Телега тоже не вынесла издевательств. Она с грохотом развалилась, пустив колеса во все четыре стороны. Затем, оставшейся частью перелетела через лошадь и со всей дури вхреначилась в дерево, а потом плюхнулась на землю, чудом не рассыпавшись на запчасти.

Егорка, с ног до головы измазанный грязью, поднялся на ноги. Он разевал рот и грозно тряс кулаками, видимо чем-то нам угрожая. Во всяком случае, эти чихающие звуки с «ать» на конце сильно походили на матюки.

В этот момент рогожа, которой был накрыт скарб, лежавший в телеге, тихонечко сползла в сторону, из-под нее показалось ну очень охреневшее мужское лицо.

– Слышь, Золотарев, когда я говорил, поехали домой с ветерком, я немного другое имел в виду. – Выдал неизвестный мужик, а потом громко и смачно выругался матом.

Глава 4

Полчаса ушло у нас с Семёновым на то, чтоб привести себя в порядок и выслушать гневные крики его кума.

– Витя, я ж тебе слово дал! Я ж тебе сказал, все! Не буду больше! Ты на кой хрен это все устроил?! Не верил в меня, да?! Не верил?! Эх… Какой ты мне после этого кум?! – Горячился Егор Золотарев, нарезая круги по двору, пока мы со старлеем энергично чистили форму.

– Ды откуда я знал?! – Отбрехивался Семёнов, но слабенько. Видимо, чувствовал за собой вину. – Откуда я знал, что вы с ночной домой едете, а в телеге Васька Бугай спит? У-у-у… Шайтан здоровый! Подумал, опять шпалы тащишь.

– Ну ребята… Я вам скажу… – Тот самый Васька Бугай сидел на дубочке посреди двора, тряс головой и восхищённо «ухал». – Вот вам и аттракционы. Похлеще любого ВДНХа. По началу, думал, снится мне все это. А потом… Как летели… Как летели…

Кстати, Васька и правда был самый настоящий бугай. Такой же высокий, как Семенов, он еще являлся обладателем неимоверно широких плеч, огромных ручищ и ног, каждая из которых была как две мои вместе взятые.

В итоге, закончив с формой и приняв более-менее приличный вид, мы распрощались с Золотаревым, который теперь кружил вокруг кобылы, нашептывая ей в ухо, что не все люди идиоты, и отправились, наконец, в отдел.

– Ты чего приуныл, Петров? – старлей хлопнул меня по плечу, – Не бои́сь. Считай, боевое крещение прошёл. Так сказать, работу в полевых условиях. Главное, никому не рассказывай. А то нас Василь Кузьмич на портянки порвет. Щас в отдел придём, с ребятами познакомишься. Народ у нас хороший. Главное – полковника не зли. Он, когда злой, иной раз краёв не видит. А так, Василий Кузьмич, в основном по-людски себя ведёт. Но… начальство есть начальство. Спрашивает строго. Не отставай. Будем тебя представлять общественности.

Отделение милиции встретило нас с Семёновым знакомым гулом, не менее знакомыми ароматами и привычной атмосферой. Пахло махоркой, дешевым одеколом «Шипр», свежей типографской краской от лежавшей на столе «Правды» и чем-то еще, неуловимо милицейским – смесью пота, пыли и официальной бюрократии.

Здание было старым, оно пряталось между «хрущёвок», расположенных в центре. Оказывается, когда мы свернули с главной улицы, это Семёнов хотел дорогу «срезать».

Понять, что в кирпичной трехэтажке находится милиция, можно было только по колючей проволоке, тянувшейся вдоль забора и небольшой, очень скромной табличке, прибитой возле входа. Самое любопытное, здесь даже контрольно-пропускного пункта не имелось. Просто ворота и все.

– Народ, внимание! – гаркнул Семёнов, как только мы вошли в общую комнату, предназначенную для совещаний. – Прибыло наше молодое пополнение! Лейтенант Петров Иван Сергеевич! Из десантуры! Так что вести себя прилично, а то по тревоге поднимет и на уши поставит!

Семёнов громко загоготал, радуясь своей же шутке.

В комнате в этот момент находилось человек десять. Значит, не весь состав явился для встречи с начальством. Чисто теоретически, ментов в этом отделе должно быть больше. Город хоть и маленький, но, как не крути, все же город.

