– Говорят, это хакеры с Запада! – уверял худой парень в кепке.

– Да какие хакеры? Это наши всё устроили, чтоб на нас экономить, – перебил другой.

– Ерунда! Это знак Божий, конец света, – выкрикнула пожилая женщина и перекрестилась.

Толпа загудела, каждый спорил с соседом. Денис слушал и понимал: истина никому не нужна, важнее обвинить.

Вдруг справа раздался резкий женский голос, полный тревоги:

– Соседи, вы вчера смотрели на небо? Там ни одной звезды не видно было, будто их кто-то выключил. Такого раньше не бывало!

– Так это же облака были, Марина Петровна, – попытался успокоить её мужчина с усталым лицом и пустыми глазами. – Какие там звёзды?

– Нет, миленький, никаких облаков, – упрямо качала головой женщина. – Небо чистое было, как стекло, но чёрное! Чёрнее, чем положено небу быть. Я всю ночь глаз не сомкнула, всё смотрела, ждала, что что-то появится. Ничего! Как стёрли звёзды и луну – подчистую.

Мужчина помолчал, пытаясь осмыслить услышанное, затем вздохнул и произнёс тихо, будто самому себе:

– Всё теперь не так, как положено быть.

Денис заметил возле соседнего подъезда несколько подростков. Один из них, в ярко-рыжей шапке, возбуждённо убеждал друзей:

– Мой дядя вчера вернулся из центра. Рассказывал, там правительство теперь сидит под землёй, метро перекрыто. Говорит, поезда замерли на перегонах, люди пешком шли. Кто-то так и остался под землёй…

– Чушь, – возразила девушка в широком пальто, нервно закуривая сигарету. – Это городские легенды. У нас всегда так: чуть что случится – сразу фантастику выдумывают. Кто-то застрял, кто-то исчез – зачем нагнетать?

– Да какая фантастика? Ты сама попробуй выйти отсюда и дойти до Кремля – сразу поймёшь, что легенды эти не на пустом месте, – возразил рыжий, уверенный в своей правоте.

Они продолжали спорить, но Денис перестал вслушиваться. Двинулся дальше – через дворы, сквозь толпы напуганных людей, – пытаясь найти хотя бы одного, кто не паниковал бы открыто.

Возле детской площадки, напоминавшей теперь место стихийного сбора взрослых, он услышал разговор двоих мужчин средних лет. Оба в тёплых куртках говорили тихо, но напряжённо.

– Я вчера вечером пробовал подключить старый генератор, бензина залил по максимуму. Понимаешь, даже не попытался завестись. Обычно хоть искра проскакивает, звук. А тут тишина, будто в проводах воздуха нет, – говорил один.

– У меня то же самое с аккумулятором машины. Проверял мультиметром – пустота. Напряжение ноль. Хотя ещё вчера ездил, всё работало, – ответил второй, нервно озираясь.

– Может, и правда что-то с атмосферой? Я физику в школе плохо учил, но не может же электричество просто взять и исчезнуть, как будто выключатель щёлкнули?

– Ну а кто его знает теперь, – ответил собеседник и махнул рукой, словно этот жест объяснял ситуацию. – Мы раньше думали, что у нас мир сложный и надёжный. Теперь выходит, он хрупкий, как стеклянная лампочка.

Денис отошёл от них, не пытаясь больше прислушиваться. От каждого услышанного слова становилось тяжелее. Новые слухи и предположения давили едва теплившуюся надежду на скорое решение проблемы.

В узком проходе между домами, где ветер крутил мусор, он заметил человека в длинном тёмном пальто, бормочущего под нос. Денис замедлил шаг, и мужчина, почувствовав взгляд, резко поднял голову:

– И вы туда же? Хотите услышать что-то умное? – спросил он с горькой усмешкой.

– Да нет, – Денис растерянно пожал плечами. – Просто мимо иду.

– Вот все мы так «просто мимо идём». А дорога одна, и ведёт в одну сторону, – тихо сказал незнакомец, снова опуская взгляд. – Никто ничего не знает, а каждый делает вид, будто знает больше других.

– Может, так спокойнее, – произнёс Денис скорее для себя.

– Спокойнее будет, когда люди примут, что всё кончилось. Когда не будет слухов, а будет реальность. А сейчас это просто игра – кто страшнее историю расскажет, – он махнул рукой и отвернулся.

