Ия Поликарпова-Гилевич «Жилец»

Оно опять шумело. Сначала из недр винтажного комода начинало доноситься тихое шуршание, будто нахальная мышь приложилась к тетушкиному кашемировому свитеру. Затем обязательно раскатисто били напольные часы, и им было, как говорит молодежь, абсолютно «фиолетово», что новый час еще не наступил. После боя последние разы Виктор предпочитал запираться в своей спальне. Комнатка-пенал в конце по коридору восстановленной из коммуналки барской квартиры уже шестую ночь превращалась в импровизированную крепость – там ничего не было кроме кровати, испуганного Виктора и старинного камина. Изразцы на нем то и дело норовили вспыхнуть кровавыми каплями, но это куда лучше, чем видеть во всех отражающих поверхностях алые разводы и то и дело ощущать арктические прикосновения на своей шее.

Виктор смахнул со лба липкую от пота прядь черных волос и залез с ногами на кровать. Пушистое одеяло на миг вызвало отвращение: будто сотни волосатых гусениц коснулись ладоней своими щетинками.

Вдох-выдох, еще один глубокий вдох. Виктор закрыл глаза и попытался представить себя на море, в университете, да где угодно, лишь бы подальше от тетушкиной квартиры в дореволюционном доме. Воспоминания кружились, мелькали мозаичным калейдоскопом, но упорно возвращали Виктора в то утро, когда он согласился. Согласился тут пожить.

В ушах снова пиликала мелодия домашнего телефона. Та самая, из какого-то классического произведения, про которую говорят: «О, я знаю ее, это же…», – и замолкают, выбирая между Моцартом и Бетховеном. Конечно, никто из этих композиторов отношения к телефонной трели не имеет.

– Витюша, как дела? Мне помощь твоя нужна, не откажешь Нелли Владимировне? – Тетушка всегда так. О себе в третьем лице и с нахрапом. А чего еще ожидать от директора одного из крупнейших государственных музеев?

– Доброе утро, тетя Неля. Да,конечно, слушаю вас, – в тот момент об отказе не было и мысли. В прошлый раз ерундовая просьба поволонтерить на мероприятии музея обернулась стажировкой в Берлине – Нелли Владимировна умела благодарить.

– У нас конференция в Москве. Ну конечно, надо ехать. Там на недельку всего, но я что-то переживаю, как мои жильцы без меня. – Виктор понимал. Антикварные вещицы и этнографические редкости. Свою квартиру она давно превратила в своеобразный филиал работы, стены коридора увешаны оригинальными полотнами художников прошлого, все горизонтальные поверхности уставлены самое малое фарфором династий а-ля Цинь, а то и масками племен, о которых вообще мало кто слышал.

– Не доходят никак у Нелли Владимировны руки сигнализацию поставить! Ох, Витюша, а пора бы. У Веронички, ну ты помнишь ее, мы с ней в Штаты на аукцион летали прошлым летом, как вот у нее квартиру обнесли, а полотна, полотна из рам вырезали! – голос тетушки дрожал от негодования. – Это не просто вандализм, это варварство! Сто лет картина жила, а какие-то… Ты прости меня, на обсценную лексику тянет.

– Вы хотите, чтоб я неделю пожил у вас в Питере? – прервал Виктор причитания.

– Да! Именно так. Мне спокойнее будет, что хоть одна живая душа там будет. Я понимаю, понимаю, – Виктор успел только шумно вздохнуть в трубку. – Из Воронежа путь неблизкий. – Виктор снова вздохнул. – И не надо мне про учебу! Знаю я, как вы там на последнем курсе ходите. Никто тебя не отчислит за неделю.

Тетя была права. Виктор согласился.

Навязчивое воспоминание разбили крики на улице. Виктор резко обернулся и подполз к окну. На тротуарах Литейного проспекта улюлюкали и приплясывали ряженые: призраки, ведьмы, вампиры и герои марвеловских фильмов всех возрастов.

«Сегодня же Хеллоуин!» – Виктор плашмя растянулся на кровати. Только этого и не хватало, да. Он прислушался – на удивление, из коридора не доносилось посторонних звуков, только тикали напольные часы. Тишина не принесла долгожданного облегчения. «Оно меня сегодня сожрет. – Губы Виктора скривились в угрюмой ухмылке. – Утром на двери был какой-то знак мелом. Чего я, дурак, не стер его? Как мышь шмыгнул в квартиру и все. Господи, я всегда как мышь. Сижу под одеялом в этой комнатушке и жду своей смерти. Знак, знак… Небось метка смерти какая-то. Надо пойти и стереть. Пойти стереть…»

Шум вернулся внезапно, разрывая сладкое забытье мрачного сна и вплетаясь в сознание грубыми нотами. Сперва прозвучал негромкий шорох бумаги, прокатившийся по темной гостиной. Словно невидимый библиотекарь нетерпеливо перелистывал пожелтевшие страницы огромного фолианта. Затем легкий скрип паркета, ритмичный и настойчивый, плавно перешел в назойливое постукивание, будто ночной гость решил приготовить на кухне отбивные, но боялся разбудить соседей.

