Четырехлетняя дочь Адама Хайди – румяная белокурая девочка в розовом платьице. На одной ноге у нее красовался розовый гипс, полученный несколькими днями ранее в результате инцидента с разбрызгивателем. На гипсе Жаннин написала: «Крепкий орешек!» Семья сидела за столом на веранде, вдали виднелись Белые горы. Хайди прямо без костылей направилась на кухню, где, как она слышала, были живые лобстеры. Гроффы по очереди наблюдали за девочкой, ковыляющей по внутреннему дворику к ступеням заднего входа. Эта сцена напоминала нечто среднее между движением ползком и детской игрой, для которой она была уже слишком взрослой. Хайди наконец добралась до ступенек и грозно посмотрела вверх. В воздухе повис беззвучный вопрос: собирается ли она идти дальше? Я наблюдала за происходящим, прекрасно понимая, что нахожусь среди квалифицированных медиков. Тем не менее я волновалась и представляла, как она падает, гипс разбивается, а ее хрупкие косточки снова ломаются. «Пусть попробует. Пусть узнает, как далеко она сможет зайти», – сказала Триша.

Когда девочка добралась наконец до вершины, оваций не случилось, но ее бабушка повторила главный комплимент Гроффов: «Крепкий орешек!»

Гроффы почти никогда не говорят о талантах. Зато много говорят о стойкости – семейной ценности, которая больше связана с находчивостью и самодостаточностью, чем со способностью побеждать конкурента.

Вскоре после обеда несколько членов семьи отправились купаться в небольшом пруду на территории дома, причем Ингрид, старшая дочь Адама, которой тогда было 6 лет, цеплялась за спину Сары, словно каталась на очень осторожном и медленном дельфине. Перед ними расступались листья кувшинок. Все, кроме Лорен, которая была одета во все черное, забрались в воду. В этой семье и дети, и родители любили порезвиться, да и, кроме того, было жарко. Наконец все выбрались на берег, чтобы совершить пятиминутную прогулку в прохладный дом. Ингрид была уже на полпути, когда столкнулась с их собакой и внезапно расплакалась. «С тобой все в порядке, милая», – успокаивала ее Триша. С тех пор как Ингрид наложили гипс, она жаловалась на разные недомогания. Когда Адам в какой-то момент пошутил: «Здесь больше никому не позволено ломать ногу», девочка разрыдалась. «Мне что, даже нельзя сломать ногу?» – жалобно всхлипывала она. Я подумала, а не стремится ли она на самом деле проявить свою храбрость, пусть даже ценой серьезной травмы?

Прошло несколько минут, прежде чем Триша – она сама была ультрамарафонцем – поняла, что на ногу Ингрид обрушился весь вес собаки и она начала кровоточить. Она утешила шмыгающую дочь, обработала и перевязала ее ногу. Триша чувствовала себя ужасно, но в конечном итоге Ингрид очень скоро пришла в себя. Она нашла способ проявить свою храбрость.

В доме Гроффов в Куперстауне, штат Нью-Йорк, имелись некоторые из тех изящных деталей, которые обычно можно было увидеть в домах колониалистов конца XVIII века. Однако задолго до покупки дома Джерри и Жаннин обзавелись дополнительным крылом с интерьером в стиле 70-х годов, из-за чего, несмотря на значительные размеры, все здание казалось не таким уж грандиозным. Это не был дом щепетильных ценителей дизайна, но было ясно, что хозяева имеют на него большие планы.

Джерри Грофф вкладывал в этот дом труд – свой собственный труд – и добивался результатов, которые были источником гордости для человека, который по жизни был победителем. Возможно, карьера Гроффов не была столь публичной, как у их детей, но жизнь, которую они устроили для своей семьи, является триумфом сама по себе, учитывая непростые судьбы семей, в которых воспитывался каждый из родителей.

