Селена хлопнула в ладоши, и свечи, расставленные вдоль края крыши, вспыхнули, но звезд на небе по-прежнему не было. Облака упрямо оставались на своем месте. Аттис начертил в воздухе какой-то символ, и в жаровне ярко запылал огонь.

– Как же хорошо снова оказаться вместе! – продолжала упорствовать в своем энтузиазме Селена. – Ну, разве это не чудесно? Как прошла ваша поездка?

– Клево. – Эффи повела изогнутой бровью в сторону Аттиса и впилась зубами в клубничину. – С ночной жизнью там, конечно, совсем швах, но зато весь пляж был в полном нашем распоряжении.

Анна почувствовала, как пузырьки шампанского у нее в желудке начинают превращаться в острые иголки, и попыталась запретить себе представлять этих двоих в одиночестве на пляже, загорелых и глянцевых…

– Мы подружились там с одними ребятами, у которых была лодка.

– Эффи ее украла, – сообщил Аттис, опускаясь в кресло по соседству с той.

– Подумаешь, всего-то одолжила на денек. Ну или на два.

– Пока я не заставил тебя ее вернуть.

– Для этого я тебя и держу. Ты не даешь мне делать всякие глупости, например воровать у людей лодки. – Она подтолкнула его локтем. Это был совсем крошечный жест, в сущности пустяк – и тем не менее его непринужденность говорила сама за себя. Они снова стали теми, кем были раньше, единым целым, общаясь друг с другом на своем личном языке из понятных лишь им двоим шуточек и таких вот маленьких интимных жестов.

– А вы тут без нас чем занимались? – поинтересовался Аттис.

– О, мы прекрасно проводили время, – отозвалась Селена. – Гуляли по Лондону, устраивали роскошные ужины…

Анне внезапно надоело все это притворство.

– На тетиных похоронах тоже было клево.

Все умолкли.

Аттис повернулся к Анне.

– Мне жаль, что мы на них не присутствовали… – мягким тоном произнес он.

– Ну а мне ничуть. – Эффи скрестила руки на груди. – Туда ей и дорога.

– Эффи! – одернула ее Селена.

– Что? Она была чудовищем. И пыталась убить нас всех. Я рада, что она сыграла в ящик.

– И тем не менее она была Анниной тетей… и твоей тоже, и…

Анна подняла бокал:

– За ящик.

Они с Эффи вновь впились друг в друга взглядами поверх бокалов, и в воздухе между ними внезапно возникло отчетливо уловимое напряжение. Анна была зла на себя за то, что ощущает его – воздействие Эффи, притяжение, которое всегда существовало между ними, желание перестать быть для нее пустым местом, стать частью ее спектакля. Она так и слышала, как тетя неодобрительно цокает языком, и представляла, как та осуждающе взирает на все происходящее, стиснув костлявые пальцы и бросая в их сторону недовольные взгляды. Вся эта вызывающая роскошь тетю возмутила бы – потворство собственным прихотям – это разновидность страха, Анна, попытка заполнить пустоту в своей душе.

– А теперь подарки! – все с тем же преувеличенным воодушевлением объявила Селена.

Теперь, когда Эффи потребовала, чтобы они устроили празднование и ее дня рождения тоже, Селена разделила приготовленные для Анны подарки на двоих. Впрочем, их там была целая куча. Одежда. Обувь. Сумки. Духи. Украшения. На Эффи все это изобилие, казалось, не произвело особого впечатления; Анна же не получала столько подарков никогда в жизни. Испытывая неловкость за свою недавнюю вспышку, она старательно изображала восторг и по очереди хвалила все подарки. Они перепробовали все десерты – и пропитанные сиропом пирожные, от которых у Анны склеились зубы, и макаруны со странными названиями, которые тем не менее на удивление соответствовали их вкусу: затерянные в море, танец с феями, сладкая месть, полуночные тени. Анна отрезала себе ломтик радужного торта, из которого выпорхнула стайка разноцветных засахаренных бабочек и принялась кружить у нее над головой.

Селена поймала одну на лету и отправила в рот. С каждой минутой она пьянела все больше и больше. Не давая молчанию воцариться ни на минуту, она рассказывала им истории о том времени, когда их с Мари арестовали в день семнадцатилетия последней за то, что они проникли в местный бассейн после закрытия.

