Так же, как и предыдущие соперники, мы не спешили атаковать друг друга. Мой стиль боя вообще строился от обороны, а Дубыня явно сделал выводы из неудачи Фоки. Думаю, он и бой Колотуна с Акирой разобрал по косточкам. Так что теперь не пер буром, а, продолжая разминаться резкими и короткими имитациями ударов, медленно подходил ко мне, да еще и по дуге, тем самым заставляя разворачиваться.

Мы с Акирой обсуждали такой вариант, и учитель называл его наихудшим для меня – сейчас Дубыня начнет наносить короткие удары, совершенно не теряя устойчивости. С его длиннющими руками это получится легко и просто, так что подловить кулачного бойца на классический нихонский прием нечего и надеяться. А в обычном мордобое я ему не соперник. До начала его атаки оставались считанные секунды, и тут от капитана ушкуйников, явно вгонявшего себя в боевой кураж, повеяло кое-чем очень знакомым.

Не понял. Он что, одержимый?! Это плохо. Но как такое вообще возможно?! Очень хотелось выглянуть из себя, но сейчас все внимание толпы было сосредоточенно на мне, и непонятно, как ушкуйники поведут себя, в буквальном смысле почуяв неладное. Мне только славы колдуна не хватало.

Ну что, же вот и момент истины. Акира так и говорил: прорыв возможен, только если подойду к краю. От Дубыни веяло ненавистью. Меня сейчас будут либо убивать, либо калечить. Не понятно только за что. Мы с наставником давно пытались найти применение моим шаманским навыкам в чем-то еще, кроме простого выглядывания в мир духов и работы призрачным ножом. Еще у себя на родине Акира пытался изучать духовные практики соседней империи Чжунго. Получалось из рук вон плохо, но у него была надежда, что мой усиленный чужаком и шаманом дух, да с навыком его расшатывания по шаманской же методе, поможет освоить искусство боевых монахов.

Наши дополнительные тренировки казались мне такими же нелепыми, как и манерное нихонское искусство в самом начале изучения. Надеюсь, я прямо сейчас пойму, насколько ошибался, ну или меня поломают.

Осмысливая ситуацию и наблюдая за приближающимся соперником, я не забывал легкими горловыми вибрациями расшатывать свой дух и по методике Акиры гонять по нему, как говорил нихонец, энергию ци. Отклика по-прежнему не чувствовал, и это, честно говоря, пугало. Дубыня атаковал резко и, несмотря на всю мою подготовку, неожиданно. Все навыки нихонского стиля оказались бесполезны, но неожиданно дала о себе знать память чужака. Я тупо и бесхитростно прикрылся руками, при этом представил, что укрепляю свою ауру на предплечьях, к тому же заставляя ее вибрировать. И это помогло! Нет, удары моя зашита не ослабила: предплечья прострелило болью, и синяки там будут изрядные. Но вдруг Дубыня встряхнул правой рукой, словно она немного онемела. Окрыленный надеждой, я попробовал укрепить таким же образом кулак и попытался ударить соперника в слабо прикрытую грудь. Почему не в лицо? Да кто ж его знает. Но интуиция и в этот раз не подвела. Удар вышел удручающая слабым, таким даже синяк не поставишь, но внезапно тело моего соперника дернулось, словно его скрутила судорога, совсем короткая и почти незаметная, но все же. А еще я ощутил выплеск духовной энергии, пропитанной болью и страхом. Я чувствовал подобное, когда вырывал духов-наездников из тел бесноватых!

Времени было крайне мало, так что я ринулся вперед, нанося удары кулаками в лицо. Первые два он пропустил, но меня подвели слабые ударные навыки. Вырубить или ошеломить противника не получилось. Дубыня пришел в себя и словно тараном заехал мне в грудь. То, что меня не унесло за пределы круга, поломав при этом кости, казалось чудом. Словно это была не полноценная атака, а инстинктивное желание отбросить от себя неожиданно ставшего слишком опасным соперника.

