Ну, тут все просто. Чтобы просчитать ситуацию, не нужны пресловутые семь пядей во лбу. Для понимания хватало собственного, пусть и убого опыта жизни в Речном квартале. Там такие разводки понятны даже дурачкам. Увы, в среде ушкуйников у меня хватало и друзей, и врагов. Кто-то недолюбливал втайне, кто-то открыто. Сейчас вариант как раз открытый, и об этом говоруне я слышал. Фока ходил в ватажке капитана Дубыни. И это не фамилия, а прозвище. Там вообще компашка мутная: то ли ушкуйники, то ли контрабандисты, то ли вообще наркоторговцы. Но в нашем кругу совать нос в чужой трюм не принято – кто как может, так и вертится.

С чего это Фока, который известен своей хитростью, наглостью и умением изъясняться почти по-господски, но не впечатлявший боевыми навыками, вздумал нарываться на схватку в круге, тоже гадать не приходится. Как раз меня он не оскорблял. Скорее всего, ждет, что я полезу защищать Диму, а затем Дубыня с полным на то правом встанет на защиту своего ватажника. Я не видел этого капитана в бою, но он наверняка уверен, что в легкую разделает сопливого выскочку. Причина всего этого хоровода тоже ясна: Дубыня вплотную сотрудничал со старейшиной Борисом.

Нахал принял мои раздумья за нерешительность, но ничего не добавил, лишь гаденько так ухмыльнулся. Я же посмотрел на Диму, который был необычайно бледен, но яростно сверкал глазами. При этом он смотрел не на Фоку, а на меня. Я вопросительно поднял бровь. В ответ получил уверенный кивок. Ну что ж, вообще-то, он тренировался наравне со мной, к тому же я давно объяснил боевому библиотекарю, как нужно вести себя в подобных разборках. После моей ободряющей улыбки он со все еще бледноватым лицом развернулся на табурете и презрительно посмотрел в лицо нависающему над ним Фоке:

– И откуда тебе знать, сладенький я или нет? Не помню, чтобы разрешал тебе лизать мои пятки.

Фока зашипел и ухватился за рукоять ножа, висевшего на широком поясе. А вот это уже серьезно. Я резко встал и, откинув полу куртки, продемонстрировав рукоять револьвера в плечевой кобуре. Старался сделать это так, чтобы видел только вздрогнувший Фока. Ему понравилось – вон как перекосило. Но на этом грызня закончилась, потому что Василь Петрович был на чеку. В трактире к этому моменту стало тихо, и все смотрели нас, так что слова старика были слышны отчетливо:

– Фока, а ну грабки убрал от ножа. Если хочешь с кем-то пободаться, вали в круг.

– Да эта сявка залетная даже не ушкуйник, с чего бы я с ним в круг пошел? – ткнул пальцем Фока во все еще сидящего Диму.

– Ну так ты и не капитан, чтобы привередничать, – жестко осадил его трактирщик. – Эй, береговой, пойдешь в круг с этим болтуном?

Вот теперь Дима, с которого постепенно сходила бледность, встал и решительно заявил:

– Пойду, прямо сейчас.

Дело шло явно не по сценарию Фоки. Его смутила решительность моего друга, но все равно не видел в Диме сильного бойца. Даже наоборот, считал пусть и ершистым, но домашним мальчиком, так что решился:

– Пойдем, красавчик, подправлю тебе смазливую мордашку, а то смотреть противно.

Скорее обидно, потому что у самого Фоки физиономия была предельно далекой от идеалов мужской красоты.

Изобразив хищную улыбку, Фока решительно направился к выходу, а мы с Димой последовали за ним. На ходу я тихонько сказал другу:

– Спокойнее. Уверен, ты его умотаешь, но и не расслабляйся.

– Все в порядке, – кивнул Дима, но я все равно немного волновался.

Мне довелось повидать достаточно боев на окруженной невысоким каменным бордюром площадке за трактиром, но лично в этот круг пока не входил. Правда, есть у меня подозрение, что Дубыня от задуманного не отступится даже после того, как Фока провалил свою часть плана.

Дима снял куртку и передал ее мне, оставшись в дорогой голубоватой рубашке, чем вызвал в толпе смешки. Но он этого не заметил, слишком уж был сосредоточен на своем сопернике. Фока раздеваться не стал, словно намекая, что уложит потерявшего берега берегового, не вспотев и испачкавшись. Зря он так, нарядная то ли куртка, то ли сюртук сегодня наверняка близко познакомится с перемешанным с пылью песком.

