– Андрей Иванович написал отчёт для государя… – неуверенно произнёс Воронцов. – Он сейчас как раз направлялся к Петру Алексеевичу с ежедневным докладом.

– Немедленно найди его и пригласи сюда. Полагаю, что государь не слишком огорчится небольшой задержке Андрея Ивановича, ведь и случай не стандартный выходит.

– Я попытаюсь, государыня, – коротко поклонившись, Воронцов направился к выходу, но его остановил голос Филиппы.

– Нашу гостью устрой поудобнее, чтобы ждать ей пришлось с комфортом, и передай, что сегодня я обязательно приму её, – секретарь снова поклонился и теперь уже вышел, прикрыв за собой дверь.

– Я не понимаю, государыня, а кто это – бурнеша? – тихо спросила Варя, оглядываясь на дверь кабинета, словно непонятная гостья могла её услышать.

– Это очень сложно, – пробормотала Филиппа, сжав виски пальцами.

Такой растерянной она себя не чувствовала даже в тот момент, когда узнала о предательстве Австрии. Но ничего, скоро придёт Ушаков и обязательно поможет. Вот только… сообщить мужу сейчас о странном визите, или подождать результатов?

Думала Филиппа недолго. Именно сегодня из всех её фрейлин рядом находилась только княжна Черкасская. Остальные по её поручению ушли в Новодевичий монастырь, чтобы посмотреть, как там устроились монахини монастыря, перенесённого из Кремля, и как вообще всё там организовали. Сама она не поехала, потому что хотела составить приличное письмо герцогине Орлеанской. Повернувшись в Варе, Филиппа добавила:

– Сходи-ка, Варвара, до государя, Петра Алексеевича. Передай, что я хочу его видеть, и что ему будет небезынтересно познакомиться с моей гостьей.

***

Варя встала и быстро вышмыгнула за дверь, горя от любопытства посмотреть на ту, кто ждёт в приёмной наподобие той, что устроил Дмитрий Кузин, только возле кабинета государыни.

В приёмной сидела темноволосая девушка, но то, что это девушка, Варя поняла только тогда, когда она слегка развернулась и под странного вида кафтаном обозначилась грудь. Девушка была не просто одета в мужские одежды, она была коротко стриженная, не носила никаких украшений и совершенно никаким образом не показывала свою женственность.

Рядом с её креслом стояли нахмурившиеся воины, чувствовавшие себя явно неуютно, лишённые охраной дворца привычного им оружия.

Это всё было так интересно. Варя уже не была огорчена, что сегодня настала её очередь делать скучную работу по разбору корреспонденции государыни, а не прогуляться по монастырскому парку, который, говорят, сильно расширили.

Пройдя по приёмной, княжна столкнулась в дверях со спешащим к государыне Ушаковым. Андрей Иванович внимательно посмотрел на Варю, и она почувствовала, как душа проваливается в пятки, настолько тяжёлый был взгляд у Катькиного отца. Опустив голову, чтобы вот прямо здесь не начать в чём-нибудь признаваться, Варвара выскользнула в коридор и едва ли не бегом побежала к кабинету государя, расположенному неподалёку отсюда.

Пробегая мимо коридора, ведущего в северное крыло, Варя не удержалась и прыснула, мило при этом покраснев. В свете столько слухов ходило про то, как проводит досуг венценосная пара, но Варя точно знает, что у них одна спальня на двоих.

Срам-то какой, – она покачала головой и снова покраснела, вспомнив, как, придя давеча как обычно в половине восьмого, она, не подумавши, сунула голову в спальню государыни и едва чувств не лишилась, увидев её обнажённую, сидящую на государе словно верхом, запрокинув голову. Это было так неприлично, но так притягательно, что она осторожно закрыла дверь и долго стояла, прислонившись к ней затылком, стараясь утихомирить пустившееся вскачь сердце да дожидаясь, когда краска, залившая и лицо и даже шею, сойдёт и дышать станет свободнее.

С трудом утихомирив разыгравшееся воображение, Варя вошла в приёмную.

– В чём дело, Варвара Алексеевна? – Дмитрий поднялся со своего места и подошел к ней, отвесив приветственный поклон.

