Звук шёл не со стороны дворов. Со стороны дороги. С того её конца, что, как Агнесса знала, проходил через оставшуюся деревню и терялся где-то под сенью густого хвойного леса.

Она повернулась лицом к звуку.

Бум-бум-бум.

Совсем близко. Ведьма сжала зубы, и попыталась дышать потише, чтобы не мешать себе вслушиваться. Любое движение могло стать решающим.

Но тут ветер разогнал тучи. Холодная октябрьская луна бросила пригоршню света на мокрую улицу. В разлившемся небесном серебре Агнесса наконец увидела Матвея.

Правда, в этот раз он выглядел незнакомо. Строгий костюм-двойка, туфли, галстук. Но русая шевелюра всё так же растрёпана, всё так же с диковатым прищуром смотрят тёмные весёлые глаза. Она знала – карие. А ещё знала – в этот раз не морок.

– Здорово, Агнешка! – сказал он и подошёл ближе. Длинная палка, которой он вёл по трухлявому забору, сделала «Бум!»

– Прибью, – сказала Агнесса.

– Что у нас тут? – проигнорировал её фразу бывший почтальон, вглядываясь в дома поблизости. – Это что, тройня? Ого!

– Где тебя носило? – Агнесса испугалась, это было неприятно, так что, чтобы немного успокоиться, она решила поворчать на Матвея.

– Дела, – не посчитал нужным объясниться Матвей и воткнул палку в землю рядом с собой. Потом стал деловито закатывать рукава пиджака, стремительно теряя в официальности.

Агнесса молча наблюдала за его ловкими движениями, не зная, ругаться или радоваться.

– Мне твой морок присылали.

– Знаю. Почувствовал.

– И как оно?

– Противно.

– Как противно?

– Как когда в коровью лепёшку наступишь, – хмыкнул он. – Агнесса, что за вопросы. Хочешь, сделаю с тебя морок, попробуешь?

– А ты можешь?

– Не знаю.

Она молча смотрела, как он развязал галстук, скрутил его в улитку и спрятал в карман.

– Ты чего разоделся-то?

– А?

– Говорю, чего в нарядном? И без куртки? Холодно же.

– Мне не холодно, Агнешка.

Матвей снял кожаные ботинки, поставил у забора, чтоб, мол, не замазать. Закатал брюки до колена. Взял в руки свою палку.

– Ну, идём. Тройня – не шутки, надо поскорей разобраться. Скоро полночь.

– Матвей? – Агнесса задумчиво смотрела на старого приятеля.

– Чего?

– Что не так?

– Да нормально всё! Вот эти бабы, вечно надумают, – он сплюнул в серую траву. – Идём, говорю! Время теряем.

Подкрепляя слово действием, Матвей развернулся и уверенно пошёл к первому двору.

Агнесса постояла немного, задумавшись. Бывший почтальон всегда был тем ещё петухом, но в этот раз всё было слишком уж странно. Она посмотрела на ботинки. Совсем новые.

«Мне не холодно, Агнешка».

Она наклонилась и подняла ботинок. Посмотрела на подошву. Так и есть. Неношеные.

Костюм, галстук. Неношеные ботинки.

Она тяжело вздохнула. Но сразу взяла себя в руки. Не время раскисать.

– Агнешка!

Ведьма досчитала до трёх и пошла следом за Матвеем.

Они начали с крайнего двора.

Почтальон небрежным жестом откинул петлю, что держала калитку. Привычно, ничего не боясь, прошёл мимо палисадника. Стукнул палкой по закрытой ставне, из-под которой лился зеленоватый свет. Ставня слегка приоткрылась и хищно лязгнула. Но на этом всё.

– Эй, хозяева! – Матвей пошёл дальше, босиком по холодной земле двора, помахивая палкой и то и дело постукивая ей то по колодцу, то по стволу подвернувшегося фруктового дерева. – Есть тут кто живой? Или неживой? Вам письмо-повестка-журнал «Мурзилка»!

Агнесса вздохнула и постаралась не отстать.

– Повестка? Серьёзно?

– А что?

– Никто не выйдет.

– А ты бы и рада была, да?

– Нет.

– Нет? Да ладно, тебе ж страшно, Агнешка. Страшно? Ну скажи, страшно ведь, да!

Ведьма покачала головой.

