Ее крики были беззвучными, но она замолотила кулаками по стенам, окружавшим ее, забилась, снова и снова пытаясь вырваться, до тех пор, пока в кровь не ободрала костяшки. А потом вдруг ее кулак пробил преграду – и внутрь потоком хлынула земля. Анна принялась прокладывать себе путь наверх, дюйм за дюймом, срывая ногти, сквозь черную, как ночь, толщу земли, пока кто-то не схватил ее за руки.

Тепло этого прикосновения стало для нее шоком.

Оно вытащило ее из этой черноты. Перед ней, снова и снова повторяя ее имя, стоял Аттис. Анна… Анна… Анна. Голос был как музыка, сотканная из дыма. Совершенно как наяву. И сам он тоже был как наяву. Он был повсюду вокруг. Обволакивал ее огнем своих рук; его губы, казалось, вот-вот окончательно расплавят ее… Анна… Анна… Анна…

Но тут вдруг его голос начал изменяться: мягкость исчезла из него, превратившись во что-то жесткое и царапающее. В ледяное воронье карканье. В пронзительный птичий крик. Из груди у него показалось острие ножа, и он разлетелся в разные стороны облаком черных перьев. Эффи стояла позади с непроницаемой улыбкой на губах. Она протянула руку. Анна взяла ее. Зачем я ее взяла?

Они двинулись следом за перьями по винтовой лестнице, откуда-то взявшейся перед ними. Из перьев материализовались вороны, они уводили Анну с Эффи все выше и выше – сзади доносился голос Аттиса, звавший их, снежинки падали на кожу Анны льдистыми поцелуями, – выше, еще выше, еще и еще – и не было конца тьме перед ними, под ними, вокруг них; в ней невозможно было ни что-либо разглядеть, ни дышать, ни вспомнить, кем она когда-то была…

Ничего подобного этой тьме Анна никогда не видела.

Поезд подъехал к следующей станции метро, и в вагон хлынул свет, вырвав Анну из лап сна. Она попыталась стряхнуть с себя тьму, но та пристала к ней, как будто была всегда, как будто все это время жила где-то внутри ее. Она побывала в комнате на верхнем этаже, но это не помогло ей освободиться. С тех пор как тетя умерла, та лестница преследовала ее повсюду, превратившись в повторяющийся раз за разом кошмар, из которого Анна не знала как вырваться.

Поезд снова начал набирать ход, и тетин смех эхом заметался по вагону. Анна в безмолвном отчаянии принялась озираться вокруг, перескакивая взглядом с одного безразличного лица на другое. Ей хотелось броситься обратно домой и запереть дверь на замок. Спрятаться там, как пряталась все лето, избегая всех и вся – даже себя саму, – не замечая, как мимо, точно поземка, летят дни, не замедляясь ни на миг. Живя с ощущением, что все происходящее не вполне реально. Но теперь бежать было некуда…

Сегодня вечером должны были вернуться Аттис с Эффи.

Тьма вдруг стала непереносимой, подступила вплотную к окнам, грозя раздавить хрупкий вагончик – и ее саму тоже. Анна поднялась и двинулась к дверям. Внутри ее что-то взвилось, готовое вот-вот прорваться сквозь плотный кокон оцепенения. Она не хочет их видеть. Не может. Она не готова.

Аттис из ее снов стоял у нее перед глазами как живой. Кожа цвета меда и пламени, опасно поблескивающая татуировка в виде подковы на груди, глаза, сулящие такое, чему никто не смог бы сопротивляться, – куда более реальный, чем реальный Аттис, который вовсе не считал себя реальным. Он был совершенно уверен в том, что он лишь живое заклинание. И Эффи, со своей непроницаемой улыбкой ведущая ее во тьму. Как она посмотрит им в глаза? Захотят ли они вообще меня видеть? Анна наполовину ожидала, что они не вернутся, исчезнут в магическом мире, оставив ее тут навсегда. Так было бы лучше для всех.

