Под светом Суздаля (страница 3)

Страница 3

– Давай договоримся – ты больше никогда так не делаешь. Я не хочу стать посмешищем из-за того, что меня чуть ли не за ручку встречают. Хорошо? – умоляю я, уставившись на Костин затылок. Он отъезжает с парковки, и мы наконец покидаем территорию школы.

– Простите, Алиса Олеговна, но я подчиняюсь не вам, – учтиво говорит он, а мне хочется выть. – Вот когда ваш отец прикажет мне дожидаться вас в машине, тогда я это и сделаю, а пока…

– Ладно, я поняла! – Я срываюсь на крик, а после тяжело вздыхаю. – Извини. Просто… закрыли тему, хорошо?

– Как скажете, – просто отвечает Костя, и весь остаток пути мы проводим в полной тишине.

IV

Тихий стук в дверь отрывает меня от уже полюбившихся перепалок персонажей. Если и есть ничтожный плюс в моем заточении, так он весь в том, что я наконец взяла с полки книгу, которую купила сто лет назад, но до сих пор так и не прочла. А за вечер продвинулась нехило так! Главные герои успели познакомиться, влюбиться, раз пять поссориться и даже навыдумывать глупых проблем. Читать оказалось так увлекательно, что я забыла о своей кошмарной реальности.

В приоткрывшуюся щелку вижу мамино лицо и закрываю книгу.

– Доченька, ужин готов, – говорит она, входя в комнату. Как всегда элегантная и красивая… Мне порой кажется, мама – единственный человек в мире, которому идет все что угодно, любая прическа или одежда. Вот и сейчас на ней простые джинсы и белая футболка, каштановые короткие пряди забраны на затылке крабиком, а ее хоть на конкурс красоты отправляй!

Иногда я ей завидую. Потому что сама пошла в папу и, чтобы добиться хотя бы сотой доли ее красоты, провожу в ванной часы, укладывая непослушные волосы, делая-переделывая макияж и подбирая нужные образы. А ей стоит только встать с кровати, умыться – и уже красивая. Несправедливо!

– Я не голодна, – резче, чем рассчитывала, говорю я и тут же жалею об этом.

Ну почему я злюсь и на маму? Она ведь не виновата. В конце концов, она единственная, кто абсолютно всегда на моей стороне, что бы я ни сделала. Мама из тех людей, кто считает, что каждый наступит на свои грабли, если их перед ним положили, – предупреждай или нет.

Она входит и закрывает дверь. Легкий аромат цветочного парфюма шлейфом проникает следом и привычно успокаивает. Рядом с ней я всегда в безопасности. Только к ней могу прийти, что бы ни случилось.

– Прости, мамуль, – тихо говорю я, откладывая книгу и садясь на кровати. Она устраивается рядом и обнимает меня, мягко и бережно, будто я не ее дочка, а фарфоровая куколка, и вот-вот сломаюсь. Ласковые руки проводят по волосам, и злость постепенно испаряется.

– Родная, я понимаю, ты расстроена, – шепчет мама, а я фыркаю. Расстроена – это очень мягко сказано. Вообще-то, я почти в бешенстве. – Но нужно покушать. Ты и так уже почти скелет, а если совсем есть перестанешь…

– Я не хочу его видеть, мам, – признаюсь я и сглатываю. – У нас теперь что ни встреча – то новые претензии. Нет уж. Лучше без ужина. Устрою себе интервальное голодание.

– Не говори глупостей, – мягко просит она и чуть улыбается. – Папа тебя очень любит. Он злится, это факт, но… ты ведь не можешь сказать, что совершенно не виновата?

– Не могу, – вздыхаю я и отвожу взгляд. – Ну почему он не может так же, как ты? Просто понять! Я ведь уже взрослая, мам. Если и совершаю ошибки, то…

– Должна уметь за них отвечать, – ласково заканчивает она и поправляет выбившуюся прядь за ухо. – И ты стараешься, я вижу. Просто продолжай, и, вот увидишь, он растает. Главное – держи язык за зубами, хорошо? А теперь поднимайся. Я тебе голодать не позволю!

