Начинаю жалеть, что вообще ввязалась в разговор. Теперь у нас напряженная атмосфера из-за хлеба.

– Могу. И пойду. Твои бабушка с дедушкой скоро приедут. Посмотрим, может, успею быстренько выскочить за покупками, пока папа с Тедом, а вы с бабушкой в больнице.

Полли что-то бормочет, но не могу разобрать что.

– Что ты сказала?

Она хлопает дверцей шкафчика, и я подпрыгиваю от резкого звука.

– Я сказала, – с нажимом повторяет она, – просто возьми Теда с собой. Мама только так и ходит за покупками.

– Точно, – соглашаюсь я. – Ты права.

Живя у родителей, я в основном заглядывала в местный магазинчик или рассчитывала, что мама сама поедет и привезет полные сумки, как всегда. За все свои тридцать лет в родительском доме мне никогда, в общем-то, и не приходилось покупать продукты на неделю – с ребенком или без ребенка на руках. У меня чудовищная нехватка опыта не только в походах по магазинам и заботе о детях, но и в принципе в том, чтобы быть взрослым человеком, который все контролирует. Я не контролирую ничего, от слова «совсем».

Хватаю блокнот и висящую на холодильнике ручку и записываю: «Кетчуп, хлеб, горячий шоколад».

– Я не имею в виду, что тебе надо идти прямо сейчас. – Полли достает откуда-то мятую пачку чипсов.

– Ну, не откладывать же на завтра то, что можно сделать сегодня. – Я добавляю в список чипсы. – Что еще нам нужно?

– Все как обычно, наверное, – пожимает плечами она.

– Точно, – отвечаю я, не имея ни малейшего понятия, что значит «как обычно». – Хочешь с нами? Выберешься из дома ненадолго, покажешь, что тебе купить.

– Мне не пять лет.

– Нет, конечно нет. Я просто подумала, что мы втроем лучше справимся. – Судя по разговорам, работенка предстоит та еще.

– Нет, спасибо. Можешь оставить меня одну дома. Мама с папой оставляют.

Я поднимаю бровь. Полли действительно и раньше оставляли одну, но только изредка, когда Эмми с Дугом нужно было за чем-то сбегать. Смотрю на часы: ее бабушка с дедушкой приедут с минуты на минуту, и она просто снова спрячется в своей комнате, так что вряд ли я чем-то сильно рискую.

Ищу по кухне пакеты. Единственный ящик, который я еще не проверила, похоже, застрял, так что я дергаю его изо всех сил и улыбаюсь, когда он открывается. Только неделю назад Эмми заставила меня посмотреть видео на «Ютьюбе», где женщина складывала пачку пакетов из супермаркета в крошечные треугольнички, которые потом аккуратно уложила в другой пакет. Видео называлось как-то вроде «Лайфхаки для занятых мамочек», и я тогда сказала Эмми, что это самое прискорбное зрелище из тех, что я видела.

Полли смотрит на открытый ящик не отрываясь. Меня тоже больше всего трогают какие-то мелочи – они напоминают, что Эмми не дома, а в больнице. Но у нас хотя бы есть надежда, что Эмми вернется, а видеть что-либо, связанное с Дугом, попросту невыносимо. Мне пришлось задвинуть его тапочки под кресло – понятия не имею, что со всем этим делать, и никто не говорит. Наверное, Эмми должна разобрать его вещи, но, даже будь она здесь, ей бы хотелось видеть эти тапочки на Дуге, а не решать, отправить их в кучу «на выброс» или «на благотворительность».

Вытаскиваю пять сложенных треугольничков и кладу на столешницу. Понятия не имею, сколько вообще нужно брать пакетов для покупок на неделю, но что есть, то есть. Закрываю ящик, и он снова застревает так, что я не могу ни открыть его, ни закрыть до конца. Лезу в ящик с приборами.

– Что ты делаешь? – Полли подходит ближе.

– Кажется, что-то упало и застряло за ящиком. Я пыталась его открыть, а его заело, так что ищу щипцы или что-то длинное – вдруг смогу достать, – поясняю я, роясь в деревянных ложках и лопаточках.