Тетя снова засмеялась. Любовь и магия. В конце концов они всегда все разрушают. А ведь это даже еще не конец…

Поезд подъехал к станции «Ноттинг-Хилл», и Анна выскочила из вагона и бросилась по лестнице к выходу, на миг ослепнув от дневного света, точно существо, выбравшееся на поверхность после многолетнего пребывания под землей. Она принялась озираться по сторонам в поисках Селены, но той нигде поблизости видно не было. Элегантно опаздывала, по своему обыкновению. Анна упала на скамейку перед входом на станцию, недоумевая, каким образом Селене удалось выманить ее из дому. Все лето она как только ни старалась, но Анна каждый раз сопротивлялась ее попыткам. До сегодняшнего дня. Наверное, это потому, что сегодня должны были приехать Эффи с Аттисом, а ей не хотелось при этом присутствовать. А может, потому, что Селена сказала, что хочет подарить Анне подарок на день рождения.

Это была одна из их давних традиций. Если на ее день рождения Селена была в Лондоне, она всегда приносила Анне подарок… магический подарок, неизменно наполнявший девочку изумлением.

Теперь Анна знала, что в магии нет ничего сверхъестественного, и тем не менее где-то на дне ее души всколыхнулись остатки былого любопытства. Вот так и вышло, что она сейчас сидела в Ноттинг-Хилле, не представляя даже, что они будут делать и куда пойдут…

Телефон у нее завибрировал. Пришла эсэмэска от Роуэн:

Привет. Я просто хочу узнать, как твои дела. Как обстановка в Анна-тауне? У нас тут до сих пор льет!!! Еще немного, и я превращусь в болотную русалку!

Анна занесла было пальцы над экраном, чтобы ответить, но не смогла придумать, что написать. Роуэн тоже старалась все лето. Поначалу она часто заходила, иногда вместе со своей мамой Берти, а иногда просто заносила гостинцы от Берти – выпечку и травяные чаи, чтобы помочь справиться с горем и поднять настроение. Все семейство Роуэн принадлежало к роще ведьм, известных под названием травники, которые специализировались на растительной магии.

Мэнди тоже несколько раз удавалось улизнуть от родителей и тайком навестить ее. Они с Роуэн пытались растормошить Анну, заставить ее выйти из своей раковины, подтолкнуть их с Эффи к разговору… Но все их попытки были тщетными. Анне хотелось рассказать подругам, что она раздавлена горем, и поплакать у них на плече, но у нее не выходило. Как она могла объяснить им, что с ней что-то не так? Что она совсем ничего не чувствует? Потом обе девочки уехали: Мэнди против ее воли отослали в церковный лагерь, а Роуэн с семейством отправилась в поход с палатками по Озерному краю. Впрочем, ежедневно засыпать Анну эсэмэсками расстояние ей совершенно не мешало.

– Дорогая, ты никак снова читаешь новости?

Анна подняла голову и увидела Селену. В ореоле солнечного света, облаченная в обтягивающее белое платье, она выглядела как богиня.

– Нет.

Девушка выключила телефон.

Не в состоянии заниматься ни домашним заданием на лето, ни чем-либо еще продуктивным, Анна приобрела новую привычку – без конца проверять новости в Интернете на предмет любых упоминаний о магии и колдовстве, просматривать сайты таблоидов, соцсети, форумы… Это было все равно что расковыривать болячку: чем больше Анна читала, тем сильнее одолевал ее страх. Но каждый раз всплывало что-нибудь новое, какое-нибудь очередное подозрение или обвинение: в лесу в пригороде Лондона обнаружили следы магического ритуала; кто-то утверждал, что соседи навели порчу на их собаку; разборки между бандами связывали с оккультной деятельностью; недавнее убийство было омрачено вопросами колдовства и жертвоприношений. Разумеется, не обошлось и без упоминаний об их школе – в наши неспокойные времена подростки обращаются в сатанизм?

Слухами земля полнится, дитя мое…

– Вот и хорошо. – Губы Селены изогнулись в улыбке. – Я купила тебе телефон для того, чтобы ты делала селфи, переписывалась с подружками, чатилась с мальчиками… а не читала всякие ужасы.

– Прости уж, меня что-то больше не тянет назначать свидания. – Анна не хотела, чтобы ее ответ прозвучал раздраженно, так вышло против ее воли. Она поднялась и пробормотала: – Я всего лишь переписывалась с Роуэн…

– А, ну тогда ладно, – отозвалась Селена и, подхватив Анну под руку, потащила сквозь толпу. – Спасибо, что согласилась приехать. У меня тут неподалеку был деловой завтрак.