Мне удалось сохранить равновесие. Неловко перебирая ногами, я отошел назад. Дубыня, взревев от ярости, бросился на меня еще до того, как мои ноги встали в надежную позицию, но тут сработали вбитые тысячами повторений рефлексы, и летевшего на меня соперника я принял почти не задумываясь. Все прошло как на тренировке: уход от яростного удара, легкий толчок и проводка массивного, уже потерявшего равновесие тела мимо себя. Дубыня, несмотря на весь свой боевой опыт, повторил кувырок своего подручного и неслабо так треснулся плечом в каменный бордюр. Не знаю, кто придумал такой периметр, но это явно нехороший человек: если треснуться головой, можно и кони двинуть.

Дубыня, покачиваясь, поднялся на ноги и зарычал совсем уж по-звериному. От него повеяло хорошо знакомой ледяной опасностью, и стало понятно, что шутки кончились. Совсем.

– Все, хватит! Бой закончен первой кровью! Победил капитан Проходимца, – громогласно заявил Василь Петрович, перекрывая гомон толпы.

Я сначала не понял, о чем это он, но потом заметил, как из носа моего противника падают красные капли, растекаясь по подбородку и груди. Все-таки я сумел врезать ему по сопатке, что и решило дело. Но Дубыня, похоже, ничего не услышал или просто не захотел. Он дернулся в мою сторону, правда далеко уйди ему не дали: и без того накрученные зрители, получив нужный сигнал, скопом рванули в круг, останавливая озверевшего капитана. Поднялся сущий бедлам: кто-то радовался моей победе, кто-то возмущался, что дело не доведено до конца, а я, пользуясь неразберихой, аккуратно выглянул из себя и посмотрел на рвущегося из хватки многих рук капитана.

А вот это что-то новенькое. Похожий способ усмирять духов-подселенцев я уже видел у Рвача и сам же избавил его от надоевшей контрабандисту ноши. Но там были цепи из светящихся латинских букв, а здесь какие-то незнакомые символы. Или все же знакомые?

Я так задумался, что не почувствовал, как меня окружила компания знакомых людей и потащила в сторону трактира. Это была ватага капитана Пескаря, в которую входил Колотун. Именно этого капитана я помог вытащить из больших неприятностей. Не скажу, что мы стали друзьями, но общаться с ними было приятно. И очень понравилось то, что ушкуйники легко приняли в наш круг Диму, признав хоть и береговым, но в доску своим.

– За везучего как черт капитана Проходимца! – провозгласил Пескарь, и все дружно подняли кружки с пивом.

У меня всегда все наперекосяк. Даже нормального прозвища не получил. Ушкуйники обращались ко мне либо по имени, либо как к капитану ушкуя под названием Проходимец. Впрочем, жаловаться глупо – сам так назвал свой катер-переросток. Вот теперь и расхлебываю.

Глава 2

Утро выдалось действительно добрым, несмотря на вчерашний загул. В плане пития горячительных напитков у меня уже имелся опыт. Не в том смысле, что много выпил и успел притерпеться к похмелью. Нет, просто взял себе за правило не пить больше положенного, тогда и вечер пройдет в радость, и утром никаких проблем не будет. А вот с Димой у нас сегодня беда. Вчера я притащил его буквально на себя. Думаю, когда он проснется, в доме Спаносов случится знатный переполох, особенно потому, что из-за пропущенного удара уже с вечера на лице моего отважного друга начал наливаться изрядный такой синяк. Даже лед в тряпице, которым щедро поделился Василь Петрович, не особо помог.

Проснулся я на рассвете, но все равно, когда наведался в ванную комнату, услышал, как на кухне звенит посуда и слышны голоса тети Агнес и Фроси. Рыжая приходила на работу рано, так что в этом нет ничего удивительного. Очень надеюсь, что никаких плохих последствий вчерашнего пикантного события в чулане не будет. Честно говоря, я как-то совсем забыл рассказать Диме о защите от нежелательной беременности. У самого-то всего две женщины было, так что ходок из меня еще тот.

