– Нет у меня никакого мужа!

– Ну, тогда тебе совершенно необходим этот утюг, чтобы в личной жизни все было гладко! Или возьми этот фартук – он, где надо, убавит тебе дюймов, а где надо – прибавит…

Внезапно на прилавок перед Анной откуда ни возьмись плюхнулся тостер, и из него вылетели два письма. Она даже отшатнулась от неожиданности.

– Тостер для твоей корреспонденции? – протараторил коротышка.

– Мне ничего не нужно, спасибо большое, – отрезала Анна и попыталась уйти, но палатка принялась расширяться в такт ее шагам, на прилавке возникали все новые и новые вещи: кастрюли и сковородки, чайники и чашки, тряпки и полотенца, иглы, наперстки и катушки ниток…

Внимание Анны привлекла одна блестящая катушка, но девочка не стала останавливаться.

– Так ты у нас рукодельница, да? – послышался пронзительный голос. – У меня есть самовдевающиеся нитки, поющие катушки, бездонные наперстки… – Коротышка взял маленький серебряный наперсток и, вытащив из него розу, протянул Анне.

Ее взгляд неодолимо притягивала та катушка, блестевшая ярче других. Она горела ярче солнца, свет был совершенно иного качества – он казался мягче, приглушеннее, как будто не имел никакого отношения к краскам дня. Анна подошла к прилавку и протянула руку, чтобы ее потрогать, но пальцы Джерри сомкнулись на ее запястье.

– Руками ничего не трогать! А я посмотрю, у нашей маленькой Золушки губа-то не дура.

Анна убрала руку, и коротышка взял катушку и отмотал небольшой кусок нитки.

– Лунная нить! – провозгласил он. В его загрубевших пальцах она замерцала. – Никогда не заканчивается! Никогда не путается! Никогда не рвется! – Он резко дернул за кончик, и нитка слегка натянулась, но не лопнула. – Она всегда будет светить ярче яркого, какой бы мрак ни творился вокруг… Двадцатку я, так уж и быть, готов тебе скинуть, так что три сотни – и она твоя!

– Триста фунтов!

Анна едва не расхохоталась.

Улыбка Джерри скисла, позеленела по краям, но он удержал ее на месте.

– Да, но так ведь и товар не самый заурядный…

– Спасибо, мне не нужно, – произнесла Анна, усилием воли отводя от катушки взгляд.

– Конечно, я мог бы отдать ее тебе бесплатно… а ты мне за это кое-что другое.

Теперь настал черед Анны сузить глаза.

– Что?

– Секрет.

– Секрет…

– О, я торгую и секретами тоже. Хорошими, сочными секретами. – Джерри вновь сладострастно причмокнул. – А я думаю, у тебя как раз такой имеется, маленькая Золушка… – Ноздри его раздулись и затрепетали, как будто он пытался ее обнюхать. – И не волнуйся – я умею держать язык за зубами. У меня твой секрет будет в полной безопасности.

Анна попятилась, внезапно охваченная страхом. Этот коротышка вызывал у нее отвращение – он и то, что он в ней разглядел.

– Мне ничего от вас не надо.

Он принялся приплясывать на месте, напевая:

– Выдавай-ка, не таи все секретики свои! Предлагаю только раз, не прощелкай этот шанс, будь ты мне хоть друг, хоть враг, не то будешь сам дурак!

– Прекратите! – рявкнула Анна, вспомнив, что они находятся на улице посреди Лондона.

Джерри прекратил свою джигу:

– Я всего лишь пытаюсь помочь, Золушка. Вот, держи, на тот случай, если вдруг передумаешь. – Он достал из кармана визитку и протянул ей. На ней было напечатано: «Джерри Тинкер. Магические хозяйственные товары для ведьм, на которых свалилось слишком много всего сразу!»

Анна взяла визитку, надеясь, что надоедливый коротышка наконец от нее отвяжется.

– Если ты, конечно, не…

– Нет! – отрезала она, не дав ему даже договорить.

Улыбка сползла с лица Тинкера и вновь скрылась в зловонной трясине.

– Сама себя наказала, – пожал он плечами.

Анна поспешно зашагала прочь, но в ушах у нее эхом звучало:

Ты пропала. Ты пропала. Ты пропала.