Денис пошёл дальше, чувствуя, как холод пробирает его насквозь, не столько от погоды, сколько от услышанных слов.

Подходя к своему дому, он заметил группу молодых людей, громко споривших с вызовом и раздражением:

– Пора идти на склады! Сколько можно ждать? Сейчас они запрут всё наглухо, и что мы тогда делать будем? Голодать? – говорил высокий худощавый парень в куртке с поднятым воротником.

– Да какие склады? Ты же не знаешь даже, где они находятся, – ответил другой, нервно поглядывая на окна домов.

– Да плевать, где они! Важно, что мы хотя бы попытаемся что-то сделать, а не будем сидеть и ждать, пока за нас кто-то другой решит!

Остальные молчали, колеблясь между страхом и желанием повлиять на ситуацию.

Денис поднял голову к окнам своей квартиры. Они казались чужими и неприветливыми, как незнакомое лицо в толпе. Он ощутил тоску по простым вещам – горячему чаю, гулу компьютера, телефонному звонку, после которого можно сказать: «Всё хорошо, мама, у меня всё нормально».

Но реальность напоминала с каждым часом, что прежний мир остался позади, и даже память о нём становилась призрачной, неосязаемой.

За спиной снова загудела толпа, полная злых и растерянных голосов, спорящих и обвиняющих друг друга, ищущих виноватого, но не пытающихся понять, что делать дальше.

И Денис понял, что дальше будет только хуже, потому что люди не научились принимать ситуацию, предпочитая жить в поиске врага.

На бульваре появились уличные проститутки, предлагающие себя за керосин, спички и еду. Их вызывающие наряды контрастировали с хмурой серостью улиц. В глазах женщин отражалось не кокетство, а отчаяние и вызов тому, что с ними происходило.

Денис осторожно продвигался сквозь пёстрые толпы, избегая встречаться взглядом, но одна из девушек вдруг вышла вперёд и, улыбаясь знакомой улыбкой, окликнула его громко:

– Дэн! Хочешь, отсосу за банку тушёнки? Тебе со скидкой, по старой дружбе!

Она медленно провела языком по губам – эротично, почти театрально, как будто репетировала этот жест перед зеркалом. В этом было не столько флирт, сколько вызывающая вульгарность – прямая и демонстративная. Жест не казался случайным: он был частью образа, новой роли, в которую Оля вошла так же легко, как когда-то в выпускное платье. Вокруг зашуршали голоса, кто-то засвистел, но она не моргнула – продолжала смотреть на него в упор с той лукавой наглостью, которая когда-то казалась игривой, а теперь пахла падением.

Денис замер, не веря глазам. Перед ним стояла Оля, подруга детства, с которой когда-то делил школьную парту и секреты на лавочке во дворе. Теперь она выглядела усталой и слишком взрослой; ярко накрашенные губы резко контрастировали с побледневшим лицом.

– Оля… что ты тут делаешь? – растерянно спросил Денис, чувствуя, как подступает к горлу щемящее чувство жалости.

Оля посмотрела на него прямо, без тени стыда, скорее со скучающим безразличием, смешанным с вызовом.

– Кушать что-то надо, Дэнчик, – спокойно ответила она, поправляя воротник куртки и встряхивая волосы, будто стояла не посреди постапокалиптического кошмара, а в кафе, ожидая заказа.

Девушки рядом с ней, услышав разговор, с любопытством и усмешками наблюдали.

– Девки, рекомендую Дениса! Вжарит так, что самим захочется заплатить, – протянула Оля громко, с бесстыдной интонацией, в которой раньше звучал только школьный смех на переменке, а теперь слышалось что-то грязное и уверенное. – Не верите? Пусть покажет, как надо. Мальчик у нас с огоньком, я-то знаю, не зря в десятом классе втюрилась. Он тогда ещё не понимал, а теперь, глядишь, распробует по-настоящему.

Она оглянулась на девушек и, повысив голос, добавила:

– Не стесняйся, Дэнчик. Таких, как ты, тут не часто встретишь – с душой и телом. Хоть где-то настоящие мужики остались, не то что эти: подошёл, сунул – и ищи потом глазами, был ли вообще. А Денис – он с душой, с нажимом. Я ж не вру, девки, вам же потом самим платить придётся: если разок с ним – потом не забудешь!