Не знаю, остался ли кто в трактирном зале, потому что площадку уже окружала изрядная толпа. Даже Василь Петрович явился, оставив свое хозяйство на кого-то из помощников. Он же и объявил начало схватки.

– Готовы? Правила знаете? – уточнил старый ушкуйник и, увидев кивки противников, крикнул: – Начали!

Но сразу ничего не изменилось – оба соперника стояли, глядя друг на друга. Никто не спешил нападать первым. Фоке хватило чуйки, чтобы заподозрить неладное. Стойку, в которой застыл Дима, ушкуйник наверняка уже видел в исполнении Акиры в этом же кругу. Так что он решил спровоцировать моего друга на атаку:

– Чего застыл, красавчик? Боязно?

– Конечно боязно, – задорно заявил Дима. – Сам же сказал, что я красавчик, поэтому не спешу портить себе лицо. Оно барышням нравится. А ты-то чего мнешься, с такой рожей уже нечего бояться.

– Фетюк драный! – зарычал Фока и кинулся на противника, намереваясь не столько ударить, сколько вцепиться ему в физиономию.

Дима спокойно, как на тренировке, сместился на пару сантиметров. Затем принял на ладони правую руку Фоки, легким толчком нарушил равновесие разогнавшегося противника и, почти нежно проведя вокруг себя, отправил кубарем дальше. Сам же снова замер на месте. Народ загудел, и было пока непонятно, с одобрением или осуждением. Они ждали честного мордобоя с брызгами крови, а не эти непонятные пляски. Впрочем, значение имело только то, что правила не нарушаются.

Фока прокатился по песку и ткнулся спиной в каменный бордюр. Завозился, поднимаясь на ноги и ругаясь последними словами. А затем сжал кулаки и снова бросился на Диму. Я уже думал, что все повториться, но тут схватка пошла наперекосяк. Уже подбегая к противнику, ушкуйник, казалось бы, слишком рано дня нормального удара выбросил вперед левую руку и растопырил пальцы. Оказывается, пока он лежал, то сгреб в ладонь немного песка, который сейчас и полетел в лицо Димы. Мой друг от такой подлости растерялся и прикрыл глаза. В итоге пропустил удар в левую скулу, отчего начал заваливаться на спину. Я уже думал, что его вырубило, а Фока решил, что раз уж нарушил правила, так хоть отыграется на красавчике по полной. Но тут, словно компенсируя несправедливость ситуации, вмешалась госпожа удача, которую ушкуйники ценят даже больше, чем опыт и доблесть.

Дима сознания не терял. Упав, он решил покрасоваться и лихо, как на тренировке, вскочить на ноги, оттолкнувшись спиной, но увидел прыгающего на него Фоку, так что просто поджал ноги, а затем лягнул ими, как молодой жеребчик. Попал крайне удачно – прямо в лицо явно собиравшегося навалиться на него сверху противника. Учитывая встречное движение ушкуйника, удар вышел весомым. Мне даже почудилось, что там что-то хрустнуло. Фока отлетел назад и свалился на песок, явно потеряв сознание еще в полете.

Вокруг площадки воцарилась гробовая тишина. Никто не смел войти в круг. Лишь Василь Петрович деловито пересек границу и подошел к лежащему навзничь Фоке. Дима уже успел подняться на ноги и с опасением смотрел на неподвижное тело. Трактирщик нагнулся и пощупал пульс на шее пострадавшего от собственной подлости бузотера. Разогнувшись, он громко заявил:

– Живой. – Затем позвал кого-то из своих помощников. – Прошка, подь сюда. Тащи эту падаль на улицу. И чтобы ноги его здесь больше не было.

Затем Василь Петрович нашел кого-то взглядом в толпе и заявил:

– Дубыня, это твой человек накосорезил. С тебя и спрос. Вира в пять червонцев общине и десять Красавчику.

Конечно, не самое брутальное прозвище, но тоже очень неплохо. Мой друг покраснел и тут же поспешил ко мне, явно чувствуя себя неловко под всеобщим вниманием, но пообщаться мы не успели.

– Не вопрос, Петрович. Мой косяк. Рассчитаюсь честь по чести, – примирительно сказал широкоплечий и длинноруки Дубыня, шагнув через бордюр. – Но раз уж собрались, может, капитан Проходимца покажет свою удаль и хоть раз выйдет в круг, а то все за караем мнется.

