Ментом я был хорошим. Чего уж скромничать. И по началу отлично пошел по служебной лестнице. Однако имелась одна очень серьезная проблема. Не получалось у меня прогинаться под решения и распоряжения высших чинов, особенно если эти решения противоречили моим принципам.

Еще лет за двадцать пять до моей смерти, вышла ситуация с одним генералом. Я ему прямо в лоб сказал все, что думаю конкретно о его личности и о его методах работы. Он выслушал, проникся и пообещал, что до конца своей службы я выше участкового никогда не поднимусь. Мужик оказался ответственным. К обещанию подошел серьезно и слово свое сдержал.

Собственно говоря, из-за этого и жена ушла. Сказала, что идейные придурки хороши для государства, но не для бабьего счастья.

Если бы у меня была возможность отмотать время назад, я бы, наверное, в той ситуации повел себя немного иначе. А, может, не повел. Не знаю.

И вот время отмоталось, жизнь начата с чистого листа. А мне снова – добрый вечер, держите должность участкового. Да еще по своей же инициативе, потому что так распорядилась красноглазая стерва, уверяющая, что она наполовину демон, а наполовину ангел.

– Это ответственно дело. – Продолжил я, стараясь, чтоб мою физиономию не перекосило от «радости». – Участковый должен знать свой участок идеально. Чтобы каждый двор, каждый подъезд. Чтобы люди тоже знали меня в лицо и доверяли. Вы говорите, борьба с преступностью… Но она ведь с малого и начинается. Прежде, чем человек пойдет грабить или убивать, он сначала знаки подаёт. С ним еще можно на этом этапе поговорить, уберечь от неверных шагов.

Краем глаза я видел, как у Семёнова вытянулось лицо и отвисла челюсть. Он смотрел на меня как на ненормального. Впрочем, чего уж скрывать, реакция остальных была приблизительно такой же.

Полковник покачал головой, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение. Он тяжело вздохнул, его усы грустно поникли.

– Ну что ж… Желание работать с населением – похвально. Нестандартно, черт возьми. – Василий Кузьмич почесал затылок, оглянулся на портрет Брежнева, висевший на самом видном месте. Такое чувство, будто начальник отдела искал одобрения свыше. Затем снова перевел взгляд на меня. – Ладно. Твоя просьба, лейтенант Петров, принимается. Тем более, у нас сейчас как раз местечко освободилось. Семёнов на повышение у нас пошёл. Вернее, пойдёт. Теперь. Раз ты такой сознательный. Виктор давно просился на оперативную работу. Вот его участок и заберешь. С завтрашнего дня приступаешь. А сегодня – ознакомление с документацией и с участком. Семёнов, проводи лейтенанта в кабинет и проведи экскурс в увлекательный мир участковой службы. Передай, так сказать, из рук в руки.

– Есть провести, товарищ полковник! – автоматически ответил Семёнов, все еще глядя на меня с немым вопросом: «Ты чего, Ваня, спятил?»

Василий Кузьмич кивнул, развернулся так резко, что его шаркающая нога чуть не поехала по линолеуму в обратную сторону, и, ворча себе под нос: «десантники… сами не знают, чего хотят…», направился к выходу.

Построение закончилось. Ко мне подошли несколько коллег, похлопали по плечу, кто-то сказал: «Ну, ты даешь, десантник!», а следователь в очках, представившийся как Эдуард Павлович Сериков, язвительно заметил:

– Ну что ж, Иван Сергеевич, поздравляю с выбором карьеры. Уверен, ваши десантные навыки вам очень пригодятся при изъятии самогонного аппарата у тети Глаши из шестого дома. Если что, я всегда готов помочь с протоколом об административном правонарушении.

Я улыбался и кивал, чувствуя себя полным идиотом. Хотя внутри появилось ощущение странной уверенности, что все сделано правильно. Первая часть плана выполнена. Я получил идеальную легализацию. Теперь я участковый. Тот, кто имеет право стучаться в любую дверь, задавать любые вопросы. Ну…или почти любые.

И только в этот момент до меня дошел один презабавнейший факт. А сколько дел нужно уладить для того, чтоб миссия считалась выполненной? Кураторша об этом ничего не сказала. Вот ведь хитрая дрянь…

– Что ж… Не буду мешать. – Сериков еще раз хлопнул меня по плечу, тихо хмыкнул и отошел в сторону.

