От его заботы я растаяла, как шоколадка в теплых руках. Голос Оли в подсознании твердил, что Дэн – запретная территория, что к нему не стоит приближаться. Бывший парень сестры – это ли не табу? Мы с Ольгой пообещали, что не станем уводить друг у друга парней, и, хоть прошло два года с ее смерти, в груди засело неприятное чувство, что я предаю ее память чувствами к Денису. Я не должна была о нем мечтать, но не могла противиться соблазну.

Тихонько собравшись, я накинула ветровку и поднялась на крышу. По пути встретила соседку, которая проводила меня сочувствующим взглядом. После трагедии все в доме стали смотреть на меня так, будто жалели.

– Да не, близняшки же, внешне она очень похожа на Олю, – услышала я громкий голос, когда поднялась наверх, в тамбур. Кажется, это был Вадим.

Я застыла. Единственным, кто меня заметил, был Макс, сидевший в наушниках как раз напротив входа. Он приподнял брови, взял в руки телефон и что-то нажал. Скорее всего, отключил звук, чтобы внимательнее следить за беседой.

– Это да, – с тоской в голосе согласился Дэн.

– Только долбанутая немного, – заржал уже другой голос. То ли Миша, то ли кто-то еще из компании. – У нее когда-нибудь парень-то был?

– А че? Хочешь замутить? – хохотнул первый голос.

– Да иди ты! Сам мути! Она ж больная, помнишь, как на меня кинулась тогда? Все лицо расцарапала, стерва!

– Точняк, забыл уже.

Я видела, как Макс недовольно поджал губы и стрельнул взглядом в сторону звучавших голосов. На его щеках забегали желваки, а сам он стал похож на дикого зверя перед прыжком. Это мне стоило обижаться! Мне стоило бросаться на парней! Но я обычно так не делала. Надевала наушники и уходила в мир без тупых подколов и перешептываний за спиной.

«Какая же ты глупая, Милка! Он позвал тебя просто так, ради приличия, а ты уже губу раскатала!» – мысленно выругалась я, надела наушники и с безразличием, включенным на полную катушку, вышла на крышу. Прошмыгнув к излюбленному месту, приветственно помахала девочкам, но этого никто не заметил.

Наверное, наивно было ждать, что Денис подойдет поговорить или хотя бы поздороваться. И все же именно на это я и надеялась, даже услышав не самые приятные вещи от парней. Шошин был среди сплетников и промолчал, не остановил их. Возможно, даже смеялся сам. От осознания, что он больше не защищает, в груди неприятно саднило и болезненно пульсировало. Так рассуждала рациональная часть меня, а сердце уже придумало очередную сказку со мной и Дэном в главных ролях. В моих фантазиях наша история заканчивалась свадьбой и переездом, но в реальности даже спустя три часа, когда солнечные разводы на кучевых облаках стерлись, ко мне никто не подошел.

Я оглянулась, оттянула наушник и опасливо спросила в темноту ночи:

– Здесь кто-нибудь есть?

Ответом мне были собачий лай из парка неподалеку, шум автомобилей, сирена скорой помощи и звук телевизора из чьей-то квартиры. Сняв наушники, я поднялась, размялась и быстро сложила вещи в сумку – сама не поняла, в какой именно момент достала блокнот с ручкой и написала пару корявых строчек. В полутьме приходилось всматриваться, что лежит под ногами: повсюду валялись куски железа, старые медные тросы и прочий мусор. Добравшись до входа в тамбур, я замерла: моя записка пропала! Нервно оглядевшись, я посмотрела под ноги и поникла: бумажка лежала рядом с дверным косяком. Без особого энтузиазма я подняла ее и хотела снова закрепить на двери, когда разглядела нарисованную стрелку. Дрожащими пальцами я развернула листок и прочла только одну идеально ровную надпись: «За баком».

Я сразу же обошла тамбур и бросилась к большой емкости, которую раньше кто-то использовал на даче в качестве душа, а потом зачем-то притащил сюда. Наверное, забыли увезти, и с тех пор огромный пластиковый белый бак с водой стоял справа от двери. Осмотрев его, я увидела торчащую из-под дна бумажку. Грязную, немного влажную от сырости. Я прижала ее к груди и собралась лететь домой, но тихий вопрос заставил испуганно замереть на месте:

– Ты чего тут среди ночи забыла?

