Доктор Харгривс приглашает всех сесть, хотя Полли отказывается, и начинает пересказывать то, что уже сообщила Джори и мне, но во второй раз я воспринимаю информацию лучше. Мы все очень хотим пойти к Эмми, но доктор объясняет, что по правилам отделения интенсивной терапии навещать пациентов в палате можно только по двое, так что мы решаем, что мама с папой пойдут вместе, а потом вернутся за Полли и Тедом по очереди.

– Ты согласна, солнышко? – мягко спрашивает мама у Полли. – Мы с твоим дедушкой пойдем навестим маму, а потом вернемся за тобой, хорошо?

Полли пожимает плечами и отворачивается.

Тед, за это время сумевший загнать свой игрушечный фургончик почтальона под кофейный столик, поднимает голову и сообщает:

– Мои мама с папой здесь!

Мы так и застываем на месте – все, кроме Джори, который нагибается и вытаскивает машинку.

– Ну-ка, дружок, хочешь посмотреть на машины скорой помощи? Их там много снаружи, пойдем глянем? – Он оборачивается к маме и папе: – То есть если это поможет? Я мог бы погулять с ним немного на улице, пока вы здесь, чтобы не мешать…

Все кивают. Тед крутит ручкой над головой, изображая мигалку.

– Уи-у, уи-у, уа-уа-уа! – пищит он, выходя с Джори из комнаты.

Мама с папой выходят следом за доктором Харгривс, оставив меня с Полли в комнате для плохих новостей.

Я верчу в руках подушку, не зная, как лучше заполнить тишину и что я вообще могу сказать своей племяннице. Наши отношения основываются на постоянном поддразнивании друг друга и совместном поддразнивании ее родителей. Я никогда не виделась с Полли без Эмми – я не из тех тетушек, которые водят племянниц по магазинам, или в парк, или попить горячего шоколада, и вообще меня оставляли с ней и Тедом от силы пару раз. Эмми перестала рассматривать меня на роль няни в тот вечер, когда они с Дугом рано вернулись со свидания и застали меня в компрометирующей позе с моим тогдашним парнем. Как же они разозлились! Даже хуже – они были разочарованы. Люди вообще часто разочаровываются во мне, как я погляжу.

Подхожу ближе к вставшей у окна Полли, открываю рот и снова закрываю, вместо слов осторожно гладя ее по спине. Какое-то время мы так и стоим.

– Тетя Бет, это невыносимо… – тихим срывающимся голосом наконец произносит она.

– Я знаю. – Пытаюсь подыскать нужные слова, чтобы как-то ее успокоить, но она только что узнала, что ее папа умер, а мама в коме, лежит в палате в конце коридора. Что бы я ни сказала, ей это не поможет.

Полли смотрит в пространство, и глаза у нее широко распахнуты.

– Папа должен был поехать на работу сегодня. Они никогда никуда не ездят в будни, никогда, и в этот единственный раз происходит такое.

– Не нужно так думать, – говорю я. – Мне больше всего на свете хотелось бы, чтобы в тот самый миг их не было на том самом месте, но они были, и никто из нас уже никак это не изменит.

Полли мотает головой.

– Я должна была убедить их остаться. Она умрет, да?

– Нет, – произношу я гораздо увереннее, чем чувствую на самом деле.

– Она очень плохо выглядит?

Соблазн преуменьшить степень собственного потрясения при виде Эмми велик, но Полли сама скоро ее увидит, так что, может, небольшая подготовка не помешает.

– Нет, не плохо, – осторожно начинаю я. – Просто она вся в бинтах, и потом, эти проводочки и приборы немного пугают. Не обращай внимания, просто смотри ей в лицо. Ты нужна маме, Пол. Доктор сказала, что она, возможно, слышит нас.

– А она знает? Про папу? – Полли начинает плакать, и это снова разбивает мне сердце.

– Вряд ли. Думаю, что нет.

– А вам сказали, куда они ехали? Полиция узнала? Они выяснили, как родители оказались на М5?

– Нет, – качаю головой я. – Но мы же и сами знаем. У них была назначена встреча по поводу ипотеки. Твоя бабушка считает, что они могли потом поехать в «Икею», поэтому и свернули на трассу. А магазин там не так и далеко. Бабушка теперь ужасно жалеет, что посоветовала им посвятить делу весь день. Но она ни в чем не виновата, и ты не виновата в том, что не остановила их. Вы не могли этого знать.