А я, глядя на истекающего сарказмом следователя, вдруг поймал себя на мысли: что если он не тот, кем пытается казаться?

Во-первых, человек с именем Эдик априори вызывает у меня недоверие. Во-вторых, Лилу ведь упоминала какого-то информатора, который должен ввести в курс дела. Вдруг ехидный Эдуард Павлович – вовсе не человек? Слишком у него физиономия противная.

В этом новом-старом мире нельзя доверять никому. Даже самому себе.

Однако, от мыслей о следаке пришлось отвлечься. Рядом со мной нарисовался старший лейтенант Семёнов. Он с грохотом шлёпнул на стол папку. Толщина этой папки была с половину советской энциклопедии, если бы ее собрали в один том.

– Ну ты, Петров, дал, конечно… Удивил, так удивил. Надо спросить коменданта, чем он вчера тебя поил. Я, так наоборот, нечаял от службы участкового избавиться. Никакого простора для деятельности. Ну… Ладно. Идем. Буду тебе свой участок передавать.

Я скромно улыбнулся и пожал плечами. Мол, не понимаю, почему всех так впечатлило мое решение.

В общем-то, ситуация складывалась относительно неплохо. Я уже почти час нахожусь в прошлом, но пока ничего ужасного не произошло. Не считая наших «скачек» с Семёновым, но это, можно сказать, издержки некоторых особенностей местного населения.

Может, Лилу была права? Быстренько отработаю, сколько нужно, и уйду на покой.

Однако, ощущение, будто меня знатно надурили, упорно крутилось на периферии сознания. По-моему, я что-то все-таки не углядел, когда согласился на договор о найме. Что-то, написанное мелким шрифтом. И моя интуиция подсказывала, скоро мне это аукнется.

Глава 5

Мое новое рабочее место представляло собой унылое зрелище, что, в принципе, совершенно ожидаемо. Это же милиция, а не курорт. Тут по другому не бывает.

Кабинет оказался крошечной клетушкой, он делился между тремя участковыми, одним из которых все еще считался Семёнов. Остальных в данный момент на месте не было, что совсем не удивительно. Как правило, застать эту братию в отделе достаточно сложно.

Да и потом, если мы полным составом соберемся в комнате, боюсь, она нам будет тесновата. Придётся стоять плечо к плечу, изображая символ крепости духа правоохранительных органов. Так что в отсутствии коллег я видел скорее плюс, чем минус. Еще успеем познакомиться.

– Ну, вот твои хоромы, – Семёнов широким жестом обвёл кабинет, в котором с трудом помещались два стула, два стола, сейф и картотечный шкаф. Количество столов было обусловлено, так понимаю, малой площадью помещения.

Одно единственное окошко выходило на соседний двор, а если говорить более конкретно, то на мусорку, расположенную с торца пятиэтажки. Была в этом, конечно, какая-то знаковая ирония. У меня язык прямо чесался пошутить, мол, мусора́ на мусор и смотрят. Но я придержал ретивых скакунов своего остроумия. Боюсь, в данном времени подобных приколов не оценят.

– Обустраивайся. – Семёнов махнул рукой в сторону одного из столов, – Да… Смотри, ты занимай тот, который справа. Он будет твоим и Лыкова. А тот, что слева – там Капустин сидит. Просто у Капустина прямо сдвиг по фазе на счет порядка. У него даже ручки в ящике лежат по цветам и размерам. Я однажды карандаш не в тот стакан сунул, тут крику было, половина отдела сбежалась. Капустина из-за его педантизма практически никто выносить может. Терпения не хватает. Зануда чертов.

Я опустился на стул с просевшим сиденьем и грустно посмотрел на стол, который был завален кипами бумаг. Вот они, суровые будни участкового.

– Таааак… Ну что тебе рассказать для начала? – Семёнов подошел к окну и замер возле него, уставившись на улицу. – Эх… До чего же погода хороша… Сейчас бы на рыбалку.

Я поддакнул старлею, что рыбалка – дело замечательное, хотя совершенно не понял, каким это чудесным образом у него подобные мысли породила мусорка, пятном раскинувшаяся прямо под нашим окном.

