– Нашу троицу это место прокормит в течение всей жизни. – Кошка оценивающе оглядела окружность гор. – Давайте договоримся: если у нас все получится и мы сможем вернуться домой, то чтобы не забывать про нас, будем время от времени встречаться здесь, разводить огонь и запекать еду. Может быть, уже семьями.

– Отличная идея. Хотя забыть про нас получится только при прогрессирующем склерозе. Если мы с Лялей не научимся ходить по мирам, то на тебе, Антош, будет лежать ответственность за то, чтобы собрать нас в кучу.

– Я согласен.

– Эх, угощу я вас шашлычком, пивком, настоечкой на кедровых орешках, м-м-м. Ты, Антош, точно оценишь. А тебе, Ляля…

Я не успел договорить, чем бы я угостил ее, как со всех деревьев, что росли вокруг нас, разом вспорхнули птицы. Тысячи пестрых пернатых шумно поднялись в воздух и закружились над нашими головами.

– К чему бы это? – насторожился я.

– Может, у них все по расписанию, разминка? – предположил змей.

Ляля водила носом, раздувая ноздри.

– Чуете, запах поменялся в воздухе?

– Нет. – Я сидел близко к костру и чувствовал только запах дыма.

– А у меня вообще обоняние слабое. – Тем не менее Антош погонял воздух носом. – Ничего не чувствую.

Ляля отбежала от костра на десять шагов, чтобы проверить свои предположения.

– Говорю вам, в воздухе появился другой запах. Не знаю, с чем сравнить, печкой пахнет и серой.

– Серой? Так тут гейзеры кругом, оттуда, может? Под нами спящий вулкан.

– Не нравится мне, тревожно. – Глаза кошки забегали по всей чаше вулкана, выискивая подтверждение своим страхам. – Смотрите, воздух на кромке гор меняет цвет.

– Так это, может, солнце садится, – решил змей.

Я хотел поддержать змея, но сильный толчок сбил меня с ног. Я подскочил, не понимая, что меня опрокинуло. Ляля тоже поднималась с земли. Костер рассыпался, чуть не достав до нее. Вдруг чашу вулкана наполнил гул. Я думаю, что стены кратера начали резонировать под воздействием внезапно активизировавшегося вулкана. Ляля и змей расплылись у меня перед глазами. Они резонировали вместе с вулканом. Даже этот гостеприимный, на первый взгляд, мир отторг нас. Не чувствуя под собой ног, я бросился к змею. Кошка сделала то же самое. Мы ухватились за тело пресмыкающегося, и вдруг опора из-под нас ушла. Я понял, что мы падаем.

Земля под нами разваливалась на куски. Меня обожгло раскаленным воздухом, пропитанным серой. Гудело все вокруг, даже наш змей, не справляющийся с функцией проводника. Я увидел огонь, поднимающийся нам навстречу, и успел попрощаться с жизнью. Закрыл глаза, чтобы в последние отведенные мне секунды подумать о том, как я прожил эту жизнь и куда хотел бы попасть после смерти. Почему-то живо представился открытый сеновал, пахнущий разнотравьем, стадо коров, возвращающихся домой, и парное молоко. Это были воспоминания из моего рая: беззаботного деревенского детства.

Глава 8

Едва я успел понять, что больше не ощущаю жара, как врезался во что-то пружинящее. Я упал плашмя, на грудь. Мое тело, истратив инерцию, отпружинило обратно. Только в этот момент я позволил себе открыть глаза. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что нахожусь над стогом сена! Неужели мое воображение заставило змея телепатически выбрать место, о котором я думал? Мои товарищи с выпученными от страха глазами летели рядом.

Я во второй раз упал на сеновал и получил по спине хвостом Антоша. Ляле, как и положено ее виду, удалось мягко приземлиться на ноги.

– Жорж, это не я. Это не я, Жорж! – затараторил змей.

– Конечно, это Ляля ударила меня большим зеленым хвостом. – Я подумал, что Антош переживает из-за того, что упал на меня.

– Я не об этом. Я не переносил нас. Я не смог сконцентрироваться. Испугался очень сильно, и у меня всё отключилось.

– Правда? Поклянись! – Мне подумалось, что мое последнее видение очень напоминало то место, в котором мы сейчас оказались.

– Клянусь, это был не я.