Подружки залились звонким смехом, на мгновение нарушив тревожную тишину бульвара. Кто-то даже начал комментировать ситуацию, не стесняясь в выражениях, но Денис уже не слушал.

Он смотрел на Олю и не узнавал: от той девчонки, которую помнил, остались только голос и глаза – слишком горько и цинично глядевшие на мир.

– Ты же была умная, Оля, ты могла… – начал Денис, но девушка резко перебила с явным раздражением:

– Что могла, Дэн? Пойти в офис? Там я и работала, пока всё это не случилось. Зарплата вовремя, график – как по нотам. А потом – бах, и никакой бухгалтерии. Никаких офисов. Только холод, темнота и вонь тухлого мяса в подъезде. Где теперь эта стабильность? В подвале, где бабка с соседнего дома спит на архивных папках?

Она шагнула ближе, не повышая голос, но каждое слово резало, как лезвие.

– Думаешь, мне хотелось сюда выйти? Стоять под фонарём, которого больше нет, и продавать себя за банку тушёнки? Я не сразу решилась. А потом сын сел у стены и молчал целый вечер. Не ныл, не просил – просто молчал. Тогда я поняла, что ждать нечего. Лучше так, чем смотреть, как ребёнок плачет от холода и пустого желудка. Ему три года, Дэн. Что я скажу, когда он снова захочет есть?

Она почти выкрикнула последние слова, и Денис невольно отступил, ошеломлённый не только её словами, но и той жёсткой, непреклонной правдой, которую она обрушила.

– Прости, я не знал… – тихо произнёс он, чувствуя себя нелепо виноватым.

Оля посмотрела уже мягче, пожала плечами и устало сказала:

– Никто ничего не знал. Все теперь живём одним днём. Забудь, Дэнчик. Лучше скажи, банка-то у тебя есть?

– Нет, извини, – ответил он тихо, понимая, что лжёт, но иначе не мог.

Она горько усмехнулась, отвернулась и бросила через плечо:

– Тогда проваливай, не мешай работать. А то, знаешь, тут конкуренция жёсткая.

Подруги снова захихикали – уже без веселья, скорее от напряжения. Денис поспешил отойти, чувствуя, как внутри поднимаются злость и тоска по чему-то давно утерянному, чему он не мог дать названия.

Он продолжил путь по бульвару, но лица вокруг казались чужими и пугающими; даже знакомые черты не вызывали ничего, кроме раздражения и болезненного неприятия. Иногда мелькали знакомые фигуры – бывшие соседи, коллеги, люди, с которыми раньше здоровался в лифте. Теперь у них были другие лица: запавшие глаза, тени под скулами, губы, сжатые от злобы и страха. Они глядели мимо, будто он – пустое место или, что хуже, потенциальная угроза.

Прохожие держали дистанцию, двигались быстро, словно сама улица толкала их вперёд, прочь от того, что осталось позади. Кто-то брёл с тележкой, гружённой тряпьём и обрывками мебели, кто-то нёс свёрнутый ковёр – как знамя домашнего уюта, уже никому не нужного. Было ощущение, что город не просто вымер, а сбросил всё лишнее, обнажив серую структуру выживания.

Денис шёл, как в игре на последнем уровне, где каждый объект мог оказаться ловушкой, каждый встречный – врагом. Даже голос ребёнка из подворотни показался чужеродным:

– Пап, я ещё хочу.

Кто-то ответил, шлёпнув по чему-то тяжёлому, но он уже не слушал – будто тело фильтровало реальность, оставляя только необходимое для движения вперёд.

Денис вспомнил старые компьютерные игры, где хаос правил уровнем, а персонаж лавировал между опасностями, стараясь добраться до следующей точки. Теперь он сам стал таким персонажем, только мир оказался страшнее любого виртуального лабиринта.

Проходя мимо очередной группы спорящих людей, он услышал надрывный голос:

– Надо уходить из города! Здесь скоро начнётся ад! Поверьте мне, люди!

– Куда уходить? – возразил кто-то другой. – В леса? Или на трассу? А ты знаешь, что на трассах творится? Там на бензин теперь молятся, как на Бога.