– Государыня просит Петра Алексеевича присоединиться к ней и её гостье, – выпалила Варя, заметив, что робеет перед этим молодым ещё парнем ничуть не хуже, чем перед Ушаковым.

– И что же это за гостья такая, что понадобилось отвлекать государя от дел? – Кузин слегка нахмурился, разглядывая Варю так, словно это она откуда-то эту странную девицу притащила, чтобы специально государя из его логова выманить.

– Я не знаю, – Варя пожала плечами. – Воронцов, когда объявлял о её нижайшей просьбе, назвал эту гостью бурнеша.

– Вот как, – Митька задумался, затем решительно направился к двери кабинета. – Ожидай, Варвара Алексеевна, я сейчас передам тебе решение государя.

Варя осталась ждать, подальше отойдя от скамеек, украшенных металлическими завитушками, из-за которых так нехорошо вышло в прошлый её визит в эту приёмную.

Ждать пришлось недолго, уже через минуту дверь распахнулась и из кабинета вместе с Митькой вышел Пётр Алексеевич.

– Идём, Варвара Алексеевна, не будем заставлять себя ждать, – Варя потупилась.

Как всегда в присутствии государя ноги стали ватными, а на висках проявилась испарина. Девушка развернулась и уже хотела было побежать впереди, как вдруг ощутила тепло чужой руки, ухватившей её за предплечье. Вздрогнув всем телом, она подняла испуганный взгляд.

Чтобы посмотреть в лицо Петру Алексеевичу, ей пришлось запрокинуть голову. Он держал её достаточно бережно, не стискивая и не причиняя боли, но Варя от этого простого прикосновения была готова в обморок грохнуться вот прямо сейчас.

– Почему ты так меня боишься, Варвара Алексеевна? Вроде бы я никого на твоих глазах не мучил и жизни не лишал, да даже ни разу ноги тебе не оттоптал, когда мазурку нам приходилось вместе отплясывать? – государь внимательно смотрел на неё, а Варя не знала, что ему ответить. Этот страх был иррационален, ничем не обоснован. Он просто был, и княжна ничего не могла с собой поделать. Пётр Алексеевич покачал головой и добавил: – Понятно. Надеюсь, после того как ты станешь графиней Шереметьевой, твой муж сумеет выведать у тебя сей секрет и поведает его мне.

После этого он отпустил её и направился прочь из приёмной. Варя поспешила за ним, успев заметить осуждающий взгляд Митьки Кузина. Да кто он такой, чтобы осуждать её? Варя вспыхнула и стиснула зубы, стараясь убедить себя, что ничего страшного в государе нет и что она просто блаженная.

В приёмной перед кабинетом государыни странной девушки уже не было, только двое мужчин из её сопровождения скучали в обществе Воронцова, весь вид которого говорил о том, что он многое бы отдал, лишь бы поприсутствовать при разговоре, состоявшемся сейчас в кабинете.

Увидев входящего государя, Михаил вскочил и отвесил глубокий поклон. Мужчины же недоуменно посмотрели на него, так и не поняв, кто это прошёл мимо них и скрылся за тяжёлыми дверьми кабинета русской императрицы. Варя же, бросив на них быстрый взгляд и едва удержавшись от того, чтобы совершенно по-детски не показать язык Воронцову, исчезла за дверьми, плотно закрывшимися за её спиной.

***

Сегодняшний день продолжил череду полных необычных открытий дней. От одного упоминания о бурнеше, у меня челюсть отвалилась. Интересно, что дева Албании делает здесь, в России, да ещё и у Филиппы в гостях? Любопытство было настолько сильным, что я бросил попытку сочинить нечто достойное в послание к королю Испании, обращаясь завуалированно к Изабелле, потому что член в этой семейке явно не у мужа в штанах.

В кабинете у Филиппы, кроме неё самой и сидящей в гостевом кресле девушки, больше похожей на несколько женственного мальчика, присутствовал ещё и Ушаков, попытавшийся вскочить, как только увидел меня. Я же взмахом руки оставил его на месте, подошёл к креслу жены и встал у неё за спиной, облокотившись на спинку.