– Антош, а может, ты решил нас мотивировать таким способом? – предположила кошка и уперлась в него вопрошающим взглядом желтых глаз.

– Не я. Кто-то из вас. Либо это коллективное.

– Я на самом деле думал о стоге сена и о своем детстве как о самом счастливом периоде в жизни. Но я не прикладывал никаких усилий, чтобы пересечь границу мира. Это место не совсем то, о котором я думал. Оно не из моего детства. Там не было такого сарая, такого дома и двора.

– Было бы слишком невероятно, если бы ты с первого раза попал туда, куда хотел, – подытожил змей. – Надо слезать, а то, неровен час, кто-нибудь решит поджечь эту сухую траву.

– Ну да, перемещения под твоим чутким руководством научили нас не расслабляться.

– Это были уроки, – защитил себя змей. – Их надо было выучить. Неизвестно, что тебе предстоит.

– Тогда слезаем, а то вдруг у хозяина ружье есть. Меня-то он пощадит, а вас точно пришьет.

– Ты так уверен, что здешний доминирующий вид – обезьяноподобные люди? – Кошка нащупала ногой деревянную лестницу.

– Когда мы говорим о существах, похожих на меня, можно опускать, от кого они произошли. Просто люди. – Я придержал лестницу, чтобы она не шаталась.

– Что, тоже считаешь своих предков недостойными быть ими? А как мне объяснить, на кого они похожи?

– Говори «жоржеобразные», а я буду говорить «лялеобразные» или «антошеобразные». Да, судя по прямым и косвенным признакам, этот мир населяют жоржеобразные люди.

– А мне как спускаться? – Змей попытался воспользоваться лестницей, но понял, что у него не получается.

– Антош, а у тебя вообще сломаться что-нибудь может? Просто падай, тут невысоко.

– Ни за что. Я сегодня уже нападался. Если я кажусь вам гибким, это еще не значит, что я бесхребетный.

– Что ты предлагаешь? Опять взять тебя на ручки?

– В последний раз. Обещаю.

Я поднял змея, чтобы он обернулся вокруг моей шеи один раз и свесился противоположными концами тела, как шарф. Поставил ногу на лестницу, чтобы проверить, выдержит ли она такой вес. Первая перекладина выдержала, я ступил на вторую.

– Антош, кажется, Боливар двоих не вывезет.

Перекладина хрястнула, и мы полетели вниз. Я шмякнулся прямо на Антоша. Змей завыл. Вся живность, что находилась в сарае и на карде, подняла жуткий гомон.

– Черт! Сейчас точно хозяева сбегутся. – Я заметался вокруг стога, не зная, куда спрятаться.

Со стороны дома раздался звук хлопнувшей двери. Бежать было поздно. Да и страшно. Далеко ли смогли бы убежать от крестьян гигантская кошка и головастая змея? Мой дед точно прихватил бы двустволку, чтобы подстрелить такое чудо.

– Прижмитесь к сеновалу, я вас прикрою сеном! – приказал я Антошу и Ляле.

– А ты? – испугалась за меня кошка.

– А я совру что-нибудь.

Дверь сарая с той стороны распахнулась. Громыхнули пустые ведра, вслед за этим раздалась отборная ругань.

– Поставит, дура старая, прямо на проходе!

– Сам дурак, под ноги не смотришь. Лису спугнул теперь.

Дверь к сеновалу открылась. Крупный коренастый мужчина со свисающими, как у моржа, усами направил в мою сторону ружье.

– Не, бабка, это не лиса. Это жулик, вор, конокрад. Руки вверх! – приказал он мне.

Я поднял.

– Я не вор, боже упаси взять чужое. Это недоразумение. Я могу вам все объяснить.

– Это ты – недоразумение. Объяснишь участковому, кто ты такой и что делал в моем сарае, а я пока посчитаю свое хозяйство, не успел ли ты шею моим цесаркам свернуть.

– Не надо к участковому, я – жертва обстоятельств. Увидел сеновал и решил передохнуть на нем, а ваше бдительное хозяйство подняло такой гвалт.

– Тю, бабка, смотри, он нам лестницу сломал, гаденыш. Вот и убыток есть. Лети мухой к участковому, а я подержу его на прицеле, чтобы не сбежал.

– Не надо. Я починю лестницу.

