– Диагноз в России поставили только несколько лет назад, а раньше все бессонница да невроз. Засыпает она на ходу. Однажды шла в туалет, уснула и разбила нос. Судороги, галлюцинации. Горе! Определенно, Господь послал мне этого ребенка в наказание, –  сказала Тамара Петровна так, как будто Господь был ее соседом сверху, с которым у нее сложились свои непростые отношения.

Тамара Петровна все говорила и говорила. О том, что Ая из-за болезни не может работать в офисе, а занимается скрапбукингом, красиво оформляет фотоальбомы. О том, что у самой Тамары Петровны проблемы с сердцем, и раз в год она обязательно ложится в больницу капаться. О том, что муж ее умер, и теперь она ходит к нему на могилку. О том, что раньше все ревновала мужа к покойной бывшей жене, которую он навещал на кладбище чересчур часто, как ей тогда казалось, а теперь вот сам муж лежит в сырой земле.

– Простите, Тамара Петровна, –  перебил ее Саша. –  Могу я зайти к Ае?

– Зачем? –  удивилась она.

Потом медленно кивнула и прищурилась, как будто на Саше висел ценник.

– Конечно! Ее комната по коридору направо. Вы знаете, Ая –  прекрасная девушка. Такая добрая, начитанная. –  Она посмотрела на дверцу шкафа под раковиной, куда только что спрятала крысиный яд. –  И хорошо готовит.

На окне ее комнатушки была решетка. На тумбочке у кровати горел ночник. Рисуя на стене круглый блик, он погружал противоположный угол в тень, мутнел рефлексом с потолка. У стены стоял стол со стареньким компьютером, к которому были прилеплены разноцветные стикеры: «купить сахар», «сварить курицу», «почистить зубы». Лежали отдельно страницы фотоальбома и кольца от него, разомкнутые и похожие на наручники. Сверху громоздилась кипа фотографий, пуговицы, искусственные цветы, которые в свете ночника почему-то напомнили Саше кладбищенские.

Ая лежала в домашнем платье поверх покрывала. Русые волосы разметались по подушке. Веки были сомкнуты, губы –  бледны, под глазами пролегли тени. Лежала, не шевелясь. Словно заснула вечным сном.

Саша проснулся в вагоне метро, почесал щеку и стал нервно озираться. Видимо, он задремал под стук колес, но дело не в этом. Ему показалось, что вагон был совсем не тот, в который он садился. Вместо современных жестких сидений –  пружинистый диван с протертым до дыр дерматином. Не было электронного табло и девушки с бумажной книгой напротив. В вагоне вообще никого не было. Саша решил, он что-то напутал, поднялся с места, и, когда поезд остановился и двери разъехались, вышел на станции.

Он никак не мог понять, где оказался. В поисках обозначения станции он направился к противоположной платформе и услышал шум прибывающего поезда. Саша попятился назад и уперся спиной в холодную колонну. Он почувствовал запах гари. Это был старинный поезд без окон, с кишками разнокалиберных труб, выходящими наружу. Из трубы на крыше валил пар. От кабины машиниста вниз спускалась лесенка. Поезд с визгом остановился, и платформу наводнили люди: дамы в платьях викторианской эпохи, господа в цилиндрах.

К Саше приблизился человек с рыжими усами в полосатом костюме и котелке.

– Эй, мистер, по какому времени приходит этот поезд: по лондонскому или по честерскому? И где можно пропустить стаканчик в этой чертовой дыре? Сдается мне, вы здесь единственный приличный человек, –  доверительно сообщил усатый, косо взглянув на респектабельного корпулентного господина в пенсне. –  Как имя вашего цирюльника? Недурно, недурно.

Он говорил по-английски, но Саша с легкостью понимал каждое слово.

– А он… умер от ковида, –  пробормотал Саша.

– Холера? Черт ее дери!

Ответил Саша, кажется, тоже по-английски, хотя из школьного курса помнил одну только фразу и внезапно ее произнес:

– The queen reigns, but does not rule^[1].

Усатый удовлетворенно кивнул, посмотрел по сторонам и тихо сказал:

– Дело говоришь.