– Дай я. – Полли хватает длинную узкую лопаточку, засовывает ее как можно дальше и крутит.

Ящик отказывается двигаться.

– Погоди, дай я попробую, – предлагаю я. Протягиваю руку, но она не отпускает лопаточку. – Пол? Можно мне?

Она нехотя уступает мне место. Я проталкиваю инструмент как можно дальше, не шевеля, а используя как рычаг, и высвобождаю то, что застряло, в процессе выдернув с роликов сам ящик, и он проваливается в тот, что ниже. Полли бросается вперед и, отпихнув меня, запускает руки внутрь.

– Господи, Пол, да что на тебя нашло?

– Ничего.

– Тогда почему ты так суетишься?

– Просто хотела тебе помочь, – странным тоном отвечает она, пряча что-то за спиной. Выглядит как конверт. Полли кивает в сторону ящика: – Теперь можешь поставить его на место.

– Поставлю, – киваю я. – Что у тебя там?

– Ничего.

– Дай посмотрю? – делаю шаг к ней, увидев краешек рукописного текста.

Почерк сестры я узнала бы где угодно. Выхватываю конверт, игнорируя возмущение Полли, – выглядит как официальное письмо и явно уже прочитанное. На другой стороне напечатан обратный адрес, а письмо начинается с «Уважаемые мистер и миссис Лэндер». Разворачиваю. Это письмо из банка с подтверждением встречи по поводу ипотеки и списком необходимых документов. Ничего странного или необычного в нем нет, но Полли побелела как мел.

– Почему ты так хотела его забрать? – удивляюсь я. – Или в ящике спрятано еще что-то, что мне придется вытаскивать?

Полли качает головой, так и не отводя взгляда от напоминания из банка. Я снова смотрю на письмо и в этот раз замечаю то, что Эмми надписала на конверте от руки и обвела розовым маркером: «Суббота, 23 марта, 11 утра». Перечитываю снова и снова, сверяю с датой в самом письме, чтобы убедиться, что Эмми ничего не перепутала. Она не перепутала, но тогда получается полная бессмыслица. Суббота, 23 марта, должна была наступить только неделю спустя пятницы, 15 марта, когда они возвращались в день аварии. Пятница, настоящая дата той встречи, железно отпечаталась у меня в памяти. Объяснений такому несоответствию может быть множество: ошибка администратора, изменившиеся планы. Но тогда почему письмо так тщательно запрятали?

– Полли, что происходит?

– Ничего. Я просто помогала тебе починить ящик, вот и все, – широко распахнув глаза, мотает головой она.

– Я запуталась. – Перечитываю письмо и снова проверяю конверт. – Дата не та, верно?

– Я вообще об этом ничего не знаю, – отрезает Полли.

– Но ты знала, что в ящике письмо из банка?

– Да какая разница, что за дата стоит на дурацком письме? Никакой ипотеки уже не будет, разве нет? – Она повышает голос, и Тед оборачивается.

Я широко улыбаюсь ему, показывая, что беспокоиться не о чем, и он возвращается к своим игрушкам. Полли бегом взлетает по ступенькам, так и не закончив разговор. А может, и закончив. Уже начинаю привыкать, что наши редкие беседы обрываются, когда того хочет Полли.

Ломаю голову, пытаясь придумать логическое объяснение одновременно и неверной дате в письме, и реакции Полли на него. Это же просто письмо, пустяки. И тем не менее. Пытаюсь поставить ящик обратно, но получается не очень. Эмми точно говорила, что в тот день они собирались в банк обсуждать условия ипотеки. Поэтому Дуг взял отгул на пятницу, а мама с папой сидели с детьми, когда я никак не могла завести машину. Если же они не собирались в банк, почему Полли так странно вела себя из-за письма с неверной датой? А если они поехали в другое место, зачем им было врать?

