– Тетушка, – произнес я очень мягко, но с максимальной строгостью, которую мог позволить себе в отношении самой дорогой для меня женщины в этом мире. – Сейчас ему станет легче. Выпьет кофию, и все будет хорошо, а если бы я вчера опекал его как маленького мальчика, он бы этого мне не простил. Дима был в полной безопасности, среди друзей, причем теперь не только моих, но и его тоже. Вместе с синяком и не таким уж тяжелым похмельем он получил уважение серьезных людей, которые в будущем, случись что, придут на помощь и, возможно, спасут ему жизнь.

Тетушка Агнес прикрыла рот руками, словно не давая вылететь неосторожным словам. Видно, вспомнила ту страшную ночь, когда между ними и одержимым ыркой бандитом стоял лишь вчерашний дурачок, практически первый раз в жизни державший в руках оружие. Несмотря на всю свою набожность и патриархальность, тетушка Агнес была не только доброй, но и достаточно умной, чтобы, как говориться, сложить два и два.

– Прости я просто испугалась.

– Мне тоже было страшно, но иначе из мальчика мужчины не сделать.

Фрося тихо пискнула, и я наградил ее строгим взглядом. Хорошо хоть тетушка была занята другими мыслями и не заметила ехидную смешинку рыжей. А мне полегчало: раз шутит, значит, приняла ситуацию правильно.

– Но ты же пояснишь Диме, почему ему сейчас плохо, а ты свеж как огурчик?

– О да! – злорадно оскалился я. – Поверьте, слова «ты мне не указ» ему еще аукнутся.

Вот теперь мы снова стали союзниками против мирового зла, которое в данном случае представлял пресловутый змий, такой же зеленый, как и физиономия наконец-то вышедшего из ванной комнаты парня.

Впрочем, Дима, после того как привел себя в относительный порядок, вид имел настолько несчастный, что все наши с тетушкой агрессивные намерения рассыпались прахом. Любящая мать тут же начала хлопотать возле своего ненаглядного сыночка, а я решил отложить нотации. Что же касается Фроси, то она, явно сложив до кучи некоторые оговорки и геройскую физиономию нашего поединщика, смотрела на него слишком уж масляными глазками. Как бы не влюбилась девица. С корыстной, но неглупой искательницей выгодного замужества договориться можно, а вот с влюбленной будет намного сложнее.

Завтрак прошел в непринужденный обстановке, если не считать кислый вид, с которым Дима наблюдал за тем, с каким удовольствием я поглощал яичницу с беконом и вкуснейшие блины. Я с ним, конечно, поделился зельем Виринеи для таких случаев, но аппетит моего друга все равно запаздывал. Наконец-то он не выдержал и попросил у матушки разрешения уйти к себе в комнату, дабы отлежаться, но не тут-то было.

Когда до нас донесся громкий звук дверного звонка, все с недоумением переглянулись. Точнее, не все – мелькнувший в глазах тети Агнес озорной огонек настораживал. Фрося быстро сбегала вниз, чтобы узнать, кто там ломится с утра пораньше, за час до открытия библиотеки. Меньше чем через минуту в столовую влетела встревоженная гостья.

– Настя? – затравленно пискнул Дима.

Похоже, пока Фрося накрывала на стол, тетушка успела сбегать в кабинет и кое-кому позвонить. Наша подруга и деловой партнер встревоженно охнула, увидев синяк на лице похмельного героя, и почти так же, как тетушка, бросилась к нему, вцепилась в голову парня и принялась разглядывать уже смазанные лечебной мазью повреждения. По Диме было видно, что он страдает, представ в таком неприглядном виде перед возлюбленной, и в то же время млел от ее прикосновений и заботы.

Пока все присутствующие глазели на эту довольно пикантную сцену, явно испытывая разные чувства, я не смог удержаться и, как мне казалось, очень аккуратно и быстро выглянул из себя.

Оп-па, а это что за новости?

Совсем незаметно не получилось, потому что три женщины вдруг напряглись и с недоумением начали осматриваться. А вот Дима бросил на меня недовольный взгляд. Я давно рассказал ему о некоторых моих способностях, вот он и посчитал, что подглядывать за чужими эмоциями бестактно. Что-то я не помню, чтобы он так возмущался, когда я вчера выяснял, что именно чувствует к нему Фрося. Что же касается моего удивления, то относилось оно к расцветке ауры Насти. Там преобладали голубовато-красные сполохи тревоги и яркая лазурь заботы со странными проблесками того искристого сияния, которое сейчас куда сильнее излучал дух моего друга.