Когда она оглянулась, его лотка среди остальных больше не было.

Тени

Главное – не то, из какого ты теста, а из какого теста твои тени.

Гарвен Макиннес, ведьма Хада и дух-хранитель. 1636–1691–1704

Аттис был внизу. До Анны доносился приглушенный рокот его голоса. Они с Эффи вернулись.

Сердце у нее учащенно забилось. Она принялась расхаживать туда-сюда по своей комнате, пока не споткнулась о коробку – все ее вещи до сих пор так и стояли нераспакованными. Она и сама не знала почему. Ей нравилась ее комната – верхний этаж, белые крашеные стены и деревянный пол, окна, выходящие на разномастные крыши Восточного Лондона. Она просто до сих пор не свыклась с тем, что теперь это ее дом.

Анна в очередной раз взглянула на себя в зеркало. На ней был новый наряд из тех, что Селена накупила ей за лето, – черный джемпер, заправленный в замшевую юбку. Волосы она при помощи золотого гребешка Селены уложила гладкими волнами. Несмотря на то что она воздерживалась от магии, волосы ее горели ярко, как никогда, цветом напоминая пылающее золото. Она подняла подбородок и попыталась изобразить на лице улыбку. Ей не хотелось выглядеть так, как будто она все время их отсутствия только и делала, что хандрила.

Она еще несколько раз прошлась по комнате, потом остановилась перед дверью, отдавая себе отчет в том, что рано или поздно ей придется спуститься. Ну или выбираться через окно. Заманчивая перспектива…

Она тряхнула головой, сделала глубокий вдох и отправилась на кухню. Снизу неожиданно донесся смех Эффи.

Этот смех Анна не спутала бы ни с чем – негромкий, дерзкий, презрительный. Непостоянный и загадочный, этот смех одновременно завлекал и держал тебя в заложниках, заставляя гадать, то ли смеются с тобой, то ли смеются над тобой.

– …Ну и в общем, я послала их к чертовой матери! – Эффи увлеченно что-то рассказывала. – Они уехали, а мы с Аттисом остались торчать на этой горе на краю географии. Все проезжают мимо, потом Аттис наконец пускает в ход магнетическое заклятие и тормозит огромный грузовик. Водитель не может сообразить, что происходит. Я стучу ему в окошко, и тогда…

Анна вошла в кухню, и Эффи умолкла на полуслове. Они собрались там все втроем: Эффи сидела на столешнице, водрузив ноги в массивных черных ботинках на табуретку; Селена, покачивая бокал с вином, который держала в пальцах, внимательно ее слушала; Аттис, скрестив руки на груди, небрежно прислонился к плите. Атмосфера в кухне была неожиданно и пугающе дружеской.

– Привет.

Анна помахала им рукой. Жест вышел на редкость неловким. Взгляд ее скользнул по Аттису, не задерживаясь на нем, и остановился на Эффи. На несколько напряженных секунд глаза их встретились. Подруга. Врагиня. Сестра. Мое проклятие. Анна ощутила, как ее стены начинают рушиться, но не понимала, что и как чувствовать перед лицом всего того, что на нее свалилось. Она напомнила себе обо всем, что сделала Эффи, и ее захлестнуло волной гнева: заманила ее в ковен и устроила из этого мстительное развлечение; переспала с парнем, который пригласил Анну на школьный бал, просто забавы ради и оставила ее разгребать последствия в одиночестве…

Прежде чем Анна успела что-то произнести, Эффи подошла к ней и неожиданно стиснула в объятиях – крепко, но ненадолго.

– Моя дорогая сестрица, – пропела она, и Анна поняла, что смеются точно не вместе с ней. Эффи улыбнулась своей загадочной полуулыбкой, которая все это время преследовала Анну в ее снах. Последовавшие за улыбкой слова, впрочем, оказались куда более ранящими. – Ты за время нашего отсутствия вообще хоть раз была на солнце? Ты такая бледная!

Анна еще не успела отойти от шока, в который повергло ее неожиданное объятие:

– Я всегда бледная.

– И то правда, – фыркнула Эффи.

