ходили. Я уверена, не один человек проявлял любопытство к самой истории жизни в этом особняке и к исчезновению хозяина.

Улыбаясь, Зуйков закивал головой:

– Наверняка! Сам я не так давно здесь обосновался, всех нюансов не знаю, но… Странных звуков можно достигнуть при помощи труб различного диаметра из разных материалов. Какой бы пример вам привести… О, тибетские трубы издают глубокий и экзотический звук, очень мощный и жуткий. Трембита ни на что не похожа и способна напугать человека, если он никогда не слышал ее. Правда, она длинная без меры… но как пример подходит. Вувузела! Африканская труба тоже своеобразна, все эти трубы можно принять за стоны, вопли, плач, крик. Особенно, если выбрано удачное место, чтобы звук далеко разносился.

Еще раз подняв к глазам руку с часами на запястье, Зуйков решительно зашагал к выходу, на ходу извиняясь:

– Простите, ребята, я побежал. Если что – обращайтесь.

– Я провожу Юлиана Корнеевича, – бросил ребятам Аристарх, – и осмотрю владения снаружи.

На самом деле он решил оставить наедине Асю с мужем, чувствуя, что сестра на нервах. Она не скандалистка, нет, но жить на «вилле» в состоянии руин, ко всему прочему с богатой мистической историей явно ей не по вкусу.

Тот же день. Наследие

В том же городе, который унаследовал Элизиум, Роберт Вадимович Тормасов наконец решился осуществить вторжение на чердак, где давно следовало навести порядок, точнее, подогнать грузовик, свалить все в кузов и вывезти на свалку к чертовой бабушке. После завтрака он подхватил пятилетнего внука на руки и понес к узкому коридору, которым никто не пользовался.

Дом выстроен из кирпича, двухэтажный и с большими комнатами, купеческой архитектуры. Может, такого термина и нет, Роберт Вадимович не узнавал, но в городе сохранилось множество купеческого наследия, притом нет ни одной копии особняка, вместе с тем все имеют нечто общее. Разумеется, уважающий себя купец не мог построить жилище как у соседа – только лучше. Как-то так.

– Дед, куда мы идем? – спросил Слава.

К Роберту Вадимовичу не клеилось слово «дед», он отлично выглядел в пятьдесят четыре, импозантно, короткая бородка с сединой, подчеркивающая рельефные губы, ни на йоту не добавляла лет. Специально не молодился, как некоторые пожившие на этой земле люди, из-за чего кажутся смешными и нелепыми. Без лишних усилий он производил впечатление энергичного, спортивного, позитивного человека, за это его любили студенты и коллеги.

– Начнем с того, что иду я, а ты на мне едешь, – сказал он внуку, взъерошив свободной рукой волосы ребенка. – Мы, Славка, сейчас попадем в самое таинственное место на свете.

– А где это? – И глазенки мальчика загорелись азартом.

– Там, на самом верху.

К этому моменту они очутились перед крутой лестницей, Славка реально запрыгал на руках деда от радости и закричал:

– На чердак! На чердак! Ура-а-а!

– Тише, тише, упадешь. – Роберт Вадимович поставил внука на первую ступеньку и глянул вверх. – Ну, двинули? Только осторожно, не свались.

Радость Славки понятна, ему категорически запрещали подходить к лестнице, однажды он ослушался и после попытки тайком пробраться на чердак его познакомили с углом, где простоял он до вечера. Наказали мама с папой, не успели приехать – и сразу наказали, жаловался позже внук деду. В свое время не только Славке было запрещено посещать заветные чертоги под крышей, но и всем домашним, деду неоднократно пробовали намекнуть и…

– Что, уборка?! – агрессивно реагировал старикан, ставя кулаки на стол и оттопыривая локти в стороны, словно собирался бить всех подряд. – Какое ваше дело до моей пыли? Это моя пыль. Не сметь вторгаться в мою обитель!

Да баба с возу – животному легче! Роберт Вадимович запретил жене и невестке приставать к папе, который не отличался любезностью, а к старости стал грубым брюзгой. Отец так и жил на своем чердаке, спускаясь только к столу, но, когда умер, вместе с ним ушло и нечто невидимое, объединяющее. Над стариком подшучивали в семье (когда рядом его не было), переглядывались за столом, обсуждали причуды, слушали философские нравоучения. И вдруг эта часть жизни исчезла, ее стало не хватать. Роберт Вадимович и так-то не проявлял интереса к обители наверху, а после похорон запер дверь на ключ и ни разу не поднимался наверх.

Прошел год. Внезапно вспомнились обиды на отца, детские и взрослые, мелкие и крупные, словно он, теперь невидимый, сам напомнил о себе. И охватила наследника печаль: будто бы ничего и не связывало его с отцом, кроме жилплощади, но это не так, кровь-то одна, правда, иногда казалось, она разного состава.

И вот он повернул ключ в замке… Вошел, попав без машины времени в начало двадцатого века, а то и в девятнадцатый. Поставив Славку на ноги, перво-наперво оглядел большое помещение под крышей с арками разной величины, разделяющими пространство на зоны типа комнат. Здесь вся площадь заставлена старинной мебелью, куча всяческих вещей тоже оттуда. Роберт Вадимович поднял глаза на источник яркого света – окно встроено в крышу, не любил он лампы дневного света, а от этого окна впечатление – будто дневные лампы горят. Внук ринулся к первой вещи, притянувшей его внимание, не рискнул потрогать руками, спросил:

– Какой большой шарик… Для чего он?

– Это глобус, – идя к мальчику, сказал дед. – Макет нашей Земли, на которой мы живем. М-да, не стандартный шарик, просто огроменная штуковина.

– На круглом шарике живем? Как же мы не падаем?

Логично. Роберт Вадимович нашелся:

– Ты же, когда стоишь, не чувствуешь, что Земля круглая? Потому что она большая-пребольшая, а мы с тобой маленькие-премаленькие. И Земля нас притягивает, мы липнем к ней. Ты же видел магнитики на холодильнике? Так и мы прилипаем к Земле. Я покажу на компьютере, как все выглядит.