Увидев угрюмое выражение на лице Василь Петровича, Дубыня добавил:

– Это не вызов, просто хочется размяться. Капитан вполне может отказаться, я плохого слова не скажу.

Ну да, не скажет, но трусом я точно прослыву. Словно в издевку, послышался голос с другой стороны.

– Ну, раз хочешь размяться, может, со мной попробуешь? – спросил также шагнувший в круг Колотун.

Вот оно как интересно бывает в жизни. Год назад это здоровяк тоже пытался вытащить меня в круг, чтобы оторвать голову по совершенно нелепому обвинению, а сейчас пытается защитить. Увы, этим он мне сделает медвежью услугу. Вон как разулыбался Дубыня, так что нужно действовать:

– Спасибо, Колотун, но я как-то сам управлюсь. А если уважаемому капитану будет мало, то потом можешь добавить, раз ему так хочется повеселить народ.

Улыбка Дубыни немного увяла, зато Колотун расплылся в зловещем оскале, намекая, что продолжение будет обязательно. Здоровяк чувствовал себя обязанным мне, хотя я уже не раз говорил, что мы квиты.

Дима даже попытался вцепиться мне в рукав, чтобы остановить, понимая, что этот противник будет куда опаснее хлипковатого Фоки, но быстро оставил в покое. В толпе забегали половые, собирая ставки. Делали ли ставки на бой Димы, я просто не заметил: слишком волновался за друга. К тому же сейчас все происходило с большим ажиотажем. Это вам не хуры-мухры, а стычка двух капитанов – довольно редкое событие. Я мог бы поставить на себя, но, во-первых, не был уверен, что смогу победить, а во-вторых – мне сейчас как-то не до побочного заработка. Сохранить бы все кости целыми.

Я начал снимать куртку и тут вспомнил, что лишний раз светить револьвер не стоит. Возможно, было глупо показывать его Фоке. С другой стороны, если обиженный ушкуйник надумает собрать компанию и напасть где-нибудь в другом месте, этот факт остудит его порыв. Отдавать револьвер Диме даже на время не совсем законно. К счастью, проблему решил подошедший Василь Петрович:

– Ты, Степан Романович, ствол-то мне отдай. Надеюсь, разрешение на него у тебя имеется? – небрежно поинтересовался трактирщик, словно даже не допуская мысли, что я тупо таскаю с собой огнестрел, надеясь лишь на лицензию ушкуйника.

– Конечно. Личное дозволение князя.

– Слышал я кое-что о твоей сделке с князем. Нужное дело, хоть и мутное, не всякий…

Не знаю, что он хотел добавить, но старик вдруг осекся, увидев, что я незаметно для остальных протягиваю ему небольшой револьвер.

– А Горыныч где? – удивленно и даже как-то обиженно спросил трактирщик.

– Горыныч отдыхает после жаркой работы. Он меня сегодня от бесноватого спас. Да и зачем таскать по трактирам такого тяжеловеса. Неудобно же, благо мне дали разрешение на револьвер, не уточнив, какой именно, – выкрутился я, стараясь не покраснеть от стыда. Ведь Горыныча я даже не удосужился почистить, лишь отмыл сверху от нечистот вместе с кобурой.

– Ну, если так, то ладно, – ворчливо согласился трактирщик, пряча мой револьвер под свой фартук.

Дальше было проще потому, что пустая кобура на фоне чехлов с метательными ножами в глаза на бросалась. Я постарался выгнать из головы все ненужные мысли и сконцентрироваться на предстоящем бое, хотя сделать это было не так-то просто. Конечно, теперь мне удается намного лучше управлять своими собственными мыслями, а не как раньше наблюдать за их полетом как будто со стороны, но все равно полностью отрешиться от назойливых дум получается не всегда.

Дубыня тоже снял куртку и закатал рукава рубахи, демонстрируя увитые татуировками предплечья. Ничего странного в этих рисунках не было, подобное носила половина ушкуйников. Выглядел мой соперник мощно, особенно без верхней одежды. Под тонкой рубахой перекатывались тугие узлы мышц, а длинные руки и, как говорится, пудовые кулаки не предвещали ничего хорошего. Дальше больше. Резкими движениями ударов в воздух Дубыня разогнал кровь в теле и, хищно улыбаясь, встал предо мной.

– Готовы? Все знают правила? – разразился ритуальными фразами Василь Петрович и, увидев наши кивки, скомандовал: – Начали!