Завтрак наверняка не готов, так что я тут же занялся тем, что должен был сделать еще вчера вечером. Достав из сумки, которую прикупил в банях, сверток с очищенной служителями набедренной кобурой и не очень тщательно вымытым лично мной револьвером, занялся разборкой оружия. Но сначала погладил барабан, казалось, надутого от обиды револьвера и тихо сказал:

– Прости, Горыныч. Больше такое не повторится.

Сноровку в этом деле я пока лишь нарабатывал, но уже ставшие относительно привычными движения не мешали думать, а поразмыслить было о чем. Если стычку с бесноватым в канализации еще можно посчитать случайностью, то откровенная провокация со стороны более чем странного капитана – совсем ни в какие ворота не лезет. И все это в один и тот же день. Тут либо сработали высшие силы, подталкивая меня к чему-то важному, либо колдун, о существовании которого я лишь догадывался, решил вплотную заняться нелегальным экзорцистом. Зачем ему это надо, мне еще предстоит выяснить.

С выбранного, пусть и не совсем добровольно, пути сойти уже не получится. Да и, честно говоря, нет такого желания. Все детство я прожил бесполезным существом, мало чем отличающимся от дворняги в подворотне, а сейчас чувствую свою важность и нужность. Если вдруг дам слабину и отойду в сторону, ничто не сможет заполнить пустоты потерянного призвания. Звучит, возможно, слишком пафосно, как в бульварных романах, манерность которых прицепилась ко мне как репей, но именно так я и чувствую. Поэтому колдуном придется заняться, несмотря на очевидную опасность этой затеи.

Честно говоря, наличие такого жирного следа, как капитан Дубыня, скорее хорошо, чем плохо. Правда, как подступиться к этому непонятному бесноватому, чтобы не рассориться со всеми ушкуйниками, пока не понятно. Вчера во время общего застолья я аккуратно прощупал почву. Ребята из ватаги Пескаря, да и он сам практически единогласно решили, что в случае чего, если не будут в походе, с удовольствием поучаствуют в ловле бесноватых, тем более за солидное вознаграждение от самого князя. Увы, их в захвате Дубыни не используешь. Не смогу я объяснить, почему решился напасть на другого капитана, даже если расскажу всю подноготную.

Городовые стражники тоже не вариант. Уверен, очередной усатый урядник тут же разболтает все подробности. Честно говоря, ничего дельного пока в голову не приходит. Значит, нужно задействовать дополнительные мозги, находящиеся в и без того замороченной голове отца Никодима.

Я уже заканчивал чистку револьвера, как наконец-то случился ожидаемый переполох.

– Господи, Митенька! Что с тобой случилось?! – запричитала в коридоре тетушка Агнес, и ей вторила тревожно раскудахтавшаяся Фрося.

Так, нужно идти спасать своего берегового, пока похмельному бедолаге совсем мозг не выклевали.

Стараясь делать это беззвучно, я открыл дверь, вышел в коридор и увидел прислонившегося к откосу своей двери бледного Диму. Женские причитания явно усугубляли его страдания. Тетя Агнес вцепилась руками в многострадальную голову моего друга и поворачивала ее так, чтобы рассмотреть все повреждения в подробностях.

– Тетушка, не тормошите его, – постарался я по-доброму вклиниться в переполох.

– Степан, – строго, как делала это в крайне редких случаях недовольства моей персоной, обратилась ко мне рассерженная мать пострадавшего дитяти. – Как ты допустил это?

Для пущей ясности она практически ткнула пальцем в синяк Димы. Это стало последней каплей. Бедолага утробно то ли замычал, то ли хрюкнул и, сорвавшись с места, галопом понесся в ванную комнату.

– Батюшки! У него же сотрясение мозга! – ахнула начитанная жена и мать библиотекарей.

Но я тоже за этот год перечитал уйму книг, включая медицинские.

– Будь это сотрясение, то блевал бы наш Дима вчера, а не сегодня. Вместо этого он знатно заливался пивом и жрал за двоих.

– А ты куда смотрел? – продолжала допытываться встревоженная мать.