– Сначала нужно, чтобы твое решение о нашем уходе одобрили на собрании, – произнес я, стараясь, чтобы мой голос звучал бесстрастно. – Ты и сам знаешь, что перемены Потомкам не по душе. Тебе следует быть осторожнее: сначала ты собрался воссоединить наши сокровища, а теперь – еще и это. Ты становишься тем еще смутьяном. Если ты настроишь против себя достаточно Потомков, они вполне могут потребовать, чтобы твое место занял другой друид.

Томас задумчиво постучал пальцами по губам. Судя по тому, как он нахмурился, мои слова действительно его встревожили. Отец Томаса, Аннеле, тоже был верховным друидом и главой нашего Совета. Сколько я помнил, во главе совета всегда стоял верховный друид, и все известные мне летописи говорили о том же. Таким образом, Томасу с самого рождения было суждено однажды занять место Аннеле. Он внимательно изучал поступки отца и чуть ли не боготворил его, но на первых же выборах после смерти Аннеле победа далась ему с огромным трудом. Томасу недоставало отцовской сдержанности, и он не пользовался таким же влиянием и популярностью. Вполне вероятно, что, если бы Аннеле на смертном одре не умолял близких друзей отдать голос за сына, сейчас во главе Совета вполне мог бы стоять кто-то иной.

– Все пройдет иначе, если я смогу на тебя положиться. Если на следующем собрании ты публично поддержишь мое решение вернуть сокровища в крепость и прекратить участие в жизни смертных, я не сомневаюсь, что получу большинство голосов. Гобнет проголосует за меня. Убедить Лег несложно. Пожалуй, если ты заявишь о своей поддержке прямо сегодня, она наверняка с тобой согласится.

Слова Томаса извивались, подобно змеям, и я видел каждую гибельную петлю, возникавшую у меня на пути. Он поделился со мной своими доводами и желал услышать ответ, не сводя с меня выжидающего взгляда ярких глаз.

– Сокровища… Что ж, может быть. Я все еще не уверен, что это необходимо. Но навсегда покинуть смертных? Сейчас для этого не время. Я своими глазами видел, как отчаянно дублинцы сражались с воинами Манстера. Нутром чую, впереди Ирландию ждет немало других битв. Сейчас не время укрываться за стенами крепости. Вскоре нам придется отправлять к смертным целителей. Надвигается кровопролитная война.

– Чепуха, – поспешно отмахнулся Томас. – Смертные постоянно друг с другом воюют. Мы никогда от них не уйдем, если будем вечно дожидаться мира.

– Это не так. Да, смертные всегда воюют, но до сих пор речь шла о мелких распрях – стычках между двумя кланами, которые в конце концов заканчиваются перемирием. С тех пор как на этих берегах высадились викинги, все стало гораздо хуже. Теперь ирландские короли нападают друг на друга по малейшему поводу. Нет, Томас… Сейчас все иначе. Грядет великая война. Я чую ее приближение.

Я опустил взгляд на свои сандалии. Потрепанная кожа выцвела до бурого цвета грязи, а лямки на лодыжках почти истерлись. Остальная моя одежда выглядела не лучше. Меховую подкладку штанов давно пора было заменить, а у шерстяной туники и льняной рубахи, которую я носил под ней, уже расходились швы. Испытание временем выдержал лишь мой доспех из бычьей кожи.

В конце концов Томас вздохнул:

– Я хочу послать тебя в Дублин.

Я приподнял бровь.

– Ты проследишь за восстановлением монастыря на островке возле порта, – пояснил он. – Король Ситрик также возводит новую церковь в стенах города. Раз уж ты не желаешь покидать смертных, нам придется и дальше за ними следить, а эти строительные работы дают нам превосходную возможность поселиться прямо у них в городе. Если ты действительно прав и надвигается большая война, нам нужны глаза и уши.

– Но почему именно мои?

– Ты сам знаешь почему.

Когда я промолчал, Томас взял меня за руку.

– Совсем ненадолго – пока я не сумею убедить кого-нибудь другого тебя заменить. Викинги по-прежнему печально известны своей привычкой предавать огню священников и монахов, поэтому отправить к ним воителя – наилучший выбор. Только вы способны дать викингам отпор и опередить пламя, но воителей, друг мой, ныне раз-два и обчелся. Придется мне послать тебя.

