Кондитерская исчезла. Теплая тяжесть капкейка в животе улетучилась. Мир Анны скукожился, задушенный тьмой. Все заслонил собой он – страх в центре всех страхов, обволакивающий ее своими липкими щупальцами, лишающий воли. Селена напряглась. Все лето они старательно избегали любых упоминаний о проклятии, но больше обходить его молчанием было невозможно – уже вечером оно вернется обратно, темной тенью проникнет в дом следом за Эффи с Аттисом.

– Им нельзя возвращаться, – пробормотала Анна, разглядывая раскрошенный капкейк. – Снять проклятие невозможно. Его может нейтрализовать только тот, кто его наложил, – а этот человек давным-давно мертв – или же заклинание более могущественное, а Аттис и есть это заклинание, и я не позволю ему снова принести себя в жертву.

Выхода нет.

Селена рядом с ней тяжело вздохнула – должно быть, в поисках ответа, которого у нее не было. Она не смогла спасти ни мать Анны, ни тетю.

– Вы с Эффи сестры, – произнесла она наконец. – Вы должны присутствовать в жизни друг друга.

– А должны ли? – отозвалась Анна.

Они с младенчества росли порознь. У них не было совместных воспоминаний и дорогих сердцу моментов, за которые они могли бы держаться. Их нити были разделены с самого начала. И то обстоятельство, что они оказались сестрами, вовсе не отменяло того, что сделала Эффи.

– Моя дорогая. – Голос Селены дрогнул от внезапных эмоций. – Я не могу видеть тебя такой. Я уже забыла, как выглядит твоя улыбка.

– Я улыбаюсь, – сказала Анна, но вышло не очень.

– Называть это улыбкой все равно что пытаться выдать газировку за шампанское. Твой огонек загасили, моя спичечка.

Анна отвернулась, стыдясь своей боли.

– Рано или поздно тебе станет легче, вот увидишь. Я знаю, что сейчас тебе очень плохо. Я знаю, тебе кажется, что твое сердце разбито, но…

Анна положила вилку на стол, чувствуя, как ее грудь словно опоясал железный обруч.

– Мое сердце не разбито.

Брови Селены изогнулись.

– Разбитое сердце может принимать множество форм, моя спичечка, – любовь, утрата, иногда потеря себя…

Анна пыталась отгородиться от ее слов, не слышать их. Железный обруч теперь стягивал грудь так туго, что было больно, слишком многое рвалось наружу.

– Моя мама всегда говорила, что для того, чтобы впустить в сердце свет, оно должно быть разбито, хотя я сама не слишком-то хорошо справлялась с разбитым сердцем… Но у тебя, думаю, получится лучше. Ведь ты унаследовала сердце своей матери. Знаешь, пирожное – не главный подарок к твоему дню рождения. Я привела тебя сюда потому, что это было любимое кафе твоей матери.

Анна замерла. С тех пор как девочке стала известна правда о смерти матери, Мари стала для нее реальной как никогда прежде, и от этого думать о ней было еще больнее. Она посмотрела на Селену:

– Правда?

– Это я показала Мари это место. Она тогда училась в Лондоне, а я спала с рок-звездой – он, разумеется, жил в Ноттинг-Хилле. Я случайно наткнулась на эту кафешку и сразу подумала, что Мари здесь понравится. Так оно и вышло. Знаешь, что она взяла?

– Что?

– Капучино и брауни. – Селена криво улыбнулась. В уголках ее губ таилась грусть. – Вот почему я всегда их заказываю. Мари тогда по уши перемазалась в шоколаде и с глупым видом мне улыбнулась. Мы не виделись несколько месяцев и проболтали несколько часов кряду, смеясь и одно за другим поедая пирожные. – Селена фыркнула, что-то вспомнив. – Она, разумеется, отправилась домой с коробкой капкейков, которые ей вручили в подарок. И такое случалось с ней повсюду, куда бы она ни пошла. Не знаю, было ли причиной тому ее очарование, или ее магия, или все вместе, но ей достаточно было улыбнуться, и все сразу падали к ее ногам.

– Прямо как ты.

– Нет-нет. Я очаровываю, я обольщаю. – Селена приподняла безупречную бровь и повела глазами, цвет которых был воплощением очарования. – А Мари… она завладевала сердцами. И ты станешь такой же.