Полли снова и снова прокручивает произошедшее в голове, изводя себя, это видно. По дороге сюда я делала то же самое.

– Хочешь чего-нибудь? Я схожу нам за чаем или чем-нибудь еще.

Полли только качает головой.

– Ты уверена? Я все равно собиралась поискать туалет. Пойдешь со мной?

Не хочу оставлять ее одну. Но Полли снова качает головой, и я обещаю мигом вернуться.

Не успеваю выйти из реанимационного отделения, как слезы все же прорываются, крупными каплями стекают по щекам, и в этот раз я их не стираю. И не сдерживаю рыданий, хотя на меня уже поглядывают.

Из зеркала над раковиной на меня смотрит незнакомое лицо, и я вздрагиваю. Хватаю бумажное полотенце и вытираю слезы, потом поправляю выбившиеся из пучка непослушные пряди. Меня накрывает волной чистого ужаса, и теперь к нему примешивается парализующий страх, что это еще не все, что будут еще плохие новости. Я ничего не могу контролировать, потому паника только нарастает. В критической ситуации инстинкт всегда говорил мне бежать. Я беглянка, надежный член команды бегунов в ситуации «борись или беги». Но сейчас не сбежать, не исчезнуть на время, пока вновь не станет безопасно выходить. Нельзя прятаться. Я даю себе мысленный подзатыльник и как можно быстрее иду обратно в реанимационное отделение, к своей семье и нашему худшему кошмару.

Глава третья

– Ты добавила два макчикена. Ты точно хочешь два?

Мама хмурится, разглядывая экран:

– Нет, один. И я не заказывала большую картошку, они добавили ее сами!

Технологии маму неизменно озадачивают. Я мягко отодвигаю ее от экрана:

– Я сама сделаю заказ. Папе как обычно? А что будет Полли?

Я бросаю взгляд через стол. Папа сидит, ссутулившись, и пустым взглядом смотрит в толпу обедающих. Тед смотрит мультики в телефоне Джори, крепко вцепившись в свою любимую мягкую игрушку, слоненка по имени Мистер Хоботовски. Джори перехватывает мой взгляд и улыбается. Это скорее полуулыбка, притом грустная. Я печально улыбаюсь в ответ. Полли умостилась в уголке стола, уставившись в телефон. Мама передает, что она ничего не будет.

Я все равно заказываю ей гамбургер и забираю чек с номером нашего заказа, попутно захватив трубочки, салфетки и налив кетчупа в два крошечных соусника. Не очень представляю, что Тед обычно ест и пьет, но точно знаю, что картошки фри без кетчупа для него вообще не существует. Вручаю все это маме и отправляю ее к нашему столику, а сама отхожу в сторону, к кассам, в ожидании заказа. От запаха фастфуда меня мутит. Кажется таким нелепым в этот самый момент ждать заказ в «Макдональдсе». Будь здесь только мы, взрослые, или мы, взрослые, и Полли, нам бы точно не пришло в голову останавливаться на перекус, но, когда с вами малыш, выбора нет: животикам нужна еда.

Сейчас вечер пятницы, и такое ощущение, что в «Макдональдсе» сидит весь мир. Помогая маме разобраться с самостоятельным заказом через автомат, я еще как-то держалась, но теперь, стоя в очереди, я чувствую, что толпа будто смыкается вокруг меня. Я не хочу быть здесь, среди людей, смеющихся, беспечно хлюпающих молочными коктейлями. Их веселье меня оскорбляет, мне хочется закричать: «Почему вы смеетесь?! Неужели не знаете, что сегодня произошло?» Конечно, они не знают о случившемся, а даже если бы и знали, то сказали бы: «Мне так жаль, это просто чудовищно», – а потом смех и хлюпанье возобновились бы. Это же не их трагедия, верно? Не их проблема.

Мы молча заставляем себя приняться за еду, время от времени отвечая Теду, который в один присест расправляется со своим кетчупом и просит бабушку принести ему еще. Мама приносит еще три соусника, и Тед, удивленно взглянув на нее, возвращается к еде. Интересно, знает ли он, что сегодня может попросить у нас что угодно?

