– Уберите это отсюда! – крикнула она, бросая крышки через дорогу. – Как мне здесь поддерживать порядок? Круглыми сутками только и вижу, что убийства, грязь и мерзость.

Лейла Даймонд, которая жила с родителями в доме тринадцать, рассказала журналистам «Кенсингтон пост», что с момента обнаружения женских тел ей было слишком страшно спать. Она надеялась, что полиция уедет отсюда к выходным, потому что в субботу у нее свадьба. Владелец кафе «Радуга» на углу Риллингтон-плейс и Сент-Маркс-роуд, сказал, что этот район кишит преступностью.

– Я бывал во многих неблагополучных районах Лондона, – поделился мистер Вуд с корреспондентом «Дейли миррор», – но этот стоит их всех. Я никогда в жизни не видел такого хулиганства.

Гарри Проктер в 1940-х годах делил квартиру в Ноттинг-Хилле с коллегой-журналистом и был хорошо знаком с местным преступным миром: уличными проститутками, спекулянтами, мальчиками на побегушках, которые регулярно посещали наркопритоны, игорные клубы, пабы и ночные кафе.

У дома десять было припарковано девять полицейских машин. Внутри дома сотрудники разбирали квартиру на первом этаже, ломами и молотками отдирали камины, разрушали хлипкие стены и потолки, вынимали половицы и линолеум. На небольшом заднем дворе группа полицейских вгрызалась лопатами и кирками в землю, раскапывая вымощенную брусчаткой дорожку, кусты роз и желтоцветущей форсайтии. Они просеивали каждую лопату земли с помощью стальных щупов, шпателей и пинцетов, чтобы извлечь оттуда все найденные предметы.

Патологоанатом доктор Кэмпс стоял рядом в подпоясанном плаще и попыхивал трубкой, отбирая предметы для отправки в лабораторию Нового Скотленд-Ярда. Среди находок он заметил несколько человеческих костей, причем одна из них подпирала сломанный забор в глубине сада. Предметы упаковали в белые бумажные пакеты, пронесли через здание в ящиках для чая и картонных коробках, а затем погрузили в фургон на улице. Время от времени к входной двери подходила девушка с чашками чая и печеньем на тарелках для полицейских.

Джуди, собака Кристи, тоже пропала, но сотрудники полиции обнаружили в доме их черно-белого кота Томми, который был дико напуган. Его отвезли в приют Королевского общества по предотвращению жестокого обращения с животными в районе Кенсал-Грин, к северу от Ноттинг-Хилла.

* * *

Полицейские опросили семь женщин и мужчин из Вест-Индии, которые все это время по-прежнему жили на верхних этажах дома десять на Риллингтон-плейс и были единственными темнокожими жителями этой улицы18. Кроме того, был опрошен их хозяин, тоже вест-индиец, тридцатитрехлетний вышибала в пабах и ночных клубах по имени Чарльз Браун.

Чарльз Браун был чемпионом Ямайки по боксу в тяжелом весе19. В 1947 году он переехал в Лондон. Он выиграл тысячи фунтов в боях на территории Великобритании и Швеции, но в конце концов у него закончились соперники. «Чарли Браун приехал в Англию, чтобы завоевать себе имя, – писала газета “Дейли миррор” в 1949 году. – Пока что его зовут «тяжеловес, от которого лучше держаться подальше». «Чарли – умный боксер» – такой комплимент сделал ему Джо Луис, когда пригласил его стать спарринг-партнером во время своего тренировочного визита в Лондон. Однако Чарли оказался недостаточно умен. Он не сумел скрыть свои способности. В результате от него увернулись почти все ведущие тяжеловесы Англии».

Браун решил вложить заработанные боями деньги в недвижимость и сдавать ее соотечественникам из Вест-Индии – в Британию их приехало несколько тысяч, когда Закон о британском гражданстве 1948 года дал им право жить и работать в стране. Многие из них селились в Ноттинг-Хилле, где Браун жил со своей семьей.

Когда Браун купил дом десять на Риллингтон-плейс в 1950 году, Редж и Этель Кристи были единственными жителями дома. Пожилой мужчина, занимавший комнаты на первом этаже, съехал, а Тима Эванса только что повесили за убийство жены и дочери. По закону Кристи имели право снимать жилье по той цене, которую они платили с 1938 года: двенадцать шиллингов и девять пенсов в неделю за три комнаты и пользование садом. Браун воспользовался другими правилами, которые были введены для жилья с мебелью, и брал с новых жильцов в три раза больше – по два фунта в неделю за одноместную комнату, где были кровать, шкаф, кувшин и таз, пара стульев, сковорода, кастрюля, противень, чайник, еще кое-какая посуда и столовые приборы20. В гостиной первого этажа была газовая горелка, но остальные жильцы сверху делили между собой кухню на площадке между первым и вторым этажом, а еще все, включая семью Кристи, пользовались туалетом на заднем дворе.

Редж Кристи терпеть не мог жить рядом с чернокожими21. Он жаловался местному санитарному инспектору на «грязные привычки цветных» наверху, и ему было противно видеть белых женщин, которые посещают жильцов его дома. В 1951 году полиция Ноттинг-Хилла вывела двух жильцов с верхнего этажа по лестнице дома десять, арестовав их по обвинению в краже буханки хлеба и пачки маргарина из соседней пекарни22. Один из мужчин протестовал против своего ареста.

– Я изучаю экономику, – сказал он полицейским, – и преследование цветного населения.

Однако Кристи поздравил сотрудников полиции, когда они выводили подозреваемых из дома:

– Пора уже кому-то из вас разобраться с этими сволочами, ребята.

На допросе в конце марта 1953 года Чарльз Браун рассказал, что Редж Кристи последний раз платил за квартиру 5 января. По словам Брауна, в тот день он передал Реджу мешок цемента, ведро песка и банку побелки, с помощью которых, как утверждал Кристи, он хотел заделать дыру в стене на кухне. В пятницу 20 марта Браун пришел получить деньги, которые Кристи задолжал ему уже за несколько недель, и обнаружил там ирландскую пару. Эти незнакомцы сказали, что Кристи уехал днем раньше, сдав им свою квартиру на ближайшие три месяца. Браун сообщил ирландцам, что Кристи не имеет права пересдавать комнаты кому-либо, после чего они согласились покинуть дом. Затем он попросил одного из жильцов верхнего этажа по имени Бересфорд Браун вычистить и прибрать кухню Кристи.

Бересфорд Уоллес Браун, усатый джазовый музыкант сорока трех лет, совершил шестинедельный круиз с Ямайки в Великобританию на французском «банановозе» в 1950 году и теперь работал на молочной ферме в районе Шепердс-Буш. Полицейские, бравшие показания, записали его второе имя как «Дюбуа» – возможно, он назвал свое среднее имя, и их смутил его акцент.

Он рассказал, что наткнулся на трупы, когда пытался повесить полку для своего транзисторного радиоприемника, чтобы слушать музыку во время работы. По его словам, он простучал стену, чтобы найти место для крепления кронштейнов, и заметил, что она полая.

– Тогда я подумал, что там должна быть дыра. Я вышел на улицу и посмотрел, как дом выглядит сзади. Я пришел к выводу, что в углу кухни наверняка есть что-то вроде погреба.

Он вернулся в дом, снял бумагу со стены кухни и увидел дыру в деревянной панели за ней.

– Я пошел в свою комнату и взял фонарик, – сказал он. – Я посветил в дыру и увидел, что это погреб, а еще увидел голую человеческую спину.

Он попросил Ивана Уильямса, двадцатидвухлетнего носильщика, жившего на втором этаже, спуститься и тоже посмотреть. Уильямс посветил фонариком в отверстие и сказал, что тоже видит тело. Они позвонили в полицию из телефонной будки на углу Ланкастер-роуд.

Гражданская жена Бересфорда, Лина Луиза Стюарт, рассказала полиции, что за несколько недель до отъезда Кристи она часто видела, как он разливает дезинфицирующее средство в коридоре и под эркерным окном на улице. По ее словам, 3 января он открыл ей входную дверь, когда она направлялась в клинику со своей двухнедельной дочкой. «Какая милая кроха, – заметил он, проявив редкое дружелюбие, – жаль, миссис Кристи тут нет и она не может ее увидеть». В последний раз Луиза видела Этель Кристи в начале декабря, незадолго до рождения своей дочери.