– А-а-а, врёшь! Слышь, подруга, ну что ты упрямишься! Меньше тебя не станет, если скажешь правду! Боишься? Ты ведь боишься! Боишься до дрожи, до мурашек, до козявок, до чего там ещё девчонки боятся. Признавайся!

– Не шуми, Матвей, – Агнессе показалось, что она услышала посторонний звук. Они понемногу обходили сарай, скоро будут огороды.

– Чего?

– Тихо!

– Ты мне рот не… Ох, чтоб меня!

Они как раз завернули за угол, чтобы увидеть, что три двора всё-таки срослись. При чём в самом худшем варианте – огородами.

Чёрная сырая почва словно разворочена гигантским плугом. Робкий свет полнолуния не дотягивался до дна глубоких рвов, которые, как следы гигантских когтей, расчерчивали землю. По всему участку тут и там в беспорядке валялись тыквы, большие и маленькие, разных форм и размеров. А посреди всего этого возвышалось огромное пугало. Оно было размером с дерево, даже немного поднималось над кривыми яблонями, что окружали огороды. Ветер шевелил повисшие на перекладине лохмотья. Вместо головы на основание была надета… Агнесса прищурилась – да, всё так, большая тыква.

Матвей замер на краю перекопанной земли. Ведьма остановилась рядом.

– Слышь, Агнешка, глаза у него есть?

Она старательно вглядывалась в неровную поверхность насаженного на кол овоща. Потом покачала головой.

– Плохо видно. Но вроде ещё нет.

– Снять бы, пока не появились. Идём.

Он хотел было шагнуть вперёд, но вдруг остановился. Помедлил.

– Ты чего? – Агнесса, уже успевшая ступить на влажную почву и завязшая по самую щиколотку, обернулась. Матвей задумчиво разглядывал чернозём.

Ему неприятна сырая земля, подумалось Агнессе. Оно-то и понятно, но не хотелось бы, чтобы он разобрался, почему так странно себя чувствует, до того, как они покончат с пугалом и замкнут эту клятую троицу.

– Идём, Матвей! Чего стал? – поторопила она.

Почтальон сощурился, поджал губы и ступил на вскопанную землю, как в воду нырнул. Убедившись, что ничего не случилось, перехватил палку покрепче и уверенно зашагал к пугалу.

– Я буду голову сбивать, а ты прикроешь, – бросил он ей, проходя мимо.

– Ишь, раскомандовался!

– Не шуми, Агнешка. Ты ж не допрыгнешь.

Агнесса покосилась на высокое пугало. Что верно, то верно.

Идти по вспаханной сырой земле было тяжело. Ведьма засунула посох под руку и подоткнула за пояс юбку. И, стараясь не потерять равновесие, поспешила за Матвеем.

Луна на время спряталась за тучи, и потому она не сразу поняла, откуда донёсся звук. То ли стук, то ли треск. Где-то впереди выругался Матвей. Звук повторился, и только тогда до Агнессы дошло: тыквы. Это трескались и раскалывались на части тыквы. Похоже, пугало учуяло гостей и позвало подмогу. Агнесса услышала рассерженное, злобное шипение.

– Агнесса, беги!

Под звуки лопающихся плодов они добежали до возвышения, на котором стояло пугало. Матвей сразу бросился на шест, ловко, по-обезьяньи вскарабкался на перекладину, перекинул ногу, зацепился и попробовал сдвинуть голову-тыкву.

– Крепко сидит! Мне нужно время! Агнешка!

Агнесса стала спиной к шесту, бросила посох под ноги и набрала полные горсти соли в карманах. А потом жестом широким, как будто жито сеяла, сыпанула соль в наступающую, полную хищных звуков и шорохов темноту.

Луна вышла из-за туч. Ведьма вздрогнула: лучше бы не выходила. Серебряный свет упал на море извивающихся, влажных тёмных тел, которые укрыли землю во все стороны вокруг. Между безобразными щупальцами, хвостами и слюнявыми пастями истекали соком лопнувшие, развороченные внутренностями наружу тыквы. От соли кожа существ пузырилась, исходила чёрным дымом. Они шипели, отступали, в ярости размахивая длинными когтями.

В отвращении Агнесса сделала шаг ближе к пугалу. И почувствовала, как плеча коснулось полотнище, что висело на перекладине. Будто потревоженное ветром.

«Но ветра нет…” – подумала ведьма. Медленно обернулась.

Чтобы встретиться взглядом с двумя сияющими колдовским огнём глазами тыквы.

– Матвей!!! – что было сил позвала она.