Что же это получается? Настя врала мне, когда говорила, что испытывает к Диме исключительно дружеские чувства? Или любовь у нее только сейчас прорезалась? Конечно, я мог ошибиться и это всего лишь признак искренней, идущий из глубины души заботы о близком человеке.

Желание читать нотации другу пропало окончательно. И без меня справятся. Так что быстро закончил завтрак, поблагодарил тетушку, которая меня не услышала, помогая Насте достучаться до разума и совести Димочки, и тихонько слинял. Сегодня у меня дел невпроворот. Наследника Спаносов я доставил домой живым и практически целым, так что дальше пусть разбираются сами. Хоть эта семья и стала для меня родной, в некоторые семейные дела я предпочитаю не лезь.

Дима проводил меня возмущенным взглядом, явно считая предателем, но навязываться в компанию не стал и решил стоически вытерпеть все, что заслужил. В основном тетушка напирала на недопустимость злоупотребление горячительными напитками. А вот Настя настойчиво пыталась выяснить, при каких обстоятельствах был получен уже изрядно побледневший синяк.

Добравшийся до кабинета, я позвонил сначала отцу Никодиму, а затем Виктору Дорофеевичу. Там же и дождался приезда водителя. Когда спустился в читальный зал, увидел Акиру, замершего у стойки, за которой восседала открывшая библиотеку Фрося. На завтрак учитель благоразумно не явился, попив чая у себя в спокойной обстановке, а сейчас он явно испытывал острое желание сбежать из этого дома куда подальше. Мне его помощь сегодня не нужна, но и подставлять наставника не хочется. С тетушки станется достать его и в подвале – порой она становиться пробивной, как таран.

Виктор Дорофеевич, едва войдя в библиотеку, оценил обстановку и решил составить нам компанию. Так что на базу мы поехали втроем.

Через час приехал отец Никодим, и мы устроили небольшой совет, к которому присоединился словоохотливый брат Илия и молчаливый Акира. Нихонец вообще редко лез со своими советами, но всегда внимательно слушал. Для начала я рассказал обо всем, что случилось в трактире, акцентируя внимание на деталях.

– Ты уверен, что знаки похожи? – прицепился к моим словам брат Илия.

– Конечно нет. Издалека мало что удалось рассмотреть, поэтому гарантировать не могу. Но такое чувство, что все это связано.

– И что предлагаешь? – спросил отец Никодим.

– А что тут можно предложить? Нужно брать Дубыню за вымя и беседовать. Только как? Мне светиться не стоит. Не хватало только сделать всех ушкуйников своими врагами.

– Полиции для задержания нужен веский предлог, – сокрушенно покачал головой отец Никодим, оценивая негативные стороны дела. – Князь тоже по одному моему и тем более твоему слову арестовывать капитана ушкуйников не станет. Нужно сделать все тихо. Есть у меня идея, но она тебе не понравится.

Да у меня уже тон батюшки вызвал нешуточную тревогу, а интуиция предвещала нечто очень неприятное. Так оно и оказалось.

– Брат Аркадий, – сказал, словно припечатал, отец Никодим.

– Нет, – тут же отреагировал я, практически на уровне рефлексов. – Вы серьезно?

– Более чем, – уверенно сказал священник. – Причем эта идея пришла мне в голову, как только ты рассказал о капитане. Нам больше никто не поможет в этом мутном деле. Ты понимаешь, что если быстро не доберешься до него, то он доберется до тебя, а может, даже и до Спаносов?

Зря отец Никодим зашел с этой карты. Так грязно он обычно не играет, значит, действительно чувствовал, что ситуация у нас безвыходная.

– Но он же считает меня почти что демоном.

– Ну, такие подозрение были и у меня. Поначалу, – невозмутимо парировал священник. – Поразмыслив, я посмотрел на ситуацию с другой стороны и принял тебя таким, каков ты есть. А брат Аркадий вовсе не дурак. К тому же не в его положении привередничать.

От этих слов моя жгучая ненависть к бесогону чуток поутихла, уступив немного пространства любопытству:

– У Аркаши проблемы?