Франклин, брат Луизы, работавший железнодорожником и живший на верхнем этаже в одной комнате со своей женой Эми, рассказал сотрудникам полиции, что тоже замечал, как Кристи разбрызгивает дезинфицирующее средство в коридоре. Он вспомнил, что в феврале он и Кристи обсуждали плохое состояние туалета. По мнению Стюарта, туалет был слишком грязным, чтобы им можно было нормально пользоваться. Кристи сказал ему, что его жена в Галифаксе ухаживает за больной сестрой.

– Он сказал, что она счастлива там, где находится, – передал его слова Стюарт, – хотя ей бы очень хотелось вернуться к нему.

Сирил Эдвардс, живший с женой и ребенком на втором этаже, в гостиной, рассказал, что они с женой заметили неприятный запах в доме, о чем сообщили хозяину. С Кристи его мало что связывало.

– Я не был с ним особенно дружен, – сказал он, – потому что, скорее всего, он не любил цветных людей.

Его жена Сильвия Эдвардс, портниха, переехавшая в Лондон с Ямайки в 1951 году, сказала полицейским:

– Семья Кристи вообще никогда со мной не общалась.

Всем жильцам дома десять сообщили, что они должны съехать в выходные, чтобы полиция смогла обыскать все здание. Одна из семей сказала, что уже собиралась уезжать: «Мы не могли выдержать здесь больше ни дня». Но для остальных это стало потрясением. В газете «Кенсингтон пост» за ту неделю было напечатано всего два объявления о сдаче жилья, в тексте которых специально было указано, что хозяева не сдают чернокожим и ирландцам23. Комната в Уиллесдене сдавалась «только британцам», комната в Эрлс-Корте – «только англичанам», но жильцы понимали, что им, скорее всего, откажут в большинстве домов по объявлениям на страницах «Пост». Одна дружелюбная реклама гласила: «Цветные люди, зачем вам унижаться?» – такой вопрос задавала «Афро-вест-индская служба», предлагая комнату за два фунта в неделю в доме на западе Лондона. Чернокожие мигранты сталкивались с тем, что им приходится переплачивать за жилье. Кроме того, в отсутствие каких-либо законов против расовой дискриминации им регулярно отказывали в приеме на работу, не пускали в клубы и пабы, оскорбляли на улице.

Через два дня после обнаружения тел Бересфорд Браун получил письмо, адресованное «мистеру Бересфорду Брауну (цветному), дом десять на Риллингтон-плейс»24. Там было нацарапано: «Мистер “Бересфорд” БЛЭК, убирайтесь из Англии и наших общежитий. Мы не хотим, чтобы вы здесь плодились, грязные вонючие черномазые. Оставьте в покое наших белых женщин, иначе огребете».

* * *

В центральных газетах и журналах новости об убийствах поначалу соперничали с сообщениями о смерти королевы Марии, которая скончалась от «проблем с желудком» (на самом деле от рака легких) в особняке Мальборо-хаус на улице Пэлл-Мэлл той же ночью, когда в Ноттинг-Хилле были обнаружены тела. Уинстон Черчилль, вернувшийся в кресло премьер-министра в 1951 году, отдал дань уважения супруге короля, выступая в палате общин. Мария была вдовой Георга V, матерью Эдуарда VIII и Георга VI, а также последним членом семьи, близким к королеве Виктории. Черчилль сказал парламенту о ее предсмертном желании: коронация ее внучки должна была состояться в июне 1953 года, как и планировалось. Елизавета стала королевой в 1952 году, после смерти отца, но ей еще предстояло пройти церемонию.

В воскресенье десятки тысяч людей образовали очередь в зал Вестминстерского дворца, чтобы попрощаться с королевой Марией, а на Риллингтон-плейс собралась толпа из двух сотен с лишним человек, наблюдая за работой полиции, некоторые устроились тут же на ночлег с бутербродами и флягами чая25. Уильям Лоуренс из дома восемь предупредил полицейских, что группа местных ребят планирует устроить уличные беспорядки. «Давайте возьмем бутылки из-под молока, – услышал он слова одного из них, – и зададим легавым взбучку». Полиция разогнала толпу и перекрыла улицу на полдня.