Да, нас осталось совсем мало. Не считая меня, лишь три Потомка обладали даром воителя: Кербал, Ардал и Тирнах. Кербал уже старел, и его дар угасал, а молодой, опрометчивый и неопытный Тирнах еще никогда не бывал за пределами крепости.

– Хорошо, – ответил я, решив не ссориться с Томасом. – Значит, мне снова доведется пожить со смертными, как в старые добрые времена.

Томас задумчиво поджал губы, уже не обращая внимания на мои слова, а затем сдержанно улыбнулся.

– Когда я отправлюсь в Коннахт за Эйлиш, на обратном пути я собираюсь заглянуть в Киллало. Жду не дождусь новой встречи с Фоулой.

Вот почему я никак не мог воспринять слова Роунат всерьез. Томас не просто любил Фоулу, а обожал ее. После смерти Ифы между ними не все было гладко, но глубоко внутри я ни на миг не сомневался, что однажды они помирятся.

– Удивляюсь, что ты до сих пор с ней не повидался. Я помню, как ты переживал после известий о битве при Гленмаме.

– Фоула не вернулась в Киллало с войском короля Бриана. Вместо этого она решила навестить семью смертного мужчины.

В его голосе отчетливо слышалось глубокое неодобрение.

– Какого еще мужчины?

– Если верить простому люду, его звали Лонон. Говорят, он спас ее во время битвы, а потом пал от руки викинга.

– Достойный поступок достойного мужа.

Томас кивнул. Когда он вновь заговорил, из его речи исчезла прежняя неприязнь.

– Да. Я рад, что в тот день он оказался рядом.

– Что ж, друг мой, нам пора прощаться. Скоро мы увидимся вновь.

– До встречи, – ответил Томас, пожимая мою руку. – Когда придет час, я призову тебя обратно в крепость. А пока постарайся помочь монахам закончить строительство и не позволяй викингам перебить их всех.

– Я сделаю все, что в моих силах. Впрочем, речь о Дублине, поэтому не могу ничего обещать наверняка.

Мы с Томасом дружно рассмеялись. Почти как в старые добрые времена.

Когда я вернулся к себе в покои, Фиахра валялся в изножье моей кровати. В руке он сжимал кубок с вином и, судя по встрепанному виду, успел не раз наполнить и осушить его за время моей беседы с Томасом.

– Когда я посоветовал тебе отправляться в постель, я не свою имел в виду.

Фиахра даже не пошевелился – лишь понуро поглядел на опустевший кубок, а затем потряс его. Он тут же до краев наполнился виски – крепким отваром, который не так давно изобрели смертные.

– Томас рассказал тебе об Эйлиш?

– Да.

– Тогда тебе пора решать, Колмон.

Фиахра поднял руку и попытался устроиться поудобнее на моей кровати, но потерял равновесие и скатился на пол, беспомощно прижимаясь спиной к стене. Каким-то образом ему удалось не пролить ни капли виски.

– Что мне пора решать?

– На чьей ты стороне. Новое соглашение приняли уже шестьдесят лет назад, и сейчас мы пожинаем его плоды. Нас становится все меньше, а наши души… погибают, пока мы торчим взаперти. – Он стукнул себя кулаком по груди. – Я здесь больше оставаться не могу, Колмон. Знал бы ты, как я ненавижу эту гребаную крепость.

– Хочешь, чтобы было как раньше? Служить О'Нилам и ковать для них мечи, которыми они потом будут потрошить смертных из Мита? – Я облизнул губы. – Мой отец сражался бок о бок с воинами Мита. В одной из битв он пал, и в животе его я нашел один из твоих клинков.

– Твоего отца убил не я.

– Я и не говорил, что ты. – Подскочив к Фиахре в мгновение ока, я схватил его за горло. – Будь это так, ты бы давно был мертв. А вот клинок был твоим. Ты выковал этот клинок для своих смертных приятелей, и в результате погиб мой отец. И твой отец. И все воители, которых мы знали. В этих бесконечных войнах полегло немало Потомков. Посмотри по сторонам! Среди нас осталось всего четыре воителя и два оружейника. Вот почему Томас наслаждается подобной властью. В его распоряжении – сорок друидов, а у Гобнет – сорок ведьм. Пятьдесят целителей, двадцать виночерпиев и тридцать пять арфистов… А вот нас – тех, кто бился в войнах смертных, – уже почти не осталось. – Я ослабил хватку. – Во всем виноваты мы сами и наша жажда крови.