– Сомневаюсь.

– Ну а я нет! А я знаю все! – Она с торжествующим видом отправила в рот последний кусок брауни и глупо улыбнулась Анне перемазанными в шоколаде губами.

Анна против воли прыснула, а когда Селена принялась облизывать коричневые от шоколада губы, рассмеялась в голос.

– Вот видишь! Стоило тащить тебя сюда, чтобы услышать твой смех!

– Для меня еще есть надежда.

Селена покачала головой. Глаза у нее сияли.

– Надежда – недостаточно громкое слово для того мира, который тебя ожидает, моя спичечка. Может, сейчас тебе и кажется, что повсюду вокруг тьма, но я по-прежнему вижу твой свет… – Из подсобки вернулся Донни, и Селена немедленно приняла свой обычный легкомысленный вид, словно и не было этой минуты искренности. – Так, погоди! Ты же еще не пробовала фирменный чизкейк Донни. Это такая вкуснятина, что ты забудешь, как тебя зовут!

– Не волнуйся, минут через пять ты снова это вспомнишь, – совершенно серьезно отозвался Донни.

Он принялся накладывать им в коробку пирожные. Анна улыбалась, слушая их с Селеной шутливые препирательства.

– Вот тех, пожалуйста, еще парочку! И этого кусочек побольше!

Донни взмахнул в воздухе щипцами:

– Почему бы тебе не заняться этим самостоятельно?

Наконец он водрузил коробку на стойку перед ними:

– Она вместительнее, чем кажется с виду. – Донни кивнул Анне, пока Селена оплачивала счет. – И я там положил для тебя еще коробочку капкейков – в подарок.

– Ой, – произнесла Анна изумленно. – Спасибо большое.

– Не за что. С днем рождения!

Селена многозначительно подмигнула Анне, и они, помахав Донни на прощание, вышли на улицу. Анна оглянулась, представляя свою мать посреди этого кондитерского рая, и неожиданно поняла, что ей не хочется уходить.

– Спасибо тебе, Селена, за то, что привела меня сюда.

Селена широко улыбнулась:

– Мари сама привела бы тебя, если бы могла.

Анна отвела взгляд. Внутри у нее снова что-то готово было лопнуть, в горле начинал смерзаться тугой протестующий ком.

– Идем. Давай прогуляемся до центральной улицы, а там поймаем такси. Мне нужно купить эрогенные свечи, их продают тут в одном киоске.

Это отвлекло Анну.

– Что-что тебе нужно купить?

– Свечи. Их зажигают, когда нужен огонь в определенных частях тела… ну, ты понимаешь. У моих клиентов они пользуются большим спросом.

Анна обвела лотки взглядом:

– Здесь продают магические свечи?

– Дорогая, для того, кто знает, куда смотреть, магия повсюду. На Портобелло маленькие секретики на каждом шагу. Видишь вон тот магазинчик? – Селена указала на витрину за лотками, в которой искрился и переливался изящный хрусталь. – У них там есть целый магический отдел, битком набитый прекрасными вещами – заклинаниями, застывшими в хрустале, люстрами, загорающимися от лунного света… Как-то я купила там изумительную вазу – она меняет форму и цвет в зависимости от того, какие цветы в нее ставишь. Поразительная вещь. Еще у них там есть потрясающий отдел магического винтажа. Сходи загляни туда. Встретимся на центральной улице в пять.

Анна проводила Селену взглядом. Ее белое платье в последний раз мелькнуло и исчезло в толпе. Анне хотелось броситься за ней, попросить Селену вновь наполнить все ее существо ощущением чуда, сделать ее той девочкой, какой она когда-то была. Разве не этого Анна всегда хотела? Разве не мечтала жить с Селеной? Быть свободной? Но она не была больше той девочкой, да и Селена оказалась совсем не такой, какой считала ее Анна, какой рисовала ее в своем воображении. Ибо Селена всегда была для нее образом – ярким мимолетным видением, время от времени мелькающим на ее небосклоне, сулящим ответы… спасение. Но она все это время скрывала от Анны правду об Аттисе с Эффи и о проклятии. Спасения не существовало, а Селена осталась все таким же мимолетным видением. Большую часть лета она постоянно где-то пропадала – встречалась с друзьями, не показываясь дома по нескольку дней, появляясь в жизни Анны и вновь исчезая из нее, подобно солнечному зайчику, который невозможно поймать, сколько ни старайся, – вот он вспыхнул на стене, и вот уже нет его…