Она буквально за руки поднимает меня с кровати, и мы вместе спускаемся в столовую по винтовой лестнице. Если я что-то и обожаю в нашем новом доме, то это обстановку. Мы с мамой часами выбирали все для интерьера, советовались с лучшими дизайнерами и тратили кучу денег, но каждая вещь здесь была подобрана неслучайно. Некоторые картины мы покупали в разных странах в то время, пока жили там, и теперь они наконец обрели свое место. Кое-что дарили друзья семьи, и каждая вещь расположилась на виду, гармонично вписавшись в интерьер.

Каждый раз, гуляя по особняку, я любуюсь им, как в первый. Здесь всегда светло, тепло и уютно. Он больше напоминает прекрасный музей, чем настоящий дом, но в те редкие вечера, когда мы собираемся втроем, нам, как и в моем далеком детстве, хватает и одной небольшой комнаты, чтобы просто поговорить обо всем.

Жаль, что в последнее время это случается слишком редко.

С тех пор, как два года назад мы обосновались в Москве, наша жизнь круто поменялась. Если раньше мы все вместе путешествовали, и даже занятый бесконечной работой папа находил время на то, чтобы провести с нами вечер, то сейчас он постоянно на телефоне, а порой и в выходные может уехать на работу. Конечно, высокая должность подразумевает большую ответственность, и мама раз за разом мне об этом напоминает, но я все равно не могу отделаться от мысли, что он бросил нас ради денег. А потому никогда их не жалею.

В столовой царит мертвая тишина. Мы с мамой садимся по бокам от отца, потягивающего любимое вино из высокого бокала и читающего новое сообщение.

– Привет, – выдавливая улыбку, говорю я, и папа задумчиво кивает.

– Здравствуй, дочка, – говорит он, хмурясь. Отставляет бокал и бегло печатает что-то. Затем блокирует телефон и смотрит на меня.

– А я все уроки сделала, – заискивающе начинаю я, накладывая в тарелку мясо. Может быть, он уже не так зол? Все же с происшествия прошло уже несколько дней, можно и остыть немного! – Сама убрала свою комнату. Почти полкниги прочитала. Проверишь?

– Нет необходимости. – Он качает головой. – Наказания все равно в силе.

– Но пап!

– Элис, – шикает мама, и я смотрю в свою тарелку. Ее голос становится мягче и ласковее, и я уверена, что она касается его ладони. Его это всегда успокаивало. – Олеж, она правда старается. Может быть…

– Нет, – резко отрезает папа, и она вздыхает. Я вздрагиваю и поднимаю взгляд.

– Но… – дует губы мама.

– Я не могу быть уверен в ней, Ира? – Папа бросает на меня короткий взгляд, и я снова вижу, насколько темными стали его глаза. – Я прощу ее сейчас. Проигнорирую все ее глупые выходки, как делал это прежде. И что потом? Она ведь так ничего и не поняла. Так, Алиса?

– Да все я поняла, папочка, – качаю головой и подвигаюсь ближе. Сжимаю его запястье и умоляюще смотрю. – И больше так не буду, обеща…

– Вот только не надо. – Он отдергивает руку. – Не обещай того, чего не выполнишь.

Мрачнею и отстраняюсь. Да что на него нашло? Да, сделала глупость, но все же я не настолько глупа, чтобы повторять подобное! Я больше всего на свете мечтаю поскорее обо всем забыть и никогда больше ни во что не ввязываться! Но он все никак не угомонится. Сердится и сердится, будто только всю жизнь и ждал, пока я накосячу. А теперь наконец получил карт-бланш и срывает все зло на мне. Будь у меня доступ к карточке, я бы уже записала его к психологу, честное слово!

– А знаешь, что я тут выяснил, Ир? – вдруг улыбается он маме. И в улыбке этой нет ни капли тепла. Может, папу кто-то подменил? А что? Я смотрела «Сверхъестественное», не удивлюсь, если и в самом деле есть какие-то оборотни! Этот мужчина похож на папу только внешне. Мой папуля обычно добрый и мягкий, во всяком случае, с нами. А сейчас слишком уж холодный и почти каменный, будто он не дома с семьей, а на работе ругает своих подчиненных.

Все внутри холодеет. Что еще он там узнал?

– За последние два года наша доченька потратила по меньшей мере около двух миллионов на шоппинг с подружками, посиделки в кафе и бессмысленные подарки, – говорит папа, кидая на меня недобрый взгляд.

Мамино лицо бледнеет, и она смотрит на меня с изумлением.

– Но я же и тебе подарки покупала, – сглотнув, произношу я, отодвигаясь еще немного дальше.

