Инстинктивно он пытался отодвинуться от Зевса, но и так уже сидел, упираясь спиной в стиральную машину. Если он выберется отсюда, то больше никогда и шага не сделает в сторону прачечной. Однажды он уже испытывал сильнейшую боль в таком же кафельном помещении. В одиннадцать лет ему в голову пришла грандиозная идея – спрятаться в шахте для сброса белья, которая соединяла чулан на первом этаже с прачечной в подвале родительского дома. Он застрял и в отчаянной попытке высвободиться так неудачно повернулся, что вывихнул плечевой сустав. Родители нашли его орущим на кафельном полу. Тогда он и представить себе не мог, что боль от вывихнутого плеча ерунда по сравнению с издевательствами прожженных зэков.

– Клянусь, я не потрачу ваше время впустую, – тяжело дыша, сказал Милан.

Зевс снова взглянул на часы и свел брови. Поджал губы.

– Хочу на это надеяться. Ради тебя. – Он кивнул Катку, который молча исчез, закрыв за собой дверь. – Тогда включай следующую передачу, Полицейский.

Услышав ироничное упоминание своей старой клички, Милан вздрогнул и невольно схватился за голову; за то место, куда Андра попала бейсбольной битой.

– Не хочу выделываться, но меня уже давно не называют Полицейским, – прошептал он.

Это было много лет назад. В другой жизни. Менее болезненной.

Зевс ухмыльнулся уголками губ.

– А вот это жаль. Твой полицейский приемчик был очень оригинальным.

В следующий момент его взгляд похолодел, лицо ожесточилось и превратилось в непроницаемую маску. Пожилой мужчина нагнулся к Милану и сказал:

– Я, конечно, могу называть тебя убийцей ребенка. Если твоя история быстро не убедит меня в обратном. – Зевс снова посмотрел на часы. – У тебя еще полчаса.

8

Двумя неделями ранее

Милан оказался несправедлив к дайнеру. Обстановка там была далеко не обезличенная и избитая, как он предполагал перед своей попыткой ограбления. Он ведь видел только фотографии в Интернете с обязательным набором инвентаря. То, что все стулья, столы, таблички, даже музыкальный автомат были на самом деле из шестидесятых годов и куплены Халком, директором ресторана, как имущество обанкротившегося дайнера в Лос-Анджелесе, он узнал позднее.

Благодаря этим оригиналам, место было настолько аутентичным, насколько это возможно для американского ресторана быстрого обслуживания в мещанском районе на юго-западе столицы. Даже солонки были с патиной, а Тони, повар, раньше вообще служил в американской армии. Халк мечтал и об официантах-американцах, при этом сам шестидесятидвухлетний любитель ковбойских сапог представлял собой полную противоположность. Родом из города Айзенхюттенштадт, Харальд Ламперт был настоящим, в глубине сердца гордым «осси»^[2], который в детстве как-то сумел пережить все насмешки и издевки из-за своего невысокого роста, практически низкорослости. Сегодня он больше страдал от того, что по-русски говорил намного лучше, чем по-английски. Хотя в его случае не имело большого значения, на каком языке он объяснялся. Халк был таким же разговорчивым, как водолаз во время работы. Пожимание плечами могло быть его единственным вкладом в вечернюю беседу. Гюнтер же – согласно визитной карточке, ассистент руководителя, – наоборот, от души любил потрепаться.

– Wann ist es endlich richtig? Wann macht es einen Sinn?^[3]

Милан опоздал всего на десять минут, но «правая рука» Ламперта уже ждал его в дверях дайнера с видом палача, готового привести смертный приговор в исполнение. Что, впрочем, было не намного мрачнее выражения лица, с которым Гюнтер пребывал в хорошем настроении.

– Группа Ich + Ich^[4], – ответил Милан и припарковал свой велосипед. – Песня «So soll es bleiben»^[5]. Полидор 2007.

Гюнтер был стодвадцатикилограммовым колоссом с головой в форме мяча для американского футбола. Своими огромными лапами он мог обхватить крупные тыквы, и ходили слухи, что спортивные костюмы ему шьют на заказ, потому что его толстые руки не помещаются в готовые вещи из магазина.