Бабка не стала меня слушать, развернулась и исчезла в сумраке сарая.

– Мужчина, перестаньте целиться в меня из ружья, вдруг выстрелит? А это будет превышение пределов необходимой самообороны. Я не вооружен, не представляю для вас никакой опасности, мы можем поговорить, выяснить, что нам друг от друга ничего не надо, и мирно разойтись.

– Конечно, а мне потом вся деревня будет пенять, что я вора отпустил. На тебя знаешь уже сколько охотятся? Скажи, это ты у соседа лошадь увел? – Старик понизил голос.

Я догадался, что он одобряет этот поступок.

– Нет. Я у вас впервые.

– Конечно, а то ты признаешься! Участковый из тебя душу вытрясет. А в городе вообще и почки отобьют, и печень, и морду так подрихтуют, мама родная не узнает.

Глядя на старика, который, впрочем, по внешнему виду еще не дотянул до этого возраста, я предположил, что это не мой мир. Не носили у нас такие белые сорочки, похожие на ночное белье, с расшитыми отворотами на одну сторону. Не производила наша промышленность таких сапог с загнутыми острыми носами. Да и ружье имело слишком затейливый курок.

С задов послышался шум.

– Митрич, я здесь! – крикнул старик.

На сеновал ворвался еще более коренастый краснолицый мужчина с невообразимо роскошными усами, в зеленых штанах с красными широкими лампасами, с пистолетом в руке и шашкой на боку.

– Вот он, конокрад, поймал с поличным. – Старик был горд собой.

Участковый вытер пот с лица и махнул пистолетом.

– Руки за голову. Спасибо, Степаныч, не медаль, так благодарность тебе обеспечена.

– Рад стараться, – ответил старик.

– Шевелись давай, ворюга. Прифраерился, штанишки напялил какие-то бабские, тьфу, мерзость.

– Это обыкновенные джинсы.

– «Джинсы»? – переспросил участковый. – Я в ваших модах ничего не понимаю. Шевелись, рожа.

Меня повели по деревенской улице, как пленного фашиста. Народ застрял крупными как на подбор лицами промеж штакетин. Детвора что-то кричала нам вслед, но мой конвоир солидно молчал. В уме ему наверняка уже грезились штаны с еще более широкими лампасами, медаль и повышение по службе.

Участковый завел меня во двор. Я догадался, что эта усадьба принадлежит ему. У служителя порядка имелся большой яблоневый сад. Вдоль дорожки, идущей от ворот к дому, рос виноград, накрывающий ее на манер беседки. Зеленые грозди еще неспелого винограда свисали вниз.

– Шевелись, – приказал участковый.

– Да шевелюсь я.

Меня заботила судьба Ляли и Антоша. Как бы и их не замели. Хотя змей мог сбежать вместе с кошкой в любой мир. В таком случае мы больше никогда не пересечемся. От этой мысли стало грустно. Я успел прикипеть к этим двум иномирцам.

К деревянному дому участкового притулился новострой – небольшое кирпичное помещение с зарешеченными окнами. Я решил, что это местное СИЗО.

– Туда, живее! – показал участковый на СИЗО.

– Иду я, иду.

Внутри обстановка оказалась довольно примитивной. Клетка на две персоны максимум и стол со стулом для протоколирования допроса. Участковый впихнул меня внутрь клетки, закрыл ее с лязгом и запер на амбарный замок. Ключ повесил себе на шею.

– Какой-то ты тщедушный. Болел в детстве?

Конечно, против него я был раза в два меньше, но только в окружности тела, рост у нас оказался почти одинаковым.

– Как все, не больше и не меньше. Ветрянка, ангина, ОРЗ и так далее. На ночь не ем просто.

– На ночь он не ест, – усмехнулся участковый. – А когда есть тогда, с утра? Врачи рекомендуют есть на ночь, чтобы жирок завязывался. А, ну у тебя другие приоритеты, ты, поди, еще и в форточки лазишь?

– Я не вор.

– А кто ты? Гобин Руд? Забрал у богатых и раздал бедным?

– Я никому ничего не раздаю. Обстоятельства моего появления на сеновале этого человека настолько фантастические, что вы не станете их протоколировать, потому что меня сочтут сумасшедшим – и вас тоже.

– А меня-то за что?

– За то, что протоколировали.

– Что ты несешь, гад?