Затем, чтоб не сидеть без дела, принялся перекладывать документы, лежавшие на столе. Решил сгоряча навести подобие порядка. Внезапно под сводками о кражах велосипедов, которые я отодвинул в сторону, обнаружилось нечто крайне волнительное.

Папка. Но не простая. Она была сделана из кожи странного цвета. Цвет этот не поддавался описанию. То ли красно-желтый, то ли оранжево-малиновый. Тона сливались и переходили из одного оттенка к другому.

На обложке – изысканное золотое тиснение, изображающее всевидящее око в треугольнике, но не масонское, а какое-то… инопланетное, что ли. И подпись: «Договор о ненаблюдаемости. Конфиденциально. Для агента Упырь–01».

У меня зашевелились волосы под милицейской фуражкой. Сразу вспомнились слова Лилу о том, что в случае раскрытия моей настоящей личины и настоящей миссии я могу пополнить ряды амёб. Провалить все пароли и явки в первый же день совершенно не хотелось.

Инстинкт сработал быстрее мысли. Семёнов в этот момент по-прежнему стоял возле окна, рассуждая о видах рыбалки, спиной ко мне. Я, как сумасшедший мангуст, рванулся к папке. Нужно было спрятать Договор подальше от глаз старлея. На кой черт его вообще сюда, на самый вид положили? Имею в виду, Договор, конечно. Не старлея.

Сначала просто прикрыл папку другими документами, но она, вот ведь странное дело, прикрываться не захотела. Взяла и наглым образом сдвинулась в сторону, вынырнув из-под кипы бумаг, которую я навалил на нее сверху.

Сама сдвинулась! Руку даю на отсечение, я к этому не имел никакого отношения. Просто чертов Договор медленно поехал вправо, снова явив свое золотистое око в треугольнике всему миру, мне и старшему лейтенанту Семенову, если тот обернется.

Около минуты я пялился на папку, она своим оком пялилась на меня. По крайней мере, такое возникало ощущение. В какой-то момент мне даже показалось, что сейчас из-под кожаной крышки раздастся зловещее: «БУ-ГА-ГА!». Потому что папка вела себя так, будто она – живая!

– И вот ты понимаешь, супруга моя рыбалку вообще как явление не признает… – Продолжал рассуждать Семёнов, грустно рассматривая улицу за окном.

– Да, да, да… Полностью с тобой согласен… – Тихонько пробормотал я, хотя на самом деле вообще не слушал, о чем там говорит старлей. А потом, от безысходности, попытался прикрыть папку руками.

Однако она оказалась великовата. Это во-первых. А во-вторых, стоило мне прижать ладони к крышке с золотым тиснением, меня словно током ударило.

– Ах ты ж, дрянь такая! – Вырвавшееся на свободу ругательство было естественной реакцией моего организма. Не любит он, когда его током хреначат. Даже потусторонним.

– Ну это ты уж слишком… – Обиделся Семенов, расценив, что мое высказывание относилось к его жалобам на жену. – Она у меня, конечно, мегера та еще. Но за языком-то следи.

Старлей оторвался от окна и, по-моему, вот-вот собирался обернуться ко мне.

Я схватил папку, прижал ее к груди, лихорадочно соображая, куда засунуть чертов Договор. В ящик стола? Ага! А потом придет какой-нибудь Капустин или кто там еще, сунет свой нос, и все – пиши пропало. Здравствуй, мир одноклеточных! Да и сам Договор мне был необходим. Я должен изучить его, чтоб понимать, с чем буду работать.

– Ладно. Черт с ней, с рыбалкой. Вернёмся к нашим делам. – Семенов, наконец, повернулся ко мне лицом.

А тут я – сижу, как дурак, прижимая папку к груди. Еще цвет ее этот, дебильный. Сразу в глаза бросается. Не долго думая, я шлепнул папку обратно на стол и прилег сверху грудью, одной рукой подперев голову. Сделал вид, будто очень внимательно слушаю Семенова.

– Что ты там возишься, как жук навозный? – Поинтересовался старлей, с подозрением рассматривая меня задумчивым взглядом.

Я замер. Мысленно уже начал прощаться с миссией, карьерой и, возможно, с жизнью в привычном временном потоке.

– Да так… Тебя слушаю, – выдавил я, не меняя позы. – Рыбалка, говоришь… Ага…