Глава 3

Два с половиной года назад

Ольга влетела в комнату и упала на кровать сестры, расхохотавшись до невозможности громко. Милана сурово посмотрела на нее и шикнула. Часы пробили полночь, родители уже спали, а она делала домашку. Она окинула сестру недовольным взглядом: Мила не любила, когда кто-то садился на ее постель в уличной одежде. Но разве сестре запретишь? Она всегда делала так, как считала нужным.

– Ой, ну чего ты шикаешь? – Оля принялась накручивать зеленую прядь на палец. Ее щеки были красными от мороза, а на обветренных губах играла мечтательная улыбка.

Какое-то время сестры молчали, каждая углубилась в свое дело. Милана не обращала внимания на лукавые взгляды сестры и спешила закончить две расчетно-графические работы – для себя и для Ольги. Сестра считала, что учеба не для нее, ведь она создана для любви, а не глупых формул. Вот и приходилось прикрывать ее снова и снова.

– Ой, Милка, я такая счастливая, – наконец решилась заговорить Оля и стыдливо отвела глаза. Она, как дикая кошка, подбирающаяся к добыче, медленно подходила к сути. – Я влюбилась. И кажется, в этот раз все очень серьезно.

Милана удивленно посмотрела на сестру, собрала светлые волосы в высокий хвост и удобнее устроилась на стуле, поджав ноги и упираясь коленями в столешницу. Она не удивилась услышанному, ведь Олька меняла парней каждую пару месяцев. Она скучала в однообразных отношениях, поэтому уходила первой.

– Ты всегда так говоришь, – отмахнулась Мила, хотя в сердце больно кольнуло от ревности – слишком уж мечтательный и полный любви взгляд был у сестры. Такое встречалось нечасто.

Ольга обиженно надула губы и перекатилась на живот. Теперь она хмуро смотрела на сестру.

– Сейчас все по-другому! – возмутилась она, глубоко вздохнула и усмехнулась. Зеленые волосы разметались по белому пододеяльнику, и на мгновение Милане показалось, что это самые настоящие змеи, как у горгоны Медузы.

Мила вернулась к учебе, потеряв интерес к любовным историям сестры. На первом курсе их пока не сильно гоняли, но погрязнуть в долгах не хотелось.

– У меня к тебе серьезный вопрос, – прошептала вдруг Оля, приподнявшись на локтях и вглядываясь в профиль сестры.

Со вздохом отчаяния Милана обернулась и поджала губы.

– Какой вопрос? – устало уточнила она, глянув на часы. – Давай быстро, а то мне сидеть тут…

Не успела она договорить, как Оля прервала ее, нервно выпалив:

– Ты ведь не слишком увлеклась Денисом?

Сердце Миланы пропустило удар. Она медленно посмотрела на сестру, молясь, чтобы вопрос не был связан с новой влюбленностью Оли. Но взгляд сестры был полон незримой надежды. Милана сразу догадалась, какой именно ответ ждет сестра. Нет, ей не нужна была правда. Поэтому с напускным безразличием Милана ответила:

– Нет, – и дернула плечами, словно пыталась стряхнуть с себя неприятный разговор.

Оля счастливо взвизгнула, прикусила губу и хитро прищурилась.

– Значит, ты не будешь против, если мы начнем встречаться? – уточнила она на всякий случай.

– Не буду.

Слова дались Милане тяжело, через силу, с хрипом. Но Ольга, ничего не заметив, с горячими объятиями бросилась сестре на шею.

– Ой, спасибо! Ты самая лучшая сестра на свете! Я в душ!

Олька пронеслась по комнате ураганом, схватила вещи и скрылась за дверью, оставив Милану собирать осколки разбитого сердца. Она не могла отказать. Оля не могла знать, насколько сильно Милане понравился Денис. Не могла ведь?

Глава 4

Это был Матвей Архипов. Он учился в том же университете на похожем направлении, мы частенько сталкивались в корпусе между занятиями. Высокий, черноволосый, с широкими скулами, зелеными глазами и пухлыми губами. Он неизменно выбривал виски, оставлял длинную челку, которая при ходьбе падала на лоб. И постоянно, даже в жару, ходил в толстовках и черных джинсах, словно это ни капли его не беспокоило.