– А как ты думаешь, кому достается вся слава за обезвреживание опасных бесноватых, которых в основном вылавливаешь ты?

Думать особо не пришлось, потому что ответ был на поверхности.

– Городовому приказу?

– Да, и руководству братства Скорби такое положение вещей совсем не нравится. Представляешь, что приходится выслушивать брату Аркадию? А к нему и так предвзятое отношение – слишком молод для места главы отделения ордена, хоть и в удельном княжестве. Он пообещал благочинному помалкивать о тебе, так что еще один секрет от надзирающих отцов его душу не особо отяготит. Зато какая будет польза, если слава главного борца с бесноватыми перейдет к нему?

К тому, что вместо меня все лавры достаются другим, я давно привык, хотя поначалу было противно читать в газетах о том, какие молодцы стражники, изловившие очередного бесноватого. Даже немного грело душу, что там же шпыняли скорбников, которые, по словам одного из авторов статей, совсем мышей, сиречь бесноватых, ловить перестали. И радость эта была вполне объяснимой: слишком сильно перепугал меня этот самый брат Аркадий, когда пытался выяснить, не бесноватый ли я, причем страстно желая начать выяснение прямо с дыбы. Конечно, отец Никодим пояснил, что скорбники не всегда работают так грубо, но это не помогло. И теперь мне предстоит работать с недругом рука об руку! Конечно, если Аркаша не упрется своим фанатично-непробиваемым лбом, на что я втайне надеюсь.

Мое молчание отец Никодим оценил по-своему и, хлопнув ладонью по столу, за которым мы проводили наш совещание, заявил:

– Значит, я прямо сейчас поеду к скорбникам и попытаюсь договориться. Меня он любит не больше, чем тебя, но выслушать обязан. На всякий случай отмени все свои дела как минимум на пару дней.

И тут внезапно подал голос брат Илия, точнее, выразительно так откашлялся, чем сразу привлек всеобщее внимание. Они с батюшкой знают друг друга почти с детства, поэтому отец Никодим тут же напрягся:

– Ну и чего ты кряхтишь, пень старый?

– Не старее твоего, – ворчливо отреагировал розмысл. – Посидел бы с мое в холодной на хлебе и воде вместо пирогов с зайчатиной от заботливых вдовушек, выглядел бы так же, – не удержался от укола расстрига, которому долгое пребывание в подвалах дальнего скита совершенно испортили характер.

– Хватит ворчать, говори, что там у тебя, – не повелся на подначку отец Никодим, сверля своего старого друга строгим взглядом.

На учеников приходской школы этот взгляд действовал парализующие, но брата Илию таким не проймешь. И все же определенное смущение он испытывал, и через пару секунд стало понятно почему.

– Мне с утра пришла телеграмма от Арама.

– Тебе? – переспросил отец Никодим.

– Да.

– От Арама?

– Ты глухой? – не удержался розмысл.

– Нет, Илия, это ты, похоже, глухой. Я что тебе сказал? Никаких контактов, кроме меня и Степана! Захотел вернуться в скит?

– Никша, год прошел. Меня уже никто не ищет. И Арам никогда не предаст, что бы ты там о нем ни думал.

– Серьезно? – не унимался отец Никодим, явно теряя остатки терпения.

Иногда я влезал в свары двух довольно-таки вздорных стариков, но сейчас сидел и помалкивал, потому что понимал негодование священника.

– А как ты думаешь, почему мне не нравится твой расчудесный Арам?

– Потому что я доверился ему, а не тебе, – раздраженно вскинулся старый розмысл, но в ответ услышал лишь ехидный смешок.

– Плевать мне на нож и ваши тайны. Вы оба скорбные на голову. Все ищете что-то, лезете куда не следует. Думаешь, я сомневаюсь в надежности этого придурка? Я сомневаюсь в наличии у него здравомыслия. Он ведь обязательно сотворит что-то непотребное и привлечет внимание наших с тобой бывших братьев. Не мне тебе рассказывать, что на дыбе даже истовые язычники поют как соловьи, а твоего Арама самый тупой вопрошающий расколет, как гнилое полено.

Брат Илия внезапно сник и опустил взгляд к столу. Похоже, он действительно хорошо знает, на что способны скорбники-бесогоны.