Полли свой бургер даже не развернула и едва прикоснулась к напитку. И, если мама с папой выглядят опустошенными, Полли вся на нервах. Не знаю, нормальная это реакция на горе и потрясение или нет. Может, нормальная. Может, она как раз и реагирует как положено. А все мы тем временем едим через силу только ради Теда, который до сих пор не знает, что его папы больше нет, и считает, что мама просто очень крепко спит. Он единственный из нас не ахнул от изумления, увидев Эмми в бинтах.

– Мамочке бо-бо! – сказал он доктору. – И она немножечко устала.

– Что будем делать? – тихо спрашиваю я. – Сегодня.

Что каждый из нас будет делать в долгосрочной перспективе, я тоже не знаю, но вряд ли это разговор для «Макдональдса».

– Думаю, Полли с Тедом останутся у нас, – отвечает мама.

– Нет. – Голос Полли звучит так решительно, что я даже подпрыгиваю.

– Нет? – переспрашивает мама.

– Я не хочу к вам, бабушка. Я хочу домой.

Я кручу в руках бумажную обертку из-под трубочки.

– Я могу остаться с ними у Эмми. Посплю на диване.

Я хотела остаться в больнице, но доктор Харгривс отвела папу в сторону и велела всем отправляться домой. Она знает, что мы живем в часе езды, и пообещала позвонить, если в состоянии Эмми будут любые заметные изменения. И сейчас папа кивает в знак согласия. А вот маме идея не очень понравилась, судя по поджатым губам.

– Мам?

Она нерешительно качает головой – это ни да ни нет.

– Ну, наверное, за одну ночь ничего не случится, – наконец произносит она. – Я бы сама осталась, но на диване спать не могу, не с моими суставами, и будет неправильно спать, ну…

«В их кровати» повисает в воздухе, и мы все старательно переводим взгляд на Теда, наблюдая, как он доедает последние кусочки картошки и облизывает пальцы.

Мама начинает подробно перечислять, что нужно сделать, будто я везу детей в дальний поход, а не остаюсь с ними у них же дома. Она считает, что я не справлюсь. Признаться, я никогда не оставалась с ними на ночь одна, и, как бы я ни притворялась, что знаю их распорядок дня, она уже сбила меня с толку, упомянув памперсы, которые, как я считала, Теду больше не нужны.

– Я думала, он их уже не носит?

– На ночь носит, милая. А вот днем – нет.

– А, точно, хорошо. Что ж, я разберусь.

– Мы приедем прямо с утра и поможем, – обещает мама.

«Сменим тебя» – вот что она имеет в виду, и думаю, утром я точно этому обрадуюсь.

Мы друг за другом выходим на парковку, и Тед спрашивает, можно ли ему поехать с Джори в его минивэне, а когда мама запрещает, падает на пол и начинает вопить. Очень громкий звук для такого маленького человечка.

– Он уже слишком устал, – поясняет мама, поднимая Теда с пола, попутно уклоняясь от его молотящих по воздуху ручек и ножек. – Джори, дорогой, отвезешь его?

Джори кивает и идет с папой за детским креслом, а я окликаю Полли и говорю, что подожду ее дома. Она только смотрит на меня и не отвечает.

Когда мы подъезжаем к дому Эмми, мама с папой и Полли уже внутри. Тед уснул в своем кресле, и, немного повозившись с ремешками, я наконец вытаскиваю его из машины. Не помню, когда последний раз брала его на руки, но он гораздо тяжелее, чем мне казалось.

Джори, развернув машину, останавливается рядом и опускает окно:

– Точно не хочешь, чтобы я остался? Тебе сейчас лучше не быть одной.

Мне больше всего хочется, чтобы он остался, но вдруг Полли решит поговорить со мной? Вряд ли, но сегодня за них с Тедом отвечаю я, а при Джори она может почувствовать себя неловко. Мысль, что меня оставят за главную, еще и с детьми, пугает. Я качаю головой.

– Ладно, – кивает Джори, но не двигается с места. – Мне просто ужасно не нравится, что ты в таком состоянии будешь одна.

– Я справлюсь, честно. И потом, ты же знаешь, что, если останешься, мы нарушим наше золотое правило, действующее с зимы 2015 года?

Джори улыбается:

– Уверен, сейчас есть смягчающие обстоятельства, но да, это будет нарушением. Я тебе напишу.