– Чего тебе? – буркнула я.

Вообще-то он не сделал ничего плохого. Всего лишь общался с ребятами, которые частенько называли меня «чучелом», «чудилой» и «жалким подобием Оли». Со временем эти слова перестали ранить, но поначалу мне было очень плохо. Я могла несколько месяцев не отвечать на сообщения и отказывалась видеться с кем-либо из компании.

– Ничего, – изумленно пролепетал он. – Слушай, я просто хотел убедиться, что у тебя все хорошо. Мало ли, что ты задумала.

Только тогда до меня дошло, как все выглядело со стороны. Он ведь наверняка решил, что я не просто так торчу одна ночью на крыше. И логично: спустя два года после смерти сестры я по-прежнему молчала, забившись в свой угол.

– Нет! – нервно воскликнула я, спрятав записку в задний карман джинсов. – Все в порядке, можешь не беспокоиться.

– Сорри, – пожал плечами Архипов и нахмурился, окинув меня внимательным взглядом. Похоже, ответ не показался ему убедительным, потому что даже в вечерних сумерках я заметила тень недоверия, скользнувшую по его лицу. – Слушай, может, тебя проводить?

Вопрос выбил из колеи, и я не сразу нашла ответ. Он беспокоился? Не доверял? Или действительно просто хотел проводить? А может… На мгновение мелькнула мысль, что портрет мог нарисовать Матвей. Я никогда особо не интересовалась его увлечениями и не знала точно, умеет ли он рисовать.

– Давай, – кивнула я. Мы одновременно шагнули к двери тамбура и, случайно столкнувшись плечами, нервно рассмеялись, отступив в стороны. – Ты первый.

– Лучше ты, – махнул рукой Матвей и покраснел. Или так казалось из-за полумрака?

Мы в молчании спустились в подъезд и побрели вниз. Я пыталась понять, как лучше завести разговор и вытащить нужные ответы, но Матвей и сам был не прочь поболтать.

– Как экзамены? Справляешься? Или нужна помощь?

Я удивленно покосилась на Матвея, который спокойно шел рядом. Когда наши руки случайно соприкасались, я с трудом удерживалась, чтобы не отдернуть свою.

– Все нормально, – прошептала я в ответ. – Почему спросил?

Архипов замялся, словно боялся говорить правду, затем осторожно заговорил:

– Слушай, я ни на что не намекаю, просто ходил слух, что у тебя с учебой беда.

– И кто его распространил? – спокойно уточнила я.

Даже стало интересно, кто такую глупость мог рассказывать. Казалось, все на нашем потоке знали, что я заядлая отличница, которая всегда приходит с выполненными работами и не прогуливает без причины.

– Оля говорила, что ты плохо справляешься. – Матвей пожал плечами и спешно пояснил: – Она просила меня позаниматься с тобой.

Я шла на автомате, пытаясь переварить услышанное. Зачем она лгала? Хотела свести меня с Матвеем? Она могла бы! Остановившись у двери в квартиру, я задумчиво посмотрела на Матвея и натянуто улыбнулась. Даже ни одного вопроса не успела задать! А ведь такой замечательный шанс.

– Ты случайно не умеешь рисовать? – выпалила я.

Матвей удивленно поднял брови. Да, наверное, со стороны мое поведение выглядело странно. Ну и пусть. Главное – результат.

– Не так, как Шошин, – улыбнулся парень и терпеливо пояснил: – Слушай, я далек от рисования, но что-то простенькое сбацать могу. Куб, например.

– А портрет?

Он кивнул:

– Если долго сидеть. И исключительно карандашом. С красками и прочими приблудами работать не умею. А что?

Он мог… Кто знал, сколько автор сидел над потерянным на крыше портретом?

– Да так, ничего.

Мы неловко распрощались, и я сразу же юркнула домой, в комнату, чтоб открыть новое послание. Это был второй рисунок, только уже не карандашом, а углем. И явно не с натуры, а по памяти. На нем я смотрела на художника и улыбалась, волосы трепал ветер, а глаза светились счастьем и небывалой энергией. Я была похожа на Олю. Такая же легкая, невесомая и неземная.