– Колмон, мы с тобой настолько же смертные, насколько и Туата Де Дананн. Отрицать это бессмысленно. И неужели ты думаешь, будто Томас держит нас здесь лишь затем, чтобы построить рай на земле? Он всегда был охоч до власти. Говорю тебе, он что-то затевает.

Я отпихнул оружейника.

– Но это действительно так! Зачем ему, по-твоему, наши сокровища? Он желает полноценной власти над Потомками – да и над смертными тоже. Вот зачем он хочет, чтобы мы навсегда их покинули. Чтобы мы перестали считать их друзьями, а вместо этого думали о них как о… чужаках. – Фиахра почесал нос, силясь оторвать голову от пола. – Он же тебе рассказал про тот слушок?

– Успокойся, Фиахра. Иди спать.

– Говорят, что Фоула спасла смертному жизнь с помощью дара, – произнес он с многозначительным взглядом.

– Не говори ерунды. Она бы никогда не нарушила этот закон. Уж кому, как не ей, знать о последствиях.

– Тогда почему, по-твоему, Томас собирается в Киллало, чтобы с ней поговорить? Ходит слух, что они с тем смертным… танцевали. Томасу все это… не понравится.

Я молча глядел, как Фиахра сползает ниже и ниже. Он сказал все, что собирался, и теперь его безжалостно тащил на дно сон заправского пьянчуги. Бедняга. Когда-то он был полон достоинства, а теперь превратился в такую же развалину, что и я. Не позволяя этому чувству жалости укорениться, я взвалил друга на плечо и отнес в его собственные покои. Я не сомневался, что скоро его начнет тошнить: уж лучше пусть замарает свои простыни, а не мои.

Когда я опустил его на кровать, Фиахра застонал, и меня обдало перегаром и вонью соленой рыбы. Один из его зубов медленно загнивал. Любой из наших целителей исправил бы это в мгновение ока, но вот его разум… Я понятия не имел, насколько прогнила его голова. Стоило ли верить тому, что Фиахра рассказал о Фоуле? А если допустить, что слух был правдив и Томас в него поверил, как он поступит дальше?

«Фоула в опасности, Колмон. Ей угрожаешь ты сам… и наши сородичи».

Чувствуя в голове зародыш плана, я отправился на тренировочную площадку, где по утрам собирались оставшиеся воители. Кербал и Тирнах уже вышли из крепости. Старый шатун и юный медвежонок стояли бок о бок – нечастое зрелище, ведь обычно Кербал терпеть не мог младшего товарища. Да и медвежонок, справедливости ради, едва ли испытывал к старику большую любовь. Тирнаху не довелось поучаствовать в войнах смертных, и его будоражили истории о битвах, прошедших мимо него.

Ардал пришел на площадку вскоре после меня, но предпочел держаться подальше от остальных – впрочем, как и всегда. Он превосходил ростом всех воителей, кроме меня, и предпочитал коротко стричь свои светло-каштановые волосы. Благодаря невозмутимому характеру он часто помогал Тирнаху и Кербалу находить общий язык, поскольку с одинаковым терпением относился к непоседливости первого и непрошеным советам второго. Ардал обнажил секиру – совсем новую и, судя по внешнему виду, выкованную сыном Фиахры. Кенн уступал отцу в кузнечном мастерстве, а свои творения любил украшать самоцветами. В секире Ардала их было четыре. Камни ему подарил двоюродный брат – Томас.

Кого же из них попросить о помощи?

Очевидным выбором был Ардал: самый умелый воитель, самый спокойный характер… и все же я очень сомневался, что он сохранит мой план в тайне от Томаса.

Я перевел вдумчивый взгляд на остальных двоих. Кербал уже седел, а морщины вокруг его глаз и на щеках становились все глубже. Сколько же оставалось моему давнему другу? Год? Два? Меня всегда поражало то, как внезапно старели Потомки, когда приходил наш час. Если возраст Кербала все же возьмет свое и его дар угаснет в самый неподходящий момент… Впрочем, я ему доверял – настолько, насколько один воитель мог доверять другому.