– Позволь представить тебе, государь, Пётр Алексеевич, бурнешу Арбен Адри, – тихо сказала Филиппа по-французски, видимо, методом исключения выявив язык, известный всем, находившимся в комнате людям, кроме Варвары Черкасской, выглядевшей не слишком довольной этим обстоятельством.

– Я чрезвычайно рад приветствовать бурнешу в своей стране и в своём доме, – медленно проговорил я, рассматривая довольно миловидное личико. Интересно, что заставило её отречься от своей женственности и взять в руки оружие? – Что заставило тебя покинуть дом и совершить это длинное путешествие?

– Ваше императорское величество, – девушка хотела подняться, но я жестом остановил её.

– Не стоит, – прокомментировал я свои действия. – Ты прибыла сюда без верительных грамот, можно сказать, что тайно. Я почти уверен в том, что причина твоя веская.

– Да, ваше величество, – она склонила голову. – Я действительно прибыла сюда, чтобы умолять о помощи, но приму любое ваше решение со всем смирением. Вам, наверное, любопытно, почему я оставила вышивание и взяла в руки меч? – задала вопрос Арбен.

– Это настолько очевидно, что даже не требует подтверждения, – кивнув, я подтвердил её предположение.

– Как вы наверняка знаете, не так давно в Константинополе произошло восстание шиитов, в результате которого казнили великого визиря и бунтующие под предводительством Хорпештели Халила, этой свиньи нечестивой, своими речами смутившего янычар, заставив тех предать свои клятвы, которые они давали султану Ахмеду.

– В общем и целом, – неопределённо ответил я, бросив быстрый взгляд на Ушакова, но он только головой покачал.

Ой, как же всё нехорошо-то. Только что закончившееся восстание, про которое я вообще ни сном, ни духом, смена существующей власти, да ещё и эти чёртовы шииты. Теперь понятно, почему все мало-мальские государства в спешном порядке направили в Константинополь своих посланников, да для того, чтобы почтение новому султану выказать. Один я, баран, не у дел остался. Поэтому-то у Шафирова всё так туго идёт, почти со скрипом.

– Я понимаю, ваше императорское величество, что вам не слишком интересно, что там происходит у осман, но их трагедия – это начало трагедии моей семьи, – девушка вздохнула. – Именно с этого восстания пошёл отсчёт дней, когда я отказала своему жениху и остригла волосы, облачившись в мужскую одежду. Тогда в Константинополе не все янычары перешли на сторону бунтовщиков. Часть из них остались верными султану Ахмеду и защищали Топкапы до последнего вздоха. Среди них было и трое моих братьев, сложивших головы за дело, которое они считали правым. Никто и никогда не сможет обвинить семью Адри в трусости и неверности.

– Я так понимаю, всё это подчинено мести? – я обвёл её облик неопределённым жестом, намекая на её отречение от своей женской сущности.

– И это тоже, но главное заключалось в том, что кто-то должен был защитить мою семью, особенно младших девочек, – она снова вздохнула.

– И я всё же не совсем понимаю цель твоего нахождения здесь, – я покачал головой, отметив про себя, что Ушаков быстро пишет что-то, открыв свою уже ставшую знаменитой папку. – Не для того же, чтобы поведать трагичную историю твоей семьи?

– К тому же, разве главаря бунта не приказал убить новый султан? – Ушаков оторвал взгляд от бумаг и остро глянул на гостью. – Я не в курсе проблемы, но, зная осман и зная, что именно сейчас в Константинополе всё относительно спокойно, можно прийти к такому выводу. А шииты быстро утихомирятся, ежели у них не будет лидера.

– Да, разумеется, – девушка пожала плечами, словно речь шла о какой-то банальности. – Патрона, таково было прозвище Хатилы, разумеется, казнили, как только Махмуд устроился на троне вполне комфортно. Месть за братьев – это святое, но мстить мне некому. Я здесь нахожусь совсем по другой причине, – она на мгновение замолчала, а затем решительно продолжила. – Моя семья осталась верна прежней власти, которой все мы клялись, но это, разумеется, не имело бы значения, если бы султан Ахмед погиб в горниле восстания…