Саша запустил пятерню в свои коротко стриженные волосы и быстро пошел прочь. Он выхватил из кармана айфон, как револьвер. Телефон показывал время и дату: пятое мая две тысячи двадцатого года. Банк, соцсети, такси –  все приложения были на месте. Шум и суета прибывшего поезда остались позади. Замаячила спасительная лестница выхода в город. Ускоряя шаг и держась за айфон, словно утопающий за соломинку, Саша на ходу поймал сеть. Вбил в поисковик: «галлюцинации экспресс-тест», тут же закрыл поисковик и бросился вверх по лестнице.

Улицу окутывали густые сумерки. Место незнакомое, но это определенно Москва. По дороге неслись современные авто, напротив была заправка, у горизонта маячили многоэтажки. У кромки тротуара затормозило желтое такси, к которому спешила девушка в красном кожаном плаще и ботфортах по колено, с выкрашенными в синий волосами. Саша вздохнул с облегчением. Он дома. Впрочем, приличных людей не так много, усатый прав. Боже, храни королеву.

В последнее время у него было много работы. Переутомился. Нервная система –  штука тонкая. С каждым может случиться. На обратной стороне улицы он заметил горящую огнями вывеску бара. Истина в вине, или в чем-то покрепче. Надо согреться и вызвать такси. Саша пересек улицу и вошел внутрь.

Это был не бар. Повсюду стояли книжные стеллажи, шкафы, впрочем, среди них были и столики, мимо которых сновали официантки с подносами. Во многих заведениях заводят книжные полки для атмосферности. Под высоким потолком был пристроен второй этаж, где среди книг тоже стояли столики. По скрипучей лестнице Саша поднялся на второй этаж и устроился у самых перил. К его разочарованию, спиртного в меню не оказалось, официантка принесла кофе.

На каждом столике горела лампа и, казалось, люди не пьют кофе, а читают книги, как в Ленинской библиотеке. А потом официантки приносят им новые книги, забирая выпитые до дна. Ему понравилось сидеть так и, облокотившись о перила, смотреть вниз. Люди выглядели забавными, как фигуры на шахматной доске, и внушали симпатию. Бог, должно быть, чувствует что-то похожее. Любить людей сверху вниз легко.

– Церковь запрещала играть в шахматы, и тогда в двенадцатом веке один священник изобрел складную шахматную доску –  словно две книги сложены вместе. Богу не нравятся шахматы.

Возле столика возник человек.

– Вы позволите?

Саша поперхнулся кофе и закашлялся, и незнакомец опустился на стул напротив.

– Во всем зале ни единого свободного столика.

На нем были брюки-галифе, заправленные в высокие кожаные сапоги, белая рубашка с жабо под жилетом в тон брюкам, из кармана которого выглядывала золотая цепочка. На голове его возвышался цилиндр, поверх него –  очки-гогглы. Человек опирался о трость. Набалдашник трости из белого золота или другого похожего металла имел форму черепа, вместо одной из глазниц –  шестеренка, какие бывают внутри часового механизма, усыпанная бриллиантами. Отставший от поезда? Усевшись, Человек в гогглах пристроил трость на соседнем стуле. Череп блеснул бриллиантовым глазом, ослепив Сашу. И он вдруг сообразил, что ничего не говорил Человеку в гогглах о шахматах.

– Весна нынче стоит совершенно зимняя, не находите? Или зима весенняя, черт его разберет. Холодно, как на морском дне.

В руке незнакомца мелькнула мутная зеленая бутыль причудливой формы. Со смачным звуком он вытащил пробку.

– Хотите?

С неумолимой ясностью Саша осознал, что единственное, чего он хочет от жизни в принципе, –  это выпить. Саша испытующе посмотрел в глаза набалдашника.

– Это ром?

– Коньяк.

Человек в гогглах плеснул немного Саше в кофе. Он сделал глоток. Обжег язык. Из глаз брызнули слезы, и Саша схватил ртом воздух. Горло загорелось огнем. Жар потек по жилам. На душе потеплело, краски стали ярче и четче, что ли.

Человек в гогглах развел руками.

– Сто лет выдержки.

Саша вдруг почувствовал себя, как на кушетке психоаналитика. Ему необычайно понравился этот странно одетый человек. Причем, самое приятное было, что человека этого, как случайного попутчика в поезде, Саше никогда в своей жизни больше не увидит. И он сказал:

– Я еще сам не встал на ноги, а тут девушка с проблемами. Что я могу ей дать?

