Подарок (страница 9)
Ютта проявила почти ясновидческие способности, когда отвела Милана в сторону и оживленно-беспокойным голосом сказала: «Если я уйду раньше, то присмотри за отцом. Пока еще он как добротно построенный дом. Простоватый, но надежный и уютный. Превратившись в старую развалину, он не сумеет один позаботиться о себе, и тогда может случиться, что зимой откажет отопление. Или… – Он помнил, как мать шельмовато подмигнула ему перед шуткой, – или у него начнет протекать крыша, как иногда бывает у сумасшедших.
Когда через много лет после ее смерти Курту действительно стало тяжело справляться в одиночку, он, к облегчению Милана, согласился переехать под присмотр опытного персонала, который в случае необходимости ждал его через две комнаты. Так, по крайней мере, ему не придется разделить судьбу своей большой любви, к которой в тот раз помощь пришла слишком поздно.
В тот раз.
Это был необычно холодный летний день на острове Рюген. Ютте нездоровилось, она выпила противопростудный напиток и прилегла, забыв погасить огонь в камине.
Когда Курт вернулся домой после вечерней смены, пламя, занявшееся от случайной искры, уже бушевало в гостиной и начало распространяться на второй этаж. Пожарные были на месте – вероятно, их вызвал кто-то из соседей, так и не назвав своего имени. Они смогли спасти из огня только Милана, который попал в больницу с сильным отравлением угарным газом и переломом черепа. В дыму он потерял ориентацию и упал с лестницы, ведущей в подвал. При лечении травмы головы возникли осложнения, которые потребовали нескольких операций и длительного нахождения в больнице. Когда через несколько недель Милана наконец отпустили, они в тот же день переехали с оставшимися вещами на грузовике в Берлин. Жена погибла, дом сгорел. Ничто больше не держало Курта на Рюгене. Он, как и Милан, никогда туда больше не возвращался.
– Они забрали у меня мой «Плейбой». Поэтому я искал что-нибудь другое для мастурбации. – Вытирая слезу со щеки, отец попытался отвлечь сына от своего эмоционального состояния. Когда Ютта была жива, за каждую непристойную или пошлую шутку она давала ему подзатыльник. Курт шутил, что это и есть причина его лысины.
– А плакал ты почему? – спросил Милан.
– Это слезы радости от встречи с тобой, сынок.
– Почему, папа?
– Честно. Не шучу. Я волновался. Ты бросил трубку на полуслове. Я думал, что-то стряслось.
Он шмыгнул носом, и Милана тут же охватили угрызения совести.
– Ну ты даешь, папа. Почему же не позвонил?
Курт смущенно улыбнулся.
– Не хотел тебе мешать. Я… я и так слишком сильно вмешался в твою жизнь, сам знаешь. Утром, когда сказал, что тебе следовало рассказать Андре всю правду. Я не имел на это право.
Отец осторожно поднялся, стараясь не задеть ни одну фотографию. Немного помедлил, но все-таки решил обнять сына.
– Как же я рад, что у тебя все хорошо.
Милан тяжело сглотнул.
Значит, вот в чем дело. Его старик боялся потерять еще и сына.
Кашлянув, отец выпустил его из объятий.
– А теперь, когда доказал, какой я сентиментальный дурак, встает еще один вопрос: почему ты пришел ко мне так поздно? Если из-за шнапса, должен тебя огорчить, он, к сожалению, закончился.
Они сели. Милан на диван, отец в свое любимое кресло – клетчатое чудовище с подставкой для ног.
– Я должен кое о чем тебя спросить, папа. И прошу быть со мной честным.
– Валяй.
– Что это тебе напоминает?
Милан протянул ему снимок похищенной девочки, который нашел на вилле.
– Кто это?
– Посмотри на обороте.
Курт скептически опустил уголки губ, но сделал, как хотел Милан.
– «Зои, лето на озере»? – прочитал он.
– Речь о том, что стоит ниже.
Глаза Курта округлились от удивления.
– Ах ты, черт. Откуда это у тебя?
Милан пожал плечами. С чего ему начать?
– Эту девочку я сегодня увидел в первый раз. Ее похитили.
Теперь глаза отца увеличились настолько, что грозились вылезти из орбит.
– Что ты такое говоришь, парень?
Милан вкратце описал ему таинственные события, начиная с листка на автомобильном стекле до звонка шантажиста на вилле.
– И что он требует?
Тело Курта напоминало Милану сжатую пружину. Еще одно признание, и его отец подпрыгнет вверх.
– 162 366 евро и 42 цента.
Милану показалось, что отец побледнел еще сильнее, когда услышал эту абсурдно высокую и абсурдно неровную сумму.
– За девочку, которую ты даже не знаешь?
– Да.
Курт снова взглянул на снимок.
– Сколько этой фотографии?
– Не больше двух лет, – навскидку предположил Милан, вспоминая лицо девочки в машине.
– Но как это возможно?
– Ты тоже это видишь? – Милан наклонился к отцу.
Тот кивнул. С дрожащими губами он спросил Милана:
– Это ведь ваш секретный язык из тех времен, да?