У них сложился особый ритуал: Гюнтер цитировал Милану тексты из немецких поп-песен. А Милан должен был назвать ему песню и исполнителя, а также грамматическую ошибку, которая раздражала Гюнтера в этом хите.

– Должно быть «когда появится смысл». «Будет иметь смысл» скопировано из американского, и языковые эстеты вроде тебя считают это плохим немецким.

Гюнтер хмыкнул, в очередной раз удовлетворенный энциклопедической памятью Милана, которую тот регулярно снабжал информацией – ему ее вслух читали Сири, Кортана, Алиса, Алекса и другие электронные помощники.

Пар от дыхания напомнил Милану о тумане, в котором он только что гнался за машиной с девочкой. Здесь, в Шмаргендорфе, туман уже рассеялся, зато стало заметно холоднее.

– Слишком поздно, – проворчал Гюнтер, глядя на свои часы.

– Die Arzte^[6], – пошутил Милан, прекрасно зная, что это уже не продолжение викторины. – 1984-й, их дебютный альбом «Дебил», Си-Би-Эс, Шалльплаттен ГмбХ.

– Говнюк, – отреагировал Гюнтер, но улыбнулся, что считалось редкостью. Из-за внешности вышибалы в ночном клубе Гюнтера часто недооценивали. Он получил ученую степень кандидата экономических наук и был не только помощником Халка, но и менеджером сети его компаний, о которой Милан знал только в общих чертах. Кроме дайнера, Ламперт якобы владел еще тремя закусочными, автозаправкой и маленьким отелем в Баварии, но казалось, что девяносто процентов своего времени он проводил в Шмаргендорфе, в полуподвальном помещении, служившим офисом ресторана. Конечно, если Гюнтер его куда-нибудь не вез. Потому что, помимо обязанностей бухгалтера и менеджера, «правая рука» Халка был также его шофером, организатором поездок и советником по безопасности.

Милан по сей день благодарил судьбу, что при попытке ограбления он наткнулся не на Гюнтера. Просто у того был доступ к сейфу и оружейному шкафу, и он вряд ли ограничился бы бейсбольной битой.

– Халк на месте? – спросил Милан, пытаясь протиснуться мимо Гюнтера.

Тот вытянул руку и притормозил Милана.

– Сегодня поминальная пятница, забыл?

Уже три года каждую пятницу директор приносил цветы на могилу своей жены, которую потерял в автокатастрофе. Как правило, в сопровождении Гюнтера. Возможно, тот как раз ждал шефа здесь снаружи, чтобы отвезти на Целендорфское кладбище на Онкель-Том-штрассе. Семейная могила Лампертов располагалась недалеко от могилы Геца Георге^[7].

– Ты вообще знаешь, какого наказания заслуживает тот, кто называет босса Халком? – Резким рывком Гюнтер открыл дверь дайнера, едва не сорвав ее с петель, сделал псевдогалантное движение рукой внутрь ресторана, затем дьявольски улыбнулся и ответил на собственный вопрос: – Оно ожидает тебя внутри, Милан.

9

Четыре часа спустя

– Эй, у вас все в порядке?

Старик не шевелился уже минут тридцать. Возможно, он заснул, но в случае с пожилыми людьми в голову невольно закрадывалась нерадостная мысль, если они – с седыми растрепанными волосами, чуть сгорбившись и поникнув – сидели в дальнем углу ресторана. И не двигались.

Было уже полшестого, и ресторан словно вымер. «Мертвая фаза», как Халк называл переходное время между последними обеденными и первыми вечерними гостями. Гюнтер не преувеличил, когда назвал предстоящую работу «наказанием» для Милана. Отмечающие мальчишник гости оккупировали две трети ресторана, и их нисколько не заботило, что Милан был единственным официантом в дайнере. В любой другой день он бы проклял все на свете. Но сегодня даже не возражал, работа отвлекала его от позорно проваленного сеанса парной терапии, который, скорее всего, ставил точку в их с Андрой отношениях.

Лишь два часа, а также тридцать семь прохладительных напитков, двадцать четыре хот-дога, одиннадцать закусок начос, десять салатов и более двадцати порций ребрышек спустя у него появилась первая возможность передохнуть.