Джерри вырос в сельской местности Пенсильвании. Семья испытывала финансовые и личные трудности. Обстоятельства были настолько тяжелыми, что Джерри и трем его братьям какое-то время пришлось провели в сиротском приюте для мальчиков, пока их родители пытались уладить свои разногласия. В конце концов они развелись, когда Джерри было 7 лет, и основным источником дохода семьи стала работа его матери в ночную смену в закусочной. Мать была измотана, отец – почти не присутствовал в их жизни. Можно сказать, братья воспитывали сами себя. Джерри, третий по старшинству, каким-то образом держался на плаву, не испытывая бремени, которое мог бы испытывать старший брат, или уязвимости, которая выпадает на долю младшего. Он был солнечным оптимистом, а еще прирожденным спортсменом. Благодаря щедрости бабушки и дедушки он с седьмого класса посещал хорошую школу – одну из первых вальдорфских школ^[8] в стране, – которая направила его на академический путь, позволивший получить стипендию в колледже Франклина и Маршалла.

В колледже Джерри встретил родственную душу – привлекательную девушку, которая училась с ним в первой сборной группе, где студентов не разделяли по половому признаку. Как и Джерри, она избавлялась от тяжелого прошлого и начинала новую жизнь в кампусе колледжа. Этой девушкой была Жаннин. Оглядываясь назад, она признает, что не просто ушла из дома, а сбежала оттуда, спасая свою жизнь, за которую беспокоилась на протяжении всего детства. У ее отца были проблемы с алкоголем, что делало его непредсказуемым, а порой даже жестоким. В порывах гнева он был груб и не сдержан. В такие моменты Жаннин, старшая из четырех детей, спешила отправить братьев и сестер на чердак сарая – укромное помещение без электричества и отопления. Иногда они оставались там, пережидая ярость отца, дрожа от холода в полной темноте, пока Жаннин не решала, что можно вернуться в дом.

Жаннин была единственной из детей, кого отец никогда не бил, – ее считали «особенной», и это бремя приносило свои тревоги, которые она компенсировала упорной работой над тем, что могла контролировать. В юности она начала заниматься твирлингом^[9], который был для нее не просто способом скоротать время. Она занималась им часами – самозабвенно, полностью погружаясь в развитие новых навыков. Эти часы окупились, и она смогла вырваться из хаоса своего дома, превратившись в сильную участницу конкурсов, талантливую исполнительницу в блестках и сапожках. Летом в старших классах она работала в биохимической лаборатории, но одновременно руководила постановкой сотен выступлений танцоров и танцовщиц на футбольных шоу штата в перерыве между таймами. Жаннин умела жонглировать тремя горящими жезлами, что пригодилось ей, когда она приняла участие в конкурсе «Юная мисс США». Жаннин тогда вышла в финал.

Если Джерри был приветливым и стойким работягой, то Жаннин – ослепительной главной мажореткой колледжа, которая получила стипендию на первом курсе. В то время девушки-атлетки, занимающиеся традиционными видами спорта, были не слишком популярны, но твирлинг был исключением. Жаннин стала чемпионкой, обладательницей «25 трофеев, 15 медалей и нескольких национальных и государственных титулов в твирлинге», как отмечала местная газета в 1969 году.

В старших классах Жаннин получила стипендию за научные достижения и после колледжа собиралась получить медицинское образование, хотя в то время доля женщин составляла менее 10 % студентов медицинских вузов. На подготовительных курсах в колледже Франклина и Маршалла она получила несколько плохих оценок и, обескураженная, позвонила домой сообщить новости. «Я сообщила родителям, что подумываю бросить учебу, на что получила ответ: “Да, это хорошая идея”», – рассказала она в нашей беседе. В итоге она бросила курсы и сосредоточилась на биологии. Вместо поступления в медицинскую школу Жаннин продолжала работать в лаборатории, чтобы Джерри, который уже был ее мужем, смог получить медицинскую степень. В конечном итоге это решение привело к приобретению роскошного белого дома на берегу озера в Куперстауне. Однако решение Жаннин умерить свои амбиции на долгие годы стало причиной для беспокойного сожаления, превратившись в мягкую силу, которая стала частью философии семьи.

