Хозяин дубравы. Том 4. Повелитель корней (страница 6)

Страница 6

Без всякого энтузиазма. Да с такими лицами, что они словно бы шли на личную Голгофу. Но не отказывались. Сюда вообще прибыли только те, кто решился на предложенный сценарий, прекрасно понимая последствия. То, что творили гёты и квады на правом берегу, они все знали. И никто не питал иллюзий, будто бы беда их обойдет сторонкой. Из-за чего к изначальной сотне Гатаса присоединились еще добровольцы.

Берославу же предстояло совершить почти что невозможное.

За эти несколько месяцев до выступления к броду прогнать сарматов через импровизированный курс молодого бойца, то есть постараться приучить к дисциплине, ну и как-то освоиться с новым снаряжением…

* * *

Тем временем в Александрии Любава Путятична подслушивала разговор мужа. Почти что официально. Присутствовать на деловой встрече она не могла в силу нравов римского общества, но вот так наблюдать за ней – да. За каждой. Обсуждая потом с мужем и порой выдавая вещи, на которые он не обратил внимание.

Риски.

Слишком большие риски несло новое дело. Вот и перестраховывались как могли.

Поначалу-то вообще не хотели, немало удивившись и даже разозлившись от предложения Берослава. Но спустя некоторое время уступили великим соблазнам…

В Римской империи вполне себе существовали полные аналоги средневековых банков, которые назывались tabernae argentariae. Они хранили деньги за плату, выдавали кредиты под залог имущества, обменивали монеты и осуществляли безопасные денежные переводы между городами. Собственно, им и подражали средневековые банкиры, не смея шагнуть дальше.

Но Берослав не они.

Он не был скован предрассудками, поэтому и предложил семье мужа сестры создание tabernae argentariae нового типа, рассчитывая на успех из-за более широкого спектра услуг. Тут и вклады, принимаемые в рост, и банковские «ячейки», и кредиты не только под залог, но и под проект, и услуги аккредитивов, то есть гарантий проведения сделки, и целевые инвестиции, и страхование кораблей… Но главное – это деньги. Если быть точным – обеспеченные бумажные деньги.

Так-то поначалу Берослав хотел вообще печатать ничем не обеспеченные фиатные «бумажки». Вон экономика Рима захлебывалась от нехватки денежных средств. В таких условиях фиатные деньги – отличное средство, если не увлекаться. Но нет. Не поняли. Вот и пришлось отходить на шаг назад, выпуская обеспеченные. Но не полностью, а частично. Печатая на каждый денарий в хранилище три бумажных. Пока. Дальше то и до десяти можно раздуть.

Разумеется, все это делалось с одобрения Марка Аврелия, который соблазнился новым источником доходов, идущим в обход сената. Но сам не рискнул подставляться с этой новинкой. Слишком был высок риск и урон репутации в случае провала, если это делать государственным институтом. Но инициативу поддержал… за долю. Ради чего даже ввел по предложению Берослава новое понятие – акция, как долю собственности. Специально для того, чтобы ему их и «отсыпали», передав треть владения этого новообразованного банка.

Негласно.

Через что он фактически становился «крышей» проекта, если так можно было выразиться. Новые родственники князя вкладывались своими деловыми связями и людьми, беря на себя всю тяжесть работ. Берослав же участвовал деньгами, забирая свою треть владения в обмен на одиннадцать миллионов сестерциев[6]. Полученных за продажу пятидесяти компасов и двадцати пяти зеркал.

С этого и начали крутиться.

Деньги пока выпустили очень ограниченным тиражом, получив под них указ Марка Аврелия о том, что «этими бумажками» можно платить налоги и проводить сделки.

В основном же пока этот новый банк занимался страхованием индийской торговли. Весьма и весьма выгодным. Подготавливая сеть филиалов для будущей экспансии…

– Всё разговаривают? – шепотом поинтересовалась свекровь, как обычно подошедшая совершенно бесшумно.

– Всю душу из мужа уже вынули. Крохоборы.

– Не хотят платить?

– А кто хочет? – вяло улыбнулась Любава.

– Когда сын освободится, передай ему, что наш общий друг нашел толкового эллина. Как и обещал. Самый именитый мастер замков. Его дней через двадцать должны привезти…

После чего свекровь, не прощаясь, удалилась. Так же бесшумно, как и появилась.