Почтальон сообразил без лишних слов, и уже перекинул ногу, чтобы спрыгнуть на землю, но не успел. Одна из рук-перекладин вдруг извернулась и, как змея, метнулась в его сторону.

Агнесса схватила посох, размахнулась, но поняла, что не успевает. Занося длинный осиновый кол, она увидела, как расщепившаяся на два острых длинных когтя рука пугала пронзает Матвея насквозь.

Она закричала и воткнула осиновый кол прямо в пылающий глаз тыквы.

Пару секунд ничего не происходило. Ведьма слышала, как глухо ударилось о землю тело почтальона, но не могла отвести взгляд от огромных пылающих глаз, исходящих липким тыквенным соком.

А потом голова пугала взорвалась.

Сила взрыва была такой, что Агнессу отшвырнуло до самой улицы. Падая, она снесла спиной гнилой забор, ударилась об асфальт и потеряла сознание.

Когда ведьма открыла глаза, вокруг было тихо. Шумел ветер, шуршал по пожухлой траве дождь. Агнесса почувствовала, что замёрзла и промокла насквозь. С трудом, постанывая, она поднялась и заметила, что небо на востоке понемногу светлеет. В зыбких предрассветных сумерках были видны последствия взрыва: все три двора сравняло с землёй.

Прихрамывая, Агнесса подошла к границе участка. Земля была укрыта досками, стеклом, кирпичом и обрывками ткани. Она схватила длинную палку, что валялась поблизости и, опираясь на неё, как на трость, подошла к тому месту, где незадолго до полуночи стояло пугало. Пусто. Потом она обошла огороды, сад, все три участка. Осмотрела улицу. Никого.

Сначала она ходила тихо, потом осмелела и попробовала звать, но Матвея нигде не было. Наконец, Агнесса сдалась. Решила вернуться днём, взять с собой вилы и топор, чтобы раскидать доски и, что уж там, найти тело. Похоронить по-человечески.

Серый свет понемногу заливал уставшую от колдовской ночи деревню. Ветер понемногу стих, как это обычно бывает перед самым рассветом. В наступившей глухой тишине звучали только шаги Агнессы и стук редких капель, падающих с неподвижных деревьев на шершавый асфальт. Поднимался туман.

Агнесса подошла к своей калитке, с облегчением откинула петлицу, прошла по знакомой дорожке. Поставила у входа подобранную на огородах палку, взялась за клямку, чтобы открыть входную дверь, и тут поняла, что палку эту уже видела. Это Матвеева. Та самая, которой он стучал по забору, когда пришёл на помощь среди ночи. В носу защипало, Агнесса сердито хмыкнула и вдруг почувствовала, что за спиной кто-то есть.

Резко повернулась.

На дорожке стоял Матвей.

Он выглядел ужасно. Взрывом разворотило половину лица, содранная с щеки кожа висела лохмотьями. Правая глазница была пуста. В груди – дыра.

И ни капли крови.

Агнесса отвела руку за спину и положила её на клямку.

– Здорово, Агнешка, – мертвец довольно ухмылялся. – Пригласишь в дом?

– У тебя ноги грязные, – по привычке огрызнулась Агнесса, обмирая от страха и пытаясь тихо открыть дверь. Как назло, клямка всё никак не поддевала засов, соскальзывала.

– Что, даже солью меня не посыпешь? – Матвей облизнул губы, и ведьма заметила, что язык его начал деформироваться в жало.

Это было ожидаемо. Неправильно похороненный мертвец почти всегда превращается в упыря. Удивительно было то, что ему удалось сохранить разум в течение ночи. Агнесса даже понадеялась, что ей удастся найти тело и упокоить старого друга до того, как злые силы возьмут его в оборот. Но, видимо, взрыв ускорил процесс.

– А толку тебя солить? – нельзя показывать страх. Она знала, что нужно делать. Для начала – открыть дверь.

Ведьма всё давила и давила на клямку в надежде услышать стук крючка, поддевшего щеколду.

– Знаешь, Агнешка, ты всегда была такой недотрогой, – он опять облизнулся.

– Зря ты это делаешь, Матвей.

– Ты бы знала, как я мечтал о тебе.

– Я знала.

– Ты думаешь, я не слышу, что ты пытаешься открыть дверь? – зубы его немного заострились по концам. Зрачок в оставшемся глазе стал овальным. – Тебе не убежать в этот раз, красавица.