Халк понаблюдал за происходящим минут пятнадцать и, убедившись, что у Милана все под контролем, направился наружу к Гюнтеру. Как всегда молча и с насмешливой улыбкой на губах – он нацеплял ее каждый раз, когда Милан принимался рисовать гостей со значками, соответствующими их заказам. Кружок для гамбургера, черточка для стейка, Х для шейка. К счастью, на электронной кассе нужно было только выбрать картинку блюда, а затем отнести распечатанный чек на стол. Милан не проверял деньги. Он ждал, пока гости встанут и покинут ресторан, затем сортировал купюры и монеты по форме, размеру и цвету и убирал в кассу.

Когда было поспокойнее, как сейчас, он прилагал больше усилий и рисовал гостей по возможности детально. Обращал внимание на особые приметы – родинки, ямочки, шрамы от бритья или обкусанные ногти. Тогда и пар шел от горячей чашки кофе, и свет уличного фонаря падал через окно ресторана на столик номер 19, самое нелюбимое место в дайнере, потому что оно находилось рядом с туалетами. Тем не менее старик сел именно туда.

– Я могу принести вам что-то еще?

Посетитель не взглянул на Милана, хотя тот стоял прямо перед ним. Единственное, по чему Милан мог определить, что мужчина еще дышит, была ложка в его усыпанной старческими пятнами руке. Медленно и бесшумно он помешивал кофе в чашке, которую заказал полчаса назад и из которой еще не сделал ни глотка. Эта странная, немного пугающая картинка врезалась в фотографическую память Милана. Он знал, что должен будет нарисовать это позже, просто чтобы выкинуть из головы. Так же как он воспользовался последними десятью минутами спокойствия в дайнере, чтобы зарисовать эпизод на светофоре.

Благодаря своей способности сохранять воспоминания в виде картинок, ему удалось точно передать глаза девочки с блестящими, как ртуть, слезами в них. Он помнил каждый сгиб на листке с потрепанными краями, который она прижимала к стеклу, а также форму и начертание каждой отдельной, поспешно написанной буквы, которые он мог в точности воспроизвести, не понимая значения сообщения.

Πσϻστν ϻμε.

εωσ με ϻσν ρσδνωελν

– Может, свежий кофе?

Мужчина наконец-то пошевелился и поднял на Милана уставшие глаза с желтоватыми белками. На нем было коричневое шерстяное пальто с протертыми локтями. Он начал его расстегивать – Милан ожидал почувствовать неизбежный запах, сопровождающий жизнь на улице, и удивился, когда в нос ему ударило не облако из пота, мочи, грязи, холодного табака и алкоголя, а аромат пряного дорогого мужского парфюма.

– Нет, спасибо, – сказал старик и, добродушно улыбнувшись, снял пальто.

– Тогда что-нибудь другое? Может, что-то перекусить?

Гость помотал головой и сделал приглашающее, почти элегантное движение рукой.

– Я хотел бы, чтобы вы присели ко мне.

Милан огляделся. Кроме них двоих, в ресторанной зоне никого не было. Халк снова сидел внизу в кабинете, а повар Тони воспользовался ситуацией и курил перед дверью. Но Милан все равно ответил:

– Персоналу, к сожалению, запрещено садиться за столик к гостям.

Мужчина кивнул, как будто рассчитывал на такой ответ. Он пригладил рукой волосы – правда, безрезультатно – и прищелкнул языком, что вызвало у Милана дежавю. На мгновение показалось, что он уже видел этого мужчину.

– Это не займет много времени. Я специально ждал, пока мы останемся одни.

Милан наморщил лоб.

– Зачем?

– Я хочу вам кое-что передать.

Гость приподнял край свитера грубой вязки с красным узором, и Милан понял, что старик снял пальто не потому, что ему стало жарко. Иначе он просто не смог бы добраться до маленькой коробочки, которая лежала у него в поясной сумке.

– Что это?

Мужчина поставил крошечную картонную коробку перед собой на стол. Она была размером с кубик Рубика, белая и без надписей.

Шляпная коробка для эльфа.

– Подарок.

10

Милан рассмеялся:

– Чем я такое заслужил?

Мужчина снова сделал приглашающее движение рукой.

– Откройте.

Милан взглянул в окно: на тротуаре, под навесом соседнего цветочного магазина стоял Тони и, улыбаясь, пялился в экран телефона.

– Мы знакомы? – спросил он.

– Пожалуйста, откройте.