Селена ухмыльнулась. Анна знала, что это значило: Селена сегодня ночевала у одного из своих многочисленных любовников.

Впереди показался Портобелло-маркет, и Селена замедлила шаги, вдыхая воздух с таким видом, как будто весь Лондон существовал исключительно ради того, чтобы доставлять ей удовольствие.

– Ну разве тут не чудесно?

Анна едва замечала, что происходит вокруг. Она подняла глаза. С неба лились солнечные лучи, деревья еще не сбросили свою золотистую листву, улица была запружена толпами людей, бродивших мимо колоритных лотков, с которых, точно чертики из табакерок, на мостовые готовы были посыпаться груды самых разнообразных товаров. Дома за ними были выкрашены в самые прихотливые тона пастельной палитры. Вокруг толклись люди, тишина дома, в которой Анна варилась все лето, сменилась расписанной граффити стеной шума – гомоном текучей толпы, выкриками торговцев, предлагающих свои товары, болтовней и визгом компании девочек-подростков, беззаботных и беспечных.

Ряд домов за лотками начал менять цвета, точно переливающаяся огнями карусель в парке развлечений.

Анна ахнула и попятилась назад, но потом до нее донесся звонкий смех Селены, и она сообразила, что это Селена создавала иллюзию. Девочка подошла к ней:

– Селена! Ты что творишь? Люди же увидят. Нельзя, чтобы магию видели! В особенности сейчас!

Селена еле уловимо поморщилась, и Анна немедленно поняла почему. Потому что она говорила тетиными словами.

– Ох, дорогая, – взмахнула рукой Селена. – Коуны таких вещей не замечают. У них просто случился бы взрыв мозга.

Анна окинула взглядом улицу. Все были по-прежнему поглощены рыночной суетой; даже мужчина, который фотографировал улицу, похоже, не заметил проявления магии.

– Вот видишь? Говорю тебе, ты просто слишком долго сидела дома. Во внешнем мире все нормально. Люди живут своей жизнью и нисколько не переживают из-за обвинений в магии, о которых какие-то психи пишут в Интернете. Идем.

Селена потащила ее дальше. Они остановились у двери, которую Анна не замечала до тех пор, пока они не оказались прямо перед ней. Ее существование было невозможным: она располагалась между двумя раскрашенными зданиями, прямо на стыке, зажатая между сувенирной лавкой и маникюрным салоном. Над входом красовалась вывеска из темного дерева, на которой золотыми буквами было выбито слово «Г Е Н З Е Л Ь».

Селена улыбнулась ей, и в ее фиалковых глазах заплясали искорки, точно разразилась космическая буря.

– Вот он, твой подарок ко дню рождения!

Анна нерешительно последовала за ней внутрь. В нос ей немедленно ударил запах, заклубился вокруг – аромат выпечки, и карамели, и… магии, сладкий и искристый, точно сахарная пудра. Кондитерская. Снаружи она выглядела так, как будто была зажата между двумя соседними зданиями, однако внутри откуда-то обнаружились большие окна, выходящие на улицу. Свет, лившийся сквозь них, попадая внутрь, как-то смягчался, сгущался и теплел, словно сбитый в масло. Все тут сверкало и переливалось: мраморный пол, натертые до блеска прилавки, стеклянные шкафчики и медная фурнитура, глазурь на многочисленных тортах и сладостях на витрине. Потолок был разрисован облаками, между которыми проглядывало голубое небо и порхали крохотные разноцветные птички.

Все это было слишком ярким, слишком красивым, но Анна не ощущала этой красоты и яркости. Не как раньше. Теперь этот мир был не для нее.

– Каждая девушка в свой день рождения заслуживает пирожного. – Селена подмигнула ей и направилась к прилавку. – В особенности из «Гензеля».

За столиками там и сям сидели люди. Анна послушно двинулась за Селеной к стойке и, последовав ее примеру, забралась на один из высоких табуретов, стоявших перед ней. Дородный мужчина в фартуке, комплекцией напоминавший бульдозер, водрузил на стойку кулачищи размером с окорока и наклонился к ним.