Сама она, напротив, выглядела отдохнувшей и посвежевшей, но в то же самое время внешность ее стала брутальнее. Она обесцветила волосы, и резкая граница между этой пергидрольной белизной и темными корнями бросалась в глаза. В носу появилось колечко-пирсинг, а глаза блестели, как зеркала, не пропуская свет внутрь и отражая все наружу, как будто намерены были видеть мир исключительно так, как им хотелось.

– Не все из нас уезжали на каникулы, – добавила Анна скорее с горечью, нежели с ядом в голосе. – С возвращением!

Она попыталась произнести эти слова жизнерадостным тоном.

– О да, что может быть лучше!

Ямочки на щеках Эффи буквально источали сарказм.

Селена подняла свой бокал:

– Наконец-то мы все снова вместе. – На Аттиса она даже не посмотрела. – Не могу передать, как я счастлива, – и к дню рождения Анны…

– Вообще-то, это и мой день рождения тоже. – Эффи кивнула в сторону Селены. – Разве не так?

Вид у Селены сделался смущенный.

– Ну… я подумала, что ты не захочешь отмечать свой день рождения в другой день…

– Но сегодня же мой настоящий день рождения, нет? День, в который моя мать родила меня на свет, а не тот, который ты от балды назначила днем моего рождения?

Все напряглись.

– Да. – Селена подняла обе руки над головой. – Что ж, тогда устроим двойной праздник! Я подумала, можно посидеть на крыше, как в старые добрые времена.

– Клевая идея.

Эффи пугающе широко улыбнулась.

Аттис оттолкнулся от столешницы:

– Кому принести выпить?

Звук его голоса, низкий и мелодичный, неожиданно перенес Анну в ее сны, в которых присутствовал и он тоже, и это застало ее врасплох. Да еще этот его выговор, какой-то нездешний, трудноуловимый, точно карта, на которую нанесено слишком много дорог.

– Наверху есть шампанское, – сказала Селена. – Но ты можешь принести газировку. Идем, девочки!

Одной рукой подхватив под локоть Анну, а другой Эффи, она потащила их наверх, на крышу, как будто они втроем были лучшими подружками. «Так вот, значит, как это будет, – подумала Анна. – Притворство и сказки». Как будто вечеринка с шампанским может залатать трещины.

Селена, впрочем, превзошла самое себя. Крыша выглядела потрясающе – стены представляли собой каскады мерцающих огоньков, в воздухе плавали светильники-луны, в креслах ждали подушки и пледы, а на столе в центре громоздилась груда пирожных и угощений из «Гензеля» и нарядные пакеты с логотипами магазинов. На заднем плане, точно и он тоже был частью праздничного декора, переливался огнями вечерний Лондон. Единственное, что было неподвластно Селене, что не в ее силах было сделать впечатляющим, – это небо: низкое и затянутое сизыми облаками, оно плавно перетекало в чернильную ночную синь.

– В Уэльсе ночное небо совершенно потрясающее, – произнесла Эффи, гладя пальцами столешницу.

– Зачем нам звезды, когда у нас есть игристое шампанское! – Селена щелкнула пальцами, и к ним по воздуху подплыли три бокала и пузатая бутылка. Шампанское полилось в бокалы, в буквальном смысле играя и искрясь. – За семью! – провозгласила Селена, и они чокнулись, льдисто звякнув бокалами.

– За семью, – эхом отозвалась Эффи и, залпом проглотив свой напиток, отрывисто улыбнулась Анне.

Та вдруг поняла, что слишком крепко сжимает в пальцах свой бокал.

– За семью, – выдавила она.

Эффи плюхнулась в одно из садовых кресел:

– Богиня, до чего же я устала. У меня такое чувство, как будто я не спала с самого отъезда.

– Ну уж нет, не вздумай уснуть сейчас! – прощебетала Селена. – У нас тут пирожные, подарки, да и наговориться нужно за все лето.

Селена принялась раздавать пирожные, и тут появился Аттис с напитками.

– Тебе чего-нибудь налить? – учтиво спросил он у Анны.

– Спасибо, не… не нужно… у меня есть…

Она подняла бокал с шампанским, устремив взгляд на него, лишь бы не смотреть на Аттиса, и не понимая, почему она вдруг двух слов связать не в состоянии.

– И разумеется, наш вечер не был бы полон без…