Вскоре у пары родилось трое детей. Адам был активным, любопытным, уверенным в себе и постоянно находился в движении. Лорен, родившаяся через 18 месяцев после Адама, была тихой и спокойной. Она так сильно отличалась от своего брата, что родители забеспокоились, нормально ли идет ее развитие. Они привели ее к педиатру для обследования, и только тогда услышали вердикт, которому бывает трудно поверить. Они узнали, что два ребенка, родившиеся у одних и тех же родителей, действительно могут кардинально отличаться по темпераменту (причем различия проявляются даже в младенчестве), и одинаковое семейное окружение не обязательно разовьет у обоих одинаковое поведение. «Все родители называют себя экологами, пока у них не рождается второй ребенок», – писал социальный психолог Марвин Цукерман. (Под «экологом» он подразумевает человека, который считает, что окружение и воспитание ребенка оказывает большее влияние на его развитие, чем врожденные или генетически обусловленные черты.)

Лорен превратилась в энергичную девушку, любимицу родителей, мечтательницу и, к досаде своего весьма рационального брата, фантазерку. Их ссоры, как она писала в своих воспоминаниях, заканчивались слезами и синяками, причем Адам безжалостно дразнил Лорен. Когда Лорен было 3 года, родилась Сара – девочка, которая любила птиц и искусство. Ее отношения с Адамом и Лорен были более мягкими, она вела себя с ними скорее уважительно, чем провокационно.

Все трое детей занимались спортом. По тому, какое значение спорт имел в семье Гроффов, гости дома могли понять, как они относились к соревнованиям. «Вы никогда не услышите от Гроффов “Этого достаточно”», – говорит Пэт Мюррей, старый друг Адама, постоянный гость в их доме и увлеченный наблюдатель. Теперь, когда я думаю об этой фразе, я понимаю, что это не было просто придиркой. Если кто-то из их детей чего-то добивался, на это отвечали: «Хорошо, отлично – что дальше?»

В интервью, которое Лорен дала своей сестре в преддверии Олимпийских игр, она использовала те же слова, чтобы описать отношение ее родителей к успеху. Они всегда спрашивали: «Что дальше?» «У нас всегда было ощущение, что мы старались недостаточно. Нам оставляли потенциал сделать лучше», – вспоминает Лорен. Такая ориентация на будущее, по ее словам, позволяла постоянно совершенствоваться. Она одновременно была и кнутом, и пряником. Она была напоминанием о том, что никогда нельзя довольствоваться тем, что есть. Она давала уверенность в том, что все, что произошло сегодня, можно превзойти завтра, приложив немного усилий. «Делай все, что в твоих силах, и не думай ни о чем другом», – говаривал Джерри Грофф, если кто-то из детей давал слабый пас на футбольном поле или терял концентрацию во время забега. Этот совет Лорен находила утешительным, но в то же время он сводил ее с ума своей обманчивой простотой. Что, если ты не сделала все, что могла? («Сокрушительный стыд», – говорит Лорен.)

Гроффы возлагали на детей большие надежды, но они были не из тех, кто следит за своими детьми, пока те занимаются на инструменте, читают сочинения перед сдачей в школу или нудят по поводу поступления в колледж. Они не приходили на тренировки, не нависали над детьми и не наставляли их.

«Родители всегда были рядом, когда нам нужна была помощь, – говорит Лорен, – но в остальном нам позволяли делать то, что мы хотели». Адам добавляет: «Бо́льшую часть времени они понятия не имели, чем мы занимаемся».

Единственным принципиальным требованием родителей было старание – встать с дивана, пойти на игру или тренировку, выложиться на полную. Отец даже отчитывал Адама, когда тот был подростком, за то, что он слишком много времени проводил за медленным компьютером, который приобрела семья. «Гораздо приятнее жить в реальном мире, чем в виртуальном», – говорил Адам слова отца. К тому времени, в начале 90-х, молодежь, которая раньше проводила часы за экраном, разбираясь в языках программирования, уже зарабатывала миллионы на буме доткомов. Джерри Гроффу это казалось бессмысленной, слегка нездоровой тратой времени – не «гроффовым занятием».