Г15A12С2Б1-2С18Б1A13С61
Милан подумал о своей первой любви. Об Ивонн, девочке-блондинке из Бинца, далекой от классического идеала красоты и все равно обладавшей притягательной силой, которую сопровождало определенное экстравагантное чудачество. Без макияжа, без прически, непривлекательно одетая – совсем не так, как другие, «обычные» девочки в его классе, которые пытались привлечь к себе внимание узкими джинсами и глубоким вырезом. Она была ниже других, но для Милана выбивалась из толпы даже на переполненном школьном дворе. Его привлекали прежде всего ее глаза. Большие, умные, бирюзовые – как море у мыса Аркона; при каждой встрече их взгляд дарил ощущение, что она видит его впервые и все время открывает в нем что-то новое. И даже годы спустя – когда вкус какой-то жвачки отбросил его на несколько световых лет назад и напомнил об их страстных поцелуях в плетеной пляжной кабинке – он недоумевал, почему так безнадежно влюбился в эту девчонку-аутсайдера. Наверное, потому, что Ивонн относилась к той редкой породе людей, которые являются не тем, что мир в них видит. А тем, как они сами видят мир. А он полон тайн и загадок, которые нужно расшифровать или создать самому.
Как тот шифр.
– Наш с Ивонн секретный язык. Именно.
– Но как это возможно? – Отец повторил вопрос, который вертелся в голове у Милана с тех самых пор, как он нашел фотографию на вилле.
«Как это возможно, что похищенный ребенок пытается коммуницировать со мной на секретном языке? Который придумала моя первая любовь? И который можно расшифровать только с помощью книги, что я украл много лет назад, за сотни километров от Берлина из школьной библиотеки на Рюгене?»
17
Андра
– Как он отреагировал?
– Не совсем так, как я ожидала.
Андра закусила нижнюю губу, ее взгляд скользил по пустому письменному столу, за которым сидел Ламперт. Никаких документов, счетов, книг. Даже ручек не было. Она никогда не видела, чтобы директор работал за столом. Как и во время собеседования с Андрой при приеме на работу, на столе все так же стояла одинокая рамка с фотографией его умершей жены, на которую Ламперт время от времени бросал печальный взгляд.
Всякий раз, когда она спускалась к шефу, у нее возникало ощущение, что полуподвальное помещение меняет его физически. При этом кабинет был обставлен просто и неинтересно – практичной функциональной мебелью. Коричневый письменный стол, черное кресло, подходящий гарнитур с диванчиком. Выделялась только обрамленная фотография работы фон Хасселя[10] на стене – изображение какого-то дайнера в Лос-Анджелесе. Фото и сам Ламперт, которого в его царстве никто не назвал бы Халком. И Милан тоже, хотя здесь внизу это прозвище вряд ли прозвучало бы иронично. Потому что за своим письменным столом из строительного магазина Ламперт и правда казался другим, отнюдь не маленьким и хилым. Хотя его зеленая рубашка по-прежнему болталась на плечах, он словно вырастал и становился крепче. Если в ресторанной зоне часто появлялось ощущение, что ты стоишь рядом с ребенком, то здесь внизу он излучал мощь и авторитет, которых другие руководители не могли добиться визитками с золоченым обрезом, секретаршами и угловым бюро с видом на Бранденбургские ворота.
– Ну, Милан был, конечно, ошарашен, – добавила Андра. Она заморгала. Хотя Ламперт ради нее отказался от очередной сигареты, Андре казалось, что ее глаза все еще слезятся от дыма. – Но не из-за профессора.
– А из-за чего?
Ламперт ободряюще ей улыбнулся, но это не помогло. Каким бы дружелюбным он ни был, здесь внизу, в его царстве, она всегда чувствовала себя маленькой хулиганкой, которую опять вызвали к школьному директору. Вероятно, дело было в их первой встрече в этой комнате. Тогда он предложил ей способ загладить свою вину.
– Кое-что произошло. То, на что мы не рассчитывали.
Она рассказала Ламперту о девочке в машине и посещении ими пустой виллы.
– И ты хочешь это выяснить? – непривычно словоохотливо спросил Ламперт.
Еще одна метаморфоза. За пределами его кабинета редко можно было услышать, чтобы он говорил полными предложениями, тем более поддерживал беседу.
– Ты знаешь, я всегда сомневался, подходящий ли Милан кандидат, – заключил он и почесал плохо выбритый подбородок.
Андра кивнула. Это она выбрала Милана. Вступилась за него. И нарушила правила, начав с ним отношения.
– Мы целую вечность его прорабатываем, что, если все выйдет из-под контроля?
– Этого не случится. – Но она уже начинала сомневаться.
Ламперт внимательно на нее посмотрел. Затем нагнулся к сейфу, который – насколько знала Андра – был встроен в его стол.
– Какой план?
– Без понятия. Я должна заехать за Миланом к его отцу.
Ламперт вздохнул.
– Хорошо. У тебя три дня. Не отступай от Милана. А я присмотрю за твоей дочерью.
Он вытащил из сейфа пачку денег, новый предоплаченный – и, видимо, неотслеживаемый – телефон и пистолет.
– Держи.
Андра взяла все без вопросов. И пистолет с серебристым блестящим стволом. Она умела с ним управляться, если дело дойдет до крайности. А это, черт возьми, становилось все более вероятным.
– Да, вот еще что, – сказал Ламперт, когда она убрала все в рюкзак. Он пододвинул к ней упаковку таблеток.
Подарок, который старик принес для Милана, а тот выбросил в мусорный бак.