– Спасибо, конечно, – усмехается он. – Но речь не о том. Аль, скажи, ты падка исключительно на эксклюзивную коллекцию Gucci? Или ты своих подружек с ног до головы одеваешь?

Снова сглатываю и отвожу взгляд.

– Я просто…

– Милый, это ведь не так плохо! У нас очень щедрая дочка, – пытается смягчить мама, только вот взгляд папочки становится еще более недобрым.

– Я жду ответа от тебя, Алиса, – с нажимом, требовательно цедит он, а у меня начинает шуметь в ушах.

– Что в этом такого? – в ужасе шепчу я. – Это просто подарки для друзей, к тому же мы здорово проводили вместе время. Близняшки, например, тоже дарят мне недешевые подарки. А у Надюши нет таких денег – неужели она должна быть хуже нас? Она ведь моя подруга!

– А, так у тебя есть такие деньги? – Он скептически поднимает бровь. – Я настолько отстал от жизни, что ты уже научилась сама зарабатывать?

Спасибо, папочка, за прекрасный ужин. Да здравствует скандал!

Мама права. Стоит держать язык за зубами. И чаще всего мне это удается. За последние годы я научилась сдерживать эмоции и преуспела в этом не меньше английской королевской семьи. Но даже самая толстая броня треснет, если задеть за живое, верно?

– Ой, ты еще скажи, что, пока я живу в твоем доме и ем твой хлеб, у меня нет ничего своего! – фыркаю я.

– Нет, что ты. – Его лицо перекошено, щеки горят огнем. – Твоего у тебя предостаточно. Только вот на этом все. Я чересчур много тебе позволял эти годы и сейчас понимаю, что это не лучшим образом на тебе сказывается.

– Что ты имеешь в виду? – Мама с осторожностью гладит его по плечу. – Олеж, ты ошибаешься. Наша девочка всего лишь…

Но он не слушает ее. Кажется, даже не чувствует прикосновений. Темные глаза смотрят на меня с прищуром, губы искривились от злости.

– Что ты из себя представляешь? Мешок денег? И, кроме них, у тебя внутри нет ничего. Пустота!

– Олег! – вскидывается мама. – Как ты можешь!

Я встаю из-за стола. Теперь и мои щеки пылают, а злость становится в сотни раз сильнее страха.

Будь что будет. Он уже почти все у меня отобрал. Не запрет же он меня дома на всю жизнь!

– Да? А что есть у тебя? – усмехаюсь я и скрещиваю руки на груди. – Теперь ты только и можешь, что читать нотации! А ведь раньше ты был другим. Ты сам не лучше меня, папочка! Ты же и добился всего, что у тебя есть, гоняя чаи с нужными людьми и делая все, что они просят! И это я еще очень сильно смягчаю!

– Алиса! – ахает мама. – Да что вы, в самом деле, перестаньте…

Папина улыбка становится по-настоящему страшной. Он тоже встает.

– Знаешь, доченька… Я долго думал, как бы показать тебе реальную жизнь. И понял, что единственным правильным решением будет отправить тебя на все лето в мой родной город. Чтобы ты поняла, как мне приходилось жить до шикарных особняков, кучи денег и влияния. Может, тогда ты поймешь, что все в этом мире достигается трудом и упорством, а не словами: «Пап, дай!»

– Да когда ты стал таким злобным? Тебе мало того, что я и так уже под домашним арестом? Хочешь…

– На все лето, Алиса. Три месяца. А если и это тебе не поможет, то я буду вынужден забрать тебя из школы здесь и оставить учиться там, – холодно говорит он.

– Что?! – синхронно кричим мы с мамой.

– Что слышали. На этом все. Как только учебный год закончится, сразу же собирай чемоданы.

Мои пальцы дрожат, как и голос. Слезы катятся по щекам, и я больше не могу держаться. Я думала, хуже уже не бывает, но, оказывается, может быть все что угодно.

– Тебе мало того, чего ты уже меня лишил? – всхлипываю я, хватаясь пальцами за ворот его рубашки. – Конечно, давай! Забери у меня все. Пусть у меня совсем друзей не останется, это же лучше!

– Не утрируй. – Он мягко разжимает мои пальцы и заставляет сесть обратно за стол. – Тебе ни к чему друзья, которым нужна не ты, а твои деньги. Даже не так. Мои деньги. Алиса, может быть, тебе кажется, что я жесток…