Присутствующие, как по команде, после слов старлея подняли на меня взгляды.

Молодые сержанты смотрели с любопытством, оперуполномоченные постарше – с оценивающим безразличием, а один, худой, в очках с толстыми линзами, с ехидной усмешкой.

Я быстро прокрутил в голове возможную структуру отдела. Говорю, возможную, потому что, будучи живым, работал уже в обновленной системе. Думаю, различия должны быть небольшими.

По-любому есть начальник РОВД, без этого никуда. Собственно говоря, о нем Семёнов и говорил, называя нормальным мужиком. Потом – несколько замов. Один – по оперативной работе, курирующий уголовный розыск, БХСС и службу участковых; второй – следственного отделения. А! Еще, скорее всего, будет замначальника по строевой части. Его вотчина – патрульной постовая служба. Есть какой-нибудь кадровик и товарищ по работе с «негласным» аппаратом.

Далее, чисто по отделам – должен быть оперативный отдел; отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности, без этих сейчас никуда; служба участковых, следственный отдел и патрульно-постовые.

– А что ж… Говорят, вы к нам прямо из Москвы? – Неприятный тип в очках поднялся со стула и медленно подошел ко мне. – Боюсь представить, что вас привело в наши края. Не иначе, как любовь к свежему воздуху и красивой природе? Ах, нет… Наверное, в провинции легче будет новые звания получать. Да? В Москве-то оно работать надо. А тут… Уже за один только приезд можно смело старшего лейтенанта требовать.

Я пришел к выводу, что очкарик – следак. Очень уж неприятное у него было лицо, а с языка только что не капала ядовитая слюна. Нет, я к следователям отношусь хорошо. Нормально. Когда и они ко мне относятся по-человечески. Но по личному опыту, так совпало, плохие люди среди следаков встречались мне гораздо чаще, чем среди тех же оперов.

По крайне мере, конкретно по этому очкарику сразу было видно – та еще гнида. Сто процентов любит строчить доносы начальству и все делает, соответственно уставу.

– Почему сидим, почему лоботрясничаем?! У вас что, преступления сами собой все раскрылись? Ворьё и жульё само себя поймало?! – раздался со стороны входа густой, громкий бас.

В комнату вошел мужчина лет пятидесяти, небольшого роста, с пузиком, любовно обтянутым форменной рубашкой. Судя по знакам отличия, полковник. Думаю, это и был начальник отделения. Тот самый Василий Кузьмич Безрадостный, упомянутый Семеновым. Иначе с чего бы всем присутствующим после его вопроса, заданного недовольным тоном, вытягиваться в струнку.

Чисто внешне, товарищ полковник казался суровым служакой, но стоило ему заговорить, как в образе строгого начальника проступали комичные черты. Виной всему были густые, как щетка, усы, которые, казалось, жили самостоятельной жизнью.

Полковник шел, стараясь по-военному чеканить шаг, но одна его нога почему-то слегка шаркала и подволакивалась. Из-за этого походка получалась немного раскачивающейся, как у морского волка на палубе во время шторма.

– Так, – он окинул всех суровым взглядом. – Чего вытаращились на меня, как клопы на свиней?! Общее построение. Короте́нько, на пять минут. Живо!

Естественно, так называемое построение, больше носило условный характер. Однако все, кто находились в комнате, резко вскочили с мест и выстроились в шеренгу.

Я встал рядом с Семёновым, стараясь держаться как можно скромнее и не выдать в себе тридцатилетний опыт ношения формы.

– Товарищи! – начал Василий Кузьмич. Его усы при этом взметнулись вверх, смешно растопорщившись во все стороны, – Сегодня к нашему дружному коллективу присоединяется новый сотрудник. Лейтенант Петров Иван Сергеевич. Выпускник школы милиции, бывший десантник. Из Москвы, между прочим! Рекомендации отличные. – Полковник посмотрел на меня. – Петров, выходи.

Я сделал шаг вперед, чувствуя на себе десяток взглядов. «Только бы не ляпнуть чего», – стучало в висках.

– Полагаю, с такими данными, Петрову самое место в оперативном составе, – продолжал майор. – Будет помогать в раскрытии преступлений. Есть вопросы?