Человек в гогглах пожал плечами.

– Так брось ее.

– Я так не могу. Вот если бы она просто куда-нибудь делась.

– Убей. Гинекологи проводят подобные манипуляции с людьми. На более ранних сроках, но все-таки.

Не удостоив Человека в гогглах ответом, Саша отхлебнул из своей чашки и посмотрел через перила. Девушка в красном платье делала селфи, парень в свитере, с медицинской маской под подбородком, залип в ноутбуке. Под каждой лампой на столике лежал гаджет. И только под единственной в зале было чисто. За тем столиком сидела парочка. Девушка касалась своих волос, облизывала губы, кокетничала. Парень не сводил с нее глаз. Официантка подошла с меню и встала позади девушки. Девушка запрокинула голову назад и посмотрела на официантку снизу вверх. Если ты запрокидываешь голову, чтобы посмотреть на кого-то, он точно влюблен. Ищешь любовь – иди по гаджетам, вспомнил Саша слова Аи.

– Это не нужно ни мне, ни ей, –  сказал Саша. –  Если бы она просто исчезла! Если бы…

– Если у шахматиста во время игры зазвонит телефон, его партия считается проигранной, –  сказал Человек в гогглах. –  Она исчезнет. Я решу твою проблему. Но у всего есть своя цена. Взамен я заберу кое-что.

– Что?

– Часть тебя.

Саша усмехнулся, опустил взгляд под стол и вскинул бровь.

– Это важная часть?

– Каждая часть важна, ведь без нее это будешь уже не ты. Мне нужно несколько капель твоей крови.

Саша невольно отпрянул назад.

– Страшно?

– Бессмысленно. Зачем?

– Представь, что ты сдаешь медицинский анализ, –  сказал человек в гогглах. –  Отдаешь кровь чужой женщине в одноразовой шапочке. Бессмысленно? Да! Зато так ты узнаешь, чем болен, и получишь рекомендацию по лечению. Так что какой-то смысл в этом все же есть.

– Врачи, они такие. Назначат кучу обследований и ни черта не нужных лекарств. Удалят впопыхах какой-нибудь орган типа селезенки и скажут, что так и было задумано, –  сказал Саша.

– Если тебе оттяпали голову, пить пенталгин уже ни к чему, –  согласился Человек в гогглах и с достоинством коснулся своего цилиндра. –  Не доверяй человеку в одноразовой шапочке! В современном мире слишком много безопасного. Одноразовые стаканчики, перчатки, маски. И любовь. Одноразовая любовь страшнее всего, она высушивает душу. Бойся одноразовой любви!

Саша сделал еще глоток, и зал кафе со светильниками, гаджетами и Человеком в гогглах поплыли перед глазами. Саше стало до чертей интересно.

– И как это работает?

– Все начинается в голове и заканчивается там же. Эта девушка канет в забвение. Не думай, что она растворится, как коньяк в кофе, нет. Просто станет не важна. И вскоре исчезнет из твоей жизни. Ты никогда ее больше не встретишь. И сможешь спокойно заняться своей карьерой, которая, кстати, пойдет в гору. Есть и бонус от фирмы.

– Бонусы –  это классно, люблю бонусы, –  развеселился Саша.

Перед глазами всплыл образ институтского друга, который однажды проснулся со зверским похмельем и татуировкой солнца на плече и все никак не мог вспомнить, где ее набил. Образ всплыл и исчез.

– По рукам.

Незнакомец взял трость с соседнего стула. Рука в кожаной перчатке отвинтила верхнюю часть черепа. Лоботомия обнаружила внутри золотого набалдашника иглу, похожую на медицинскую.

– Ваш указательный палец! Не волнуйтесь, у меня легкая рука.

Саша подумал, что игра затянулась, но впал в состояние, похожее на транс. Он увидел себя в медицинском кабинете среди колб и пробирок протягивающим руку медсестре в медицинской маске и резиновых перчатках. И тут он заметил огромную сову, которая сидела на шкафу с биоматериалом. Сова посмотрела на Сашу круглыми желтыми глазами и презрительно сказала низким мужским голосом:

– Экий вы, батенька, подлец!