Подхватив треугольнички-пакеты со стола, я говорю Теду, что до нашей отважной вылазки в супермаркет ему нужно сходить в туалет и найти свои ботинки. Он хмурится, и я обещаю ему купить что-нибудь вкусненькое, шоколадные пуговки или что он захочет. Этого достаточно – Тед тут же мчится к двери.

Пока я ищу свою обувь, меня осеняет: Полли врет. То, какая взвинченная она ходит последние недели, эта озабоченность, отрешенность… Я списывала ее настроение на горе о папе и беспокойство о маме, но выражение ее лица несколько минут назад отражало вовсе не эти эмоции. А скорее то, что ее поймали на вранье.

Глава шестая

Людей пришло больше, места всем не хватило, и друзья Дуга стоят вдоль стен в ярких рубашках и пестрых галстуках, так контрастирующих с мрачными лицами. Мама наклоняется подобрать с пола Мистера Хоботовски и передает его Теду, который уже извертелся на коленях у дедушки. Полли смотрит прямо перед собой с отсутствующим выражением. Она так похожа на Эмми в том же возрасте, просто поразительно. Я никогда этого не замечала, но сейчас только и вижу Эмми, будто на дворе 1999 год и сестра злится, что я без разрешения взяла одну из ее кофточек.

Джори кивает мне, будто пытается что-то сказать. Очевидно, затянувшаяся драматическая пауза и то, как я вытирала глаза и нос рукавом платья, лучше слов говорили о моем состоянии. Я только киваю в ответ, показывая, что я в норме, я смогу – должна, ради Дуга, за ту отзывчивость и радушие, с которым он относился ко мне все эти годы, и за то, что так редко жаловался на свою маленькую сестренку-свояченицу, которая нередко заявлялась на очередной семейный ужин без приглашения или тащилась за ними в выходные, потому что сама еще совсем не определилась со своей жизнью.

Все смотрят на меня, и я стараюсь вспомнить дыхательное упражнение, о котором столько твердила Эмми, – оно, по ее словам, помогло при родах Теда и пригождалось в других ситуациях, когда ее переполняли эмоции. Вдох на 4, выдох на 8, кажется. Или наоборот, вдох на 8, выдох на 4? Узнав, сколько она заплатила за эти курсы правильного дыхания, я смеялась так, что чуть не описалась. «У тебя на лбу написано, как легко тебя надуть, и эти твои организаторы хиппи-родов все поняли!» – дразнила ее я, а она закатывала глаза и отвечала: «Это называется „гипнороды“, ты, зюзя, и это работает!» И вот до чего я докатилась: несмотря на годы насмешничания, стоя перед собравшимися на похоронах, я собираюсь произнести речь о покойном муже сестры, потому что сама она не может, и следую ее советам.

Мне никогда не поручали ничего настолько важного, и от ответственности, свалившейся на меня вместе с целой кучей других обязанностей, даже тяжело дышать. Все веселые школьные истории Дуга я с трудом, но сумела прочитать, а теперь, когда я должна рассказать о том, как он встретил мою сестру, как они жили вместе, душевное равновесие меня покидает.

Глубоко вдохнув, я читаю вслух с уже потрепанного листочка историю неподражаемого Дугласа Лэндера и моей сестры, начиная с их школьного романа и заканчивая счастливой семьей из четырех человек. Я рассказываю, как они обрадовались, узнав, что скоро родится Полли, когда им было всего по двадцать лет, и как следующие одиннадцать лет боялись, что у нее никогда не появится братика или сестрички, пока чудо ЭКО не подарило им Теда. Рассказываю, как Дуг доволен был своей жизнью, как он мечтал только о том, чтобы вместе с Эмми купить собственный дом и однажды закатить там огромную вечеринку, чтобы наконец как следует отпраздновать свадьбу, ведь та, что они сыграли, когда Полли была еще младенцем, вышла совсем скромной. Рассказываю, как горд он был назвать Эмми своей женой, вспоминаю его речь во время церемонии и их медленный танец под песню Боба Дилана в исполнении уличного музыканта сразу после того, как они расписались. Высморкавшись, я читаю последний абзац. Чернила расплылись, но это не важно. Я и так помню, что в нем.