– Мы просто хотели поплавать без посторонних – хотя, пожалуй, пытаться надеть наручники на полицейских не стоило…

Эффи засмеялась, Анна же отвлеклась на Аттиса, который нагнулся подкинуть дров в огонь. До сих пор ей не удавалось посмотреть на него, сейчас же ее внимание привлекли его руки, то, как они двигались – плавно, как песня, но в то же самое время четко и выверенно, маня языки пламени то в одну сторону, то в другую длинными сильными пальцами. В снах Анны эти руки играли музыку на ее коже.

– А теперь гвоздь программы!

Селена повела руками в направлении главного украшения стола – вулканического торта в исполнении Донни. Она начала подниматься, но Эффи сорвалась с места первой.

– Я поухаживаю за всеми, – бросила она и, подойдя к столу, взяла в руки нож.

А потом вдруг без предупреждения бросилась к Аттису и приставила лезвие к его горлу.

Ошеломленная, Анна вскочила на ноги:

– Что ты делаешь?

Эффи расхохоталась, и ее смех блеснул, точно острие ножа в ее руках.

– Я-то? Приступаю к новой части празднования под названием «А теперь давайте повеселимся по-настоящему».

Аттис, который все это время стоял неподвижно, несмотря на впивающееся в кожу лезвие, между тем не проявлял ровным счетом никаких признаков беспокойства. Анна замерла в напряженной позе, пытаясь понять, что происходит.

Эффи снова расхохоталась и опустила нож:

– Ты что, в самом деле думала, что я его убью?

– Эффи, – произнесла Селена строгим тоном, – что это за выходки?

Та обернулась к Селене:

– А что, разве ты не порадовалась бы, если бы я убила его? Довершила начатое тобой?

Селена посмотрела на нее. Бокал в ее пальцах покачивался туда-сюда, но ни капли шампанского не пролилось.

– Дорогая, не надо, не порти вечер…

– А, вечер. – Эффи саркастически взмахнула рукой в воздухе. – Я и рада бы не портить вечер, только как быть с тем, что ты испортила нам всем жизнь? – Селена вздрогнула, как от удара, и Анна осознала, что притворная вежливость Эффи была уловкой, прелюдией к спектаклю. Эффи вновь повернулась к Аттису. – Я просто пытаюсь определить, насколько Аттис незаменим для каждой из нас. Думаю, неплохо было бы это выяснить, прежде чем приступать к обсуждению проклятия, как считаешь?

Селена громко ахнула. Ну вот. Весь вечер они старательно пытались избегать этой темы, обходя на цыпочках трещины, игнорировать которые было невозможно, – а Эффи взяла и одним махом взорвала почву у них под ногами.

– Эффи… – начала было Селена.

– Ой нет, простите, пожалуйста, и давайте продолжим дальше есть торт, жечь свечи и любоваться бабочками, а все дурное забудем. Или лучше мне перерезать горло Анне и покончить с этим? Так это работает, да? Я имею в виду наше проклятие.

– Эффи! – В голосе Селены прорезались жесткие нотки. – Ты нарываешься. Вовсе не обязательно затевать этот разговор прямо сейчас.

– Ты говорила то же самое в начале лета, а сейчас оно уже практически на исходе. Нет, разумеется, можно еще подождать, вдруг все само как-нибудь рассосется. – Эффи повертела нож в руке. – Но у мамы с тетей ничего не рассосалось, так ведь? Проклятие начало действовать. Мы должны с ним разобраться.

Анна внезапно осознала, как сильно все это время скучала по Эффи.

– А у меня право голоса в этом вопросе имеется? – вклинился в разговор Аттис. – Потому что я сам оценил бы собственную незаменимость примерно в два балла из десяти. Если с большой натяжкой, то в три.

Эффи ткнула ножом в его направлении:

– Нет, тебе слова не давали.

Он покачал головой и продолжил есть торт:

– Ну да, пожалуй.

Селена со вздохом взяла бутылку шампанского.

– Какой вообще во всем этом смысл?

– А смысл во всем этом такой, что у нас есть план. Аттис согласился не приносить себя в жертву, пока мы будем искать другой способ снять проклятие. Да, Аттис?