Опера одобрительно закивали. Следователь в очках ехидно ухмыльнулся. Всем всё было ясно.

Молодого лейтенанта, прибывшего из Москвы, ждала относительно интересная работа с серьезными делами. Почти как в кино. Ну и, соответственно, быстрый карьерный рост, учитывая, как в этом городе обстоит дело с преступностью. Раскрывать кражу велосипедов или драку на бытовой почве – много ума не надо. Соответственно, вопросов ни у кого не имелось. Кроме меня.

Лилу чётко обозначила задачу: «Работать непосредственно с населением. Знать свой участок». Участковый – вот идеальное прикрытие для контроля за нечистью. Можно ходить, смотреть, слушать, ни у кого не вызывая подозрений. Значит, работа оперуполномоченным нам не подходит…

Я тихонечко вздохнул и мысленно пожелал красноглазой кураторше провалиться сквозь землю. Хотя, она, частично, оттуда и вылезла. Сейчас мне придется изображать из себя идиота, а я этого страсть как не люблю. Вернее, идиотом меня сочтут все присутствующие.

Начальник отдела уже открыл рот, чтобы объявить приказ, но я, пересилив себя, кашлянул и неуверенно сделал шаг вперед.

– Товарищ полковник, Разрешите обратиться?

В комнате повисла гробовая тишина. Все удивленно уставились на меня. Просить слово на общем построении, это было из разряда – добровольно пойти чистить сортиры.

Каждому, кто когда-либо работал в милиции, прекрасно известна простая истина – инициатива имеет инициатора. Как говорил мой начальник, уже бывший: «Марков, ты в органы не думать пришел! Все давно придумали за тебя! Просто выполняй!»

– Говори, Петров, – нахмурился Василий Кузьмич. Его усы настороженно замерли.

Я сделал глубокий вдох, чувствуя, как краснею. Молодое тело работало отлично – кровь прилила к щекам, помогая мне изображать природную скромность.

– Хотел бы попросить… если это возможно… – я запнулся, глядя в каменное лицо начальника и мысленно представляя, что последует за моими словами, – Может быть, мне дадут участок? Участковым уполномоченным хотелось бы.

Тишина стала не просто гробовой, она напоминала застывшее желе. Такое чувство, будто даже мухи после моего заявления зависли в воздухе, прекратив жужжать.

Через минуту кто-то из коллег, не сдержавшись, тихо пробормотал: «Видать, в десантуре парню башку отбили». Следователь в очках скромничать не стал, высказался вслух:

– С неба звезд не хватаете, товарищ Петров? Поближе к народу тянет? Странно, странно…

Полковник тоже, мягко говоря, пребывал в тихом офигевании. Он смотрел на меня так, будто я только что признался в любви к марксизму-ленинизму на языке суахили. Василий Кузьмич замер, его глаза округлились, а усы, казалось, от удивления растопорщились еще сильнее. Он медленно, как бы проверяя реальность происходящего, провел ладонью по лицу и несколько раз моргнул.

– Участковый? – Наконец, произнёс начальник, – Погоди-ка…

Полковник поднял правую руку, мизинцем прочистил ухо, тряхнул головой, а потом переспросил:

– Мне же сейчас не послышалось? Повтори. Хочешь быть участковым? Петров, ты понимаешь, что это такое? Это не задержания, не борьба с преступностью в чистом, так сказать, виде. Это – бумаги. Кипы бумаг. Это – объяснительные с пьяницами, которые ночью орут песни или в рабочее время устраивают посиделки в парке. Это – скандалы между соседями, кто у кого украл старую кастрюлю. Это – настойчивые старушки, которые приходят жаловаться, что кошка на них посмотрела косо. Ты уверен?

– Хочу работать с людьми, товарищ полковник, – выдавил я сквозь зубы, продолжая изображать идеалиста. Давалось мне это, прямо скажем, с трудом.

Не то, чтоб я не любил свою работу. В прошлом имею в виду. В некотором роде, даже привык к ней, втянулся. Многих удивлял тот факт, что я к пятидесяти четырем годам еще продолжал нести службу и что дальше участкового не поднялся. Но тут вот какое дело…