С ней у Любавы отношения складывались очень непростые. Поначалу искрило настолько сильно, что едва брак не расстроился. Эту женщину раздражало, что ее сын взял в жены варварку. Пусть даже красивую да белокурую и бледнокожую. Не спасали даже личное участие Марка Аврелия и дела, которые их семья стала с ним вести.

Но так длилось недолго.

Вмешался муж, то есть свекр, и после полученного от него нагоняя свекровь сбавила обороты. Все ж таки интересы семьи взяли верх над личной неприязнью. Однако Любаве спуска она не давала, нависая и кружась над ней, словно коршун. Каждую, даже самую малую ошибку замечала и не спускала.

Воспитывая, как она сама говорила.

Сестра же Беромира уже давно желала ей СТОЛЬКО… хм… добра, что и не пересказать. И желательно такого, чтобы быстро не сдохла и подольше помучалась. Но тоже держалась и приветливо улыбалась, прекрасно понимая и свое положение, и обстоятельства. Так что об их вежливые улыбки в иные дни, казалось, можно было порезаться, как, например, сейчас. Вон Любава глянула свекрови в спину ласково, а та аж поежилась, словно ее туда ножом ткнули несильно…

Глава 5

171, берзень (март), 18

– Тяни! Тяни давай! – раздался гулкий голос. – Еще раз!

– Куда?! Куда тянешь?!

– Тяни! Что у тебя, мухи в руках елозят?!

– Я тебе сейчас руки переломаю! Куда тянешь?! Сорвешь же!

Берослав же стоял за углом и, прикрыв глаза, слушал, наслаждаясь жизнью, которая там била ключом. Судя по всему, газовым. Но это было прекрасно…

Когда в 167 году князь впервые взял себе учеников, то через год так и не увидел прогресса их развития. Слишком сырой и неподготовленной являлась «заготовка». Максимум, на что он мог рассчитывать, – тупое повторение по строгой инструкции. Желательно с ритуальным оформлением вплоть до карго-культа.

Жуть, да и только.

Но потом потихоньку ситуация стала меняться.

И вот теперь, по истечении нескольких лет, по сути, индивидуального обучения, эти ребята уже находились на уровне этакого усеченного техникума.

Читать-писать-считать умели.

Основы физики и химии знали, равно как и естествознания в целом. Ну и про обработку железа Берослав им рассказал достаточно. Закрепив на практике их понимание разных технологий. Да не просто так, а буквально на их глазах создавая разные приспособления, опираясь на описанные им принципы и идеи.

Конечно, не железом единым.

Да и не все, несмотря на изначальное желание, к нему тянулись. Но двадцать три крепких ремесленника он все же получил с теоретической базой прямиком из XX, а местами и XXI века. Ну и с навыками подходящими да умениями.

И вот они-то и ругались.

Чинили одно приспособление. Сами. Без его участия. Берослав же все чаще и чаще давал им такие задания. Получалось у них так себе. Но они пытались. И что немаловажно, с каждым новым заходом, самостоятельно пробуя решить сложную техническую задачу, ученики продвигались вперед. Прокачивались.

Даже отдельные обсуждения разумные проводили.

Иногда.

Слишком уж медленно у них открывались глазки, образно говоря. Из-за перестройки и переформатирования мышления, на что, очевидно, требовалось намного больше времени.

Параллельно здесь, в Берграде, удалось создать целый производственный комплекс, если вообще такое можно говорить о в сущности кустарном, ремесленном производстве. Каковым все это являлось по меркам даже XX века, не говоря уже про XXI. Хотя для местных реалий этот комплекс выглядел настоящим космосом.

Все выстраивалось вокруг нижнебойного водяного колеса, стоящего на Оршице, частью перегороженной. Это позволяло снимать мощность около тридцати – тридцати пяти лошадиных сил.

Приблизительно.

Колесо приводило в движение насос, который цеплял воду из той же реки и «закидывал» ее в водонапорную башню. Что позволило колесо с насосом разместить за стеной, не ослабляя защиты города.

Так вот.

Резервуар кирпичной башни наполнялся. И питал по необходимости разные механизмы. Например, струйный насос тромпы[7], обеспечивающий хорошее дутье, равномерное и довольно сильное. Оно позволяло питать и каталонский горн, который в доработанном виде подменил более примитивную кричную печь, и два кузнечных горна для ковки, и три персидские печи, и так далее. Не все сразу, но двух-трех потребителей такой насос мог вполне обслужить.

Оттуда же, из водонапорной башни, питали водяные колеса на прокатном стане, двух механических молотах и на мялке волокна для бумаги. Правда, колеса достаточно странные, у которых вместо лопаток имелись короба на поворотных шарнирах, куда вода и наливалась. Сверху. Чтобы снимать максимум полезного действа с как можно меньшего расхода.

Те же молоты из-за этого имели конструкцию, нетипичную для обычных решений под привод водяным колесом. Боек ходил вертикально, бегая по направляющим между двух стоек. И поднимался выступами на колесе. Причем, переставляя упор на молоте, можно было регулировать высоту его подъема и, как следствие, силу удара.

Наступил на педаль – вода пошла. И молот начал работать.

Убрал ногу с педали – все остановилось. А качающаяся гребенка подалась вперед, заблокировав возможность падения молота. На какой бы стадии подъема он ни остановился.

Одновременно, разумеется, одна относительно небольшая водонапорная башня запитать все механизмы не могла. Просто силенок на колесе не хватало, да и емкости накопителя. Но даже в таком виде польза от подобного привода получалась невероятная.

Одна беда – на зиму это колесо приходилось поднимать, чтобы льдом не разворотило. Так что получался простой. Да, за весну-осень он с лихвой отбивался. Но все равно неприятно. И у Берослава уже имелись мысли о том, как все это поправить.

Оршица в районе крепости наполовину перекрывалась полуплотиной. Если быть точным, то двумя такими выступами, обеспечивающими направление потока реки на колесо. Иначе и четверти получаемой мощности не получилось бы снять.

Вот князь и думал, что надо бы укрепить эти выступы, облицевав их в импровизированных кессонах кирпичом. Чтобы лед не мог им навредить. А ту часть, где размещалось колесо, перекрывать подъемной задвижкой. Открывая ее на время ледохода или для пропускания лодок. Воду же отводить через кирпичный коллектор, то есть трубу. Забирая ее с глубины ниже уровня промерзания.

Не чудо, конечно, расчудесное. Но Берослав прикидывал, что с этого потока можно снять и вдвое, и, если повезет, втрое бо́льшую мощность. Просто за счет установки каскада относительно небольших колес и более продуманной системы накачки воды.

Но это в перспективе.

Пока до такой, в общем-то, не сильно сложной «городухи» руки у князя попросту не доходили. Но чесались. Сильно. Очень уж ему не нравился зимний простой, да и вообще лишняя энерговооруженность никогда не повредит.

– Экий ты затейник, – смешливо произнес подошедший Рудомир, – в который раз тебя застаю за таким делом. Отчего не вмешиваешься? Али нравится, когда они собачатся?

– Нравится? Нет. Просто как они еще тогда научатся?

– А коли испортят все?

– Тогда будут учиться чинить. Ведь это тоже им надо уметь делать.

– Вот любишь ты все выкручивать, – улыбнулся ведун. – Пойдем поглядим, как у них дела идут.

– Не стоит. Не мешай им совершать ошибки.

– Как не мешать? Я же шел туда. Как мне сказали, что шумят, – пошел поглядеть.

– И я пошел. Да только постоял тут. Послушал. И понял, что пускай сами. А мы с тобой лучше другими делами займемся.

– Это какими же?

[6] Денарий к сестерцию шел как 1 к 4. Иными словами, 11 млн сестерциев – это около 2,75 млн денариев. Денарий содержал в те годы около 2,847 г серебра, что соответствовало 115 монет из одной либры (327,45 г) и без малого 8 тонн серебра общего вклада. Это очень приличная сумма. Самые богатые люди тех лет располагали капиталами в 40–60 млн сестерциев, бо́льшая часть из которых имела форму недвижимости.
[7] Тромпа устроена достаточно просто, можно сказать, примитивно. Сверху в трубу заливается через отверстие вода, но так, чтобы струя не перекрывала целиком сечение трубы. Рядом со входом струи делается несколько отверстий, куда засасывается воздух, который увлекается по трубе. Внизу – приемник для отведения воды и канал для отвода воздуха. Такого рода насосы появились в Испании в Позднем Средневековье.