За окном неясно шевелилась ночь, обрамляемая серым туманом фонарей, усиливая жутковатость звуков из-за закрытых дверей. Звук «отбивных» резко стих и грянул неприятный металлический звон, напомнивший Виктору звук монет, рассыпанных по мраморной поверхности пола старинного замка.

Дрожащими руками он невольно потянулся к лицу, закрывая уши, хотя и знал заранее, что звуки продолжат существовать независимо от их восприятия.

Что-то ползло по спинному хребту тонкими пальцами, поднимая волоски, провоцируя раздражение кожи мелкими колючками, будто муравьи возятся под одеждой.

Виктор судорожно сглотнул, осознавая полную беспомощность против того, что находилось за пределами поля зрения.

Где-то поблизости раздался протяжный треск, будто чья-то гигантская рука своими когтями пыталась проскрести дверь, отделяющую комнату от остальной части квартиры. Виктор чувствовал, как напряжение воздуха усиливается, становится гуще, пропитываясь незримой угрозой. Он замер, прислушиваясь к каждому звуку, тщетно надеясь, что страшный гость исчезнет сам собой. Но мир заполнялся бесконечным ожиданием ужаса, нарастающим чувством неизбежности встречи с неизвестным врагом.

Перед глазами всплыла картина из нашумевшего фильма Кубрика, где герой разрубал дверь в ванную топором. Виктор нервно хихикнул.

Атака на дверь прекратилась, но долгожданного покоя это не принесло. Из коридора послышался многоголосый шепот. «Картины!» – Виктор зажмурил глаза. Их голоса складывались в неразборчивую смесь загадочных предложений, адресованных кому-то другому, не предназначенную для человеческих ушей.

Затем шаги, решительные и твердые, отступили от двери куда-то в сторону гостиной. Вслед за ними зазвенели стеклянные бокалы, аккуратно расставленные в резных буфетах. Звон отдавался металлическим дребезжащим эхом, отзывающимся дрожью стекла в раме комнаты-пенала.

Виктор схватился руками за голову, ощущая слабость во всем теле, невозможность противостоять тому, что двигалось навстречу, приближаясь к нему, разрушая последнюю преграду покоя и стабильности. Он знал, что сейчас произойдёт нечто необратимое, ставящее точку в долгой борьбе страха и рассудка.

«Все будет хорошо, надо дотянуть до рассвета, все будет…» – мантру в голове прервал какой-то новый звук. Виктор глубоко вздохнул и прислушался.

Клац, клац, клац. Кто-то пытался открыть замок на входной двери. Еще раз клац. Знакомый «щелк» ручки и торопливые шаги по коридору.

– Фонарик выключите, дебилы! Вас видно, как днем! – процедил недовольный бас.

– Думаешь, у нее камеры? Сигналки-то нету! – второй растягивал слова, будто непрерывно жевал жвачку.

– Вот на тебе и проверим, бестолочь. Живее, что вы как зомби, ей-богу!

Виктор осторожно встал с кровати и, ступая на цыпочках, подкрался к двери.

Из коридора послышалась возня и брань. Заелозил замок, как на рюкзаке, щелкнуло что-то вроде перочинного ножа.

Именно в этот момент раздался рокочущий вой, исходящий сразу со всех сторон. Пространство словно уплотнилось, заставляя дыхание задержаться. Виктор ощутил дуновение холода, расходящегося волнами от его двери.

– Тише вы оба, что за чертовщина?! – раздраженно зашипел первый.

Первым завопил жующий, явно пораженный каким-то неприятным зрелищем. На пол с грохотом рухнули инструменты – ножи или отмычки, Виктор не знал. Раздался топот и ругань – в темноте жующий налетел на третьего, молчаливого, напарника. Хрустнуло дерево и что-то посыпалось на пол – это один из грабителей неудачно налетел на ажурный столик и, судя по всему, сломал его.

Тяжелые, вполне материальные тела бились о входную дверь, которая никак не хотела поддаваться. Драка с перерастала в сражение, сопровождающееся болезненными криками, тяжелыми ударами и стонами. Наконец-то дверь лязгнула и воцарилась тишина.

Виктор дрожащими пальцами повернул замок и выглянул в коридор. Пространство у входной двери и впрямь напоминало поле битвы: все, что могли сломать, сломали, все, что могли опрокинуть, опрокинули. Только гигантская глиняная ваза с крышкой под зеркалом каким-то чудом оказалось невредимой.

Он осторожно подошел к вазе и снял крышку. Внутри клокотала тьма, а с самого дна доносился тихий, но очень приятный звук – как мурлыканье кота.

Крышка вернулась на место, и Виктор заметил, что его пальцы испачканы мелом. Он снова поднял крышку и покрутил ее в руках.

«Сторож» – белела внутри надпись.