Она ткнула его локтем.

– Я взял отпуск. – Он поднял тарелку с тортом в шутливом салюте. – Больше никаких жертв. По крайней мере, пока, – добавил он тоном, который совсем Анне не понравился.

Селена бросила на них сердитый взгляд:

– Это не смешно.

– А никто и не смеется, – отрезала Эффи с улыбкой, в которой теперь не было ни намека на теплоту.

Селена всплеснула руками, и бутылка шампанского повисла в воздухе.

– Это же проклятие! Оно ждать не станет!

– А, так, значит, нам все-таки стоит поспешить?

– Я никогда не говорила, что не нужно разбираться с проклятием, я просто думала, что самый первый вечер после вашего возвращения домой – не самый подходящий для этого момент! – огрызнулась Селена.

– Пока что все идет неплохо. Во всяком случае, мы с Анной за вечер ни разу не попытались друг друга прирезать, – заметила Эффи небрежным тоном. – И меня даже не особенно тянет. А тебя, Анна?

Пауза, которую сделала Анна, была не настолько долгой, чтобы кто-то успел ее заметить, но этот вопрос занозой сидел у нее в голове все лето, не давая покоя, – разница между той, кем она себя считала, и той, кем боялась оказаться на самом деле. Я убила тетю. Да, может, довела дело до конца не она, а миссис Уизеринг, но начала-то она. А Эффи я тоже смогла бы убить? Это казалось немыслимым, но Анна видела, что проклятие делает с людьми, и слишком многое в ней теперь отсутствовало, чтобы она могла себе доверять.

– Нет, – произнесла она, молясь про себя, чтобы это было правдой.

– Ну вот, пожалуйста. – Эффи указала на нее рукой. – Проклятие под контролем.

– Под контролем! – рассмеялась Селена. Нечасто смех ее казался таким пустым. – Проклятия – не обычные заклинания, их невозможно контролировать. Они не подчиняются ничьим планам. У них нет срока действия. Это не контракт, который можно подписать и убрать в папочку. Это проклятие! Оно превращает любой контракт в пепел! Оно выворачивает наизнанку твои обещания и не оставляет от твоих слов камня на камне. Оно стремится исполнить свое предназначение – и сделает все, чтобы его исполнить. Тебе может казаться, что у тебя все под контролем, но это потому, что проклятие хочет, чтобы ты так считал, в то время как оно сооружает лабиринт и заманивает тебя в его сердце. – Она перевела дух; губы у нее дрожали. Анна вцепилась в кресло, чувствуя, как слова Селены резонируют с хаосом в ее душе. Селена бросила взгляд на Аттиса, потом произнесла негромко: – Он – единственное наше оружие… И если мы не воспользуемся им, он станет причиной гибели вас обеих.

Аттис поморщился – его бравада дала трещину.

– Ну разумеется, в нашем соглашении имеется дополнительный пункт, – произнесла Эффи невозмутимо, как заправский юрист. – Пока мы будем искать другой способ положить конец проклятию, ни я, ни Анна не можем быть с Аттисом. А если ни одна из нас не может с ним быть, у нас не будет повода поссориться из-за него, и мы не сможем… – Она изобразила удар ножом. – Поубивать друг друга из-за любви.

Темный купол неба внезапно стал казаться крышкой гроба. Любовь. Эффи произнесла это слово с таким выражением, как будто это было что-то незначительное, Анна же почувствовала себя погребенной заживо под его весом. Всю жизнь ее учили относиться к любви со страхом и презрением, но это отношение переменилось: Анна развязала все узлы и выпустила ее на волю – и теперь была над ней не властна. Ей нельзя его любить. Она не станет его любить. С чего они взяли, что она вообще захочет с ним быть? Страх в ее душе мешался с унижением и гневом. Они что, обсуждали ее в таком ключе? Как будто ее любовь к нему – это данность? Это нечестно. Он обманом заманил ее в ловушку. Поцелуй в обмен на проклятие.

Анна наконец-то заставила себя взглянуть на него. Он с отсутствующим видом смотрел куда-то вдаль, абсолютно реальный и настолько же иллюзорный, как Аттис из ее снов.