Анна медленно пошла по улице. Мысль о том, что здесь на каждом шагу незримо присутствует магия, давила на нее, – казалось, все видят ее насквозь. Мир вокруг погружался во тьму. Слишком людно, слишком шумно. Со всех сторон ее плотной толпой окружали люди, они задевали и толкали ее. В многоголосом шуме Анне то и дело чудился тетин смех. Ей хотелось домой, обратно в холодный кокон ее страхов.

Огонь никогда не гаснет; остерегайся дыма на ветру…

Наверное, она все-таки сходит с ума. Медленно, но верно превращается в тетю, становится параноидальной истеричкой. Наверное, проклятие уже начало просачиваться в ее мысли, выплескивая тьму ее души в окружающий мир, делая все вокруг извращенным и зловещим…

– Э-э-эй!..

Голос доносился непонятно откуда.

– Э-э-эй!..

И снова этот голос. Анна проигнорировала его. Он никак не мог обращаться к ней.

– Э-э-эй! Не хотите на что-нибудь взглянуть?

Она повернула голову и поняла, что голос принадлежит владельцу лотка сбоку от нее. Это был коротышка, который переминался с пятки на носок и пылко ей улыбался.

– Мм… нет, спасибо, мне ничего не нужно.

Кивнув, Анна двинулась дальше, но через несколько шагов ее вновь догнал его оклик.

– Э-э-эй!.. – Пронзительный настойчивый голос больше всего напоминал свист сдувающегося воздушного шара. – Вы точно-точно в этом уверены?

Анна снова повернула голову. Он по-прежнему стоял за своим лотком, что было совершенно невозможно… если только… если только его лоток каким-то образом не… не следовал за ней. Она ускорила шаг, миновав еще несколько лотков, и тут – ее снова догнал его голос…

– Я могу предложить вам большой выбор новых средств для мытья пола, которые наверняка очень вас заинтересуют…

Анна остановилась и обернулась к нему, испытывая тревогу и раздражение.

– Ага! – Он торжествующе поднял палец. – Что, мне все-таки удалось привлечь ваше внимание? – Продавец поднял бутылку. – Что скажете о моем новом изгоняющем средстве для мытья пола? Оно сделает ваш пол чистым и одновременно избавит ваше жилище от всей негативной энергии! Или искореняющее споры средство для мытья пола? Незаменимая вещь в перебранке!

Анна знала, что ей следовало бы уйти, попытаться оторваться от назойливого коротышки, однако же сделала шаг в направлении его лотка, разглядывая ассортимент. Он, похоже, торговал самыми разнообразными хозяйственными товарами. С виду в лотке не было ничего особенно магического… до тех пор, пока нож сам по себе не застучал по разделочной доске. Анна опасливо оглянулась по сторонам, но все вокруг, похоже, преспокойно шли себе по своим делам, ничего не замечая.

– Или вот средство для мытья, изменяющее цвет вашего пола…

– Меня совершенно не интересуют никакие средства для мытья полов, – процедила Анна сквозь стиснутые зубы. – Кто вы такой?

Коротышка улыбнулся, и улыбка его вызвала у Анны мысль о чем-то скользком, тонущем в трясине.

– Я Джерри Тинкер, торговец магическими хозяйственными товарами, – представился он, приложив руку к груди. Его квадратная голова была гладкой и безволосой, а плоский нос и широкие влажные губы напомнили Анне жабу. – А тебя как зовут, моя маленькая Золушка?

– Анна, – ответила девочка неохотно.

– Анна. – Коротышка даже причмокнул, перекатывая ее имя на языке, отчего ей стало не по себе еще сильнее. – Посмотрим, посмотрим. Ага! Что скажешь насчет нового набора кухонных ножей? – Он жестом фокусника извлек их откуда-то и водрузил на прилавок. – Точатся сами во время резки – тебе никогда больше не придется иметь дело с тупым ножом! Или возьми форму-самопечку! Ставишь ее в печь пустой, а вынимаешь идеальную буханку! В доме мир и согласие, и муж счастлив и доволен!

Анна состроила гримаску: