Курсант. На Берлин – 4 (страница 7)
– Разочарованы? – Хмыкнула блондинка, бросив быстрый взгляд в сторону Бернеса, – Думали, связной будет бородатый мужик в кожаной тужурке с папироской во рту и портфелем, полным шифровок? – Она рассмеялась, коротко и тихо. – Жизнь, дорогой Алексей, куда ироничнее дешевых штампов. Вы ждали меня почти месяц. Ждали человека из Центра. Человека, который скажет волшебные слова, вручит задание и… исчезнет в берлинских сумерках до следующего контакта. Ну что ж, поздравляю. Он перед вами. Вернее, она.
Мадам Жульет снова села в кресло, устроилась поудобнее, поправив складки платья.
– Позывной «Племянница». Ваш связной. Ваша единственная палочка-выручалочка в этом городе. И ваша единственная надежда не угодить в гестаповский подвал в ближайшие сорок восемь часов. Потому что ваш красивый спектакль в банке, Алексей, хоть и обманул толпу, но поднял слишком много пыли. Мюллер зол как черт. Он чувствует подвох. Британцы в ярости – их приманка ускользнула. А фрау Книппер… – Жюльет презрительно сморщила носик. – Эта дурочка мечется, как угорелая, и ее метания привлекают ненужное внимание. Ситуация, как говорится, на грани фола.
Блондинка замолчала, давая словам впитаться в наше с Бернесом сознание. Марк молчал, его лицо было каменным. С одной стороны, нам бы радоваться. Наконец появился человек, который был необходим. Но с другой стороны… архив.
Мне вот просто интересно, эта история когда-нибудь закончится? И желательно не моей смертью или арестом. Я уже реально устал от всего, что связано с архивом. Тем более, когда принял для себя решение уничтожить его.
– Итак, – Мадам Жюльет сложила руки на коленях, ее взгляд снова стал деловым. – Бумаги. Где они? Не томи. Я не из тех, кто любит повторять вопросы по нескольку раз.
– Они… в безопасности, – ответил я, продолжая анализировать ситуацию.
Вообще, тот факт, что эта дамочка является связным, совершенно не является показателем того, что я должен ей доверять в отношении архива. Если уж на то пошло, по Берлину вон, бегает один товарищ, который тоже служил в НКВД. И что? Вся его верность партии и преданность товарищу Сталину куда-то испарилась, как только дело коснулось этого треклятого архива.
– «В безопасности» – это не адрес, Алексей, – отрезала Жюльет. Ее голос потерял нотки иронии, став более категоричным. – Архив Сергея Витцке – не твоя личная игрушка. Это государственная собственность. Опасная собственность. Твоя задача – обеспечить его сохранность до передачи уполномоченному лицу. Я – это лицо. Я здесь, чтобы забрать бумаги. Желательно как можно быстрее. Пока ваша мастерская импровизации не привела к тому, что его найдут те, кому он не предназначен. Или пока ваш Подкидыш, этот «Тень», не решит, что бумаги слишком соблазнительны, чтобы ими не заинтересоваться лично. Люди ломаются, Алексей. Даже лучшие.
В ее словах, конечно, имелась доля правды. Не про Подкидыша, нет. В Иване я, как раз, уверен. Риск был в другом.
Но доверять мадам Жульет? Не знаю…
– Как я могу быть уверен? Вы сами только что сказали, что ради своей выгоды и своего интереса ломаются даже самые лучшие. Где гарантия, что вы сейчас действуете по распоряжению Центра, а не исходя из личных мотивов? – Спросил я прямо, глядя ей в глаза. – Доверие – улица с двусторонним движением, мадам Жюльет. Особенно в вопросах, которые стоять нескольких жизней.
Жюльет внимательно посмотрела на меня. Казалось, в ее глазах на мгновение мелькнуло что-то вроде… уважения? Или это был лишь отсвет лампы?
Глава 4.2
Тишина в гостиной после моего вопроса стала густой, как берлинский туман за окном. Хотя при этом мадам Жюльет даже не моргнула, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Взгляд «француженки», холодный и оценивающий, сканировал мою физиономию, будто она пыталась забраться в мои мысли и понять, что же замыслил этот наглый мальчишка.
– Гарантия? Личные мотивы? – Она усмехнулась, – Гарантия, милый Курсант, в том, что я стою здесь, а не в кабинете Мюллера с подробным отчётом о твоей ловкой работе в банке. Гарантия – в том, что твой Подкидыш до сих пор дышит и не валяется в канаве с пулей в затылке. Я знала и молчала месяц. Не кажется ли тебе, что с точки зрения «личных мотивов» это несколько глупо? Будь у меня свой, шкурный интерес, я, поверь, объявилась бы гораздо раньше. А в случае твоей несговорчивости и правда могла бы посетить господина Мюллера. Тем более, обо мне, как о спутнице Эско Риекки, уверена, ему известно. Потом, когда гестапо наверняка выстрясли бы из тебя всю правду не только об архиве, но и о том, что ты, возможно, вообще никогда не планировал произносить вслух, я бы, из-за «личных мотивов», конечно, непременно смогла бы договориться с Мюллером. Ну как договориться… Женщины, знаешь, имеют очень большой спектр возможностей для диалога. И вот уже после этого я бы отчиталась в Центр, что архив утерян, например. Знаешь почему? Потому что исходя из «личных мотивов» я могла бы продать его британцам. Но…
Мадам Жульет развела руки в стороны, посмотрела сначала налево, потом направо.
– Как ты видишь, я нахожусь здесь. С тобой и Скрипачом. Потому что мой долг – обеспечить выполнение миссии группы, а не устраивать охоту за призраками или пестать свой «личный интерес». Но теперь пришло время действовать. Архив – это бомба. И Центр требует её обезвредить. Передать в надёжные руки. Мои руки.
Я почувствовал, как Марк рядом напрягся ещё больше. Фраза «надёжные руки» в исполнении сотрудницы НКВД, да еще настолько ушлой, как сидящая перед нами блондинка, звучит сомнительно.
С другой стороны я понимал логику Жюльет. Её позиция действительно сильна. Она не шутила, когда описывала свои возможные манипуляции с архивом. Как бы то ни было, но СССР и чекисты – где-то там, очень далеко. Достаточно заполучить бумаги отца, продать их тем же упомянутым британцам – и все. Ищи-свищи фальшивую «француженку» где хочешь. Уверен, она знает, как грамотно «залечь на дно»
Но отдать архив? Нет. Не сейчас. Не ей. Да вообще никому! Это я решил для себя наверняка. Бумаги не увидит никто. Никто не сможет воспользоваться ими для каких-либо целей. Как только появится возможность встретиться с Подкидышем, не опасаясь всех рисков, я уничтожу архив.
– Надежные руки, – повторил я медленно, делая вид, что взвешиваю её слова. – Согласен. Архив опасен. Но его исчезновение после инцидента в банке – наша лучшая защита. Пока его нет, все охотятся за призраком. Как только он снова материализуется… – Я сделал выразительную паузу. – Мадам Жюльет, вы опытный сутрудник. Вы понимаете, что прямо сейчас, в этот дом, за вами могли прийти люди Мюллера? Или британцы? Кто угодно, чёрт его дери, может вынырнуть из-за угла. Архив у меня – это гарантия, что он не попадет в ненужные руки, пока мы не обеспечим абсолютно безопасный канал передачи. Прямо сейчас бумаги – в тайнике, о котором знаю только я.
– Ты и Тень. Или Подкидыш, если вам так удобнее. – Жюльет прищурилась. Саркастичная улыбка не сходила с её губ, но в глазах промелькнуло что-то вроде… недовольства. – Очень убедительно говоришь, Алексей. Практически поэтично… Ты мастер словесной эквилибристики. Но Центр не любит поэзии. Центр любит факты и исполнение приказов. – Она откинулась в кресло. – Ладно. Допустим, я принимаю твою… осторожность. На время. Но сроки горят. Мюллер не дурак, он копает. Британцы нервничают. Фрау Книппер ведёт себя как загнанная крыса, и это привлекает кошек. Когда архив будет передан? Назови дату.