Участковый достал из-под стола пишущую машинку, вставил в нее лист бумаги и посмотрел на меня.

– Имя?

– А? Имя. Жорж-иномирец.

– Морж женомерец?

– Нет. Жорж… иномирец.

– Житомирец?

– Нет.

– Морж – жидомерец.

– Нет.

– Жиромерец? Жопомерец?

– Дайте мне бумажку, я сам напишу.

– Не положено.

– А так мы не договоримся. Вы плохо воспринимаете на слух.

– Нормально я воспринимаю, но только человеческие клички, а не то, что ты пытаешься мне тут преподнести. Морж – инженерец?

– Кхм, да.

– Ну вот, я так сразу и сказал. Давай чистосердечное, срок скостишь. С какого года воруешь и какие эпизоды на тебе есть?

– Значит, так, ворую я уже десять лет. Начал пацаном, с напарником по кличке Енот Полоскун…

Глаза у участкового загорелись. Он строчил на машинке, как опытная секретарша.

– И что, в Марьинке тоже ты коней свел?

– Тоже я.

Мне было смешно наблюдать, как этот Эркюль Пуаро светился от счастья. Отвечая на его вопросы – когда удачно, а когда невпопад, – я рассматривал незатейливую обстановку помещения. И вот мой взгляд упал на карту, висящую за участковым. Карта была выполнена довольно блекло, на желтой бумаге, и почти не контрастировала со стеной, на которой висела. А привлекло меня в ней название. На ней было написано почти кириллицей: «Карта Украины».

Не то чтобы после этого все встало на свои места, но кое-что в одежде и манерах участкового мне стало понятнее. Я пригляделся к карте, чтобы увидеть пятнышко на одном из полушарий, обозначающее страну. Напрасно, разглядеть не удалось. Я подумал: что же хотели сказать производители этой карты, выбрав такой масштаб, при котором заявленной страны не видно уже с двух метров? Да и какой смысл мог быть в этом, кроме издевательства?

– Извините, я вас перебью, – обратился я к участковому. – Эту карту вам подарили на первое апреля? На День дураков?

Участковый подозрительно на меня посмотрел:

– А что с ней не так? Это по ведомству раздают, в ней все соответствует нормам.

– А почему Украину не видно? Какой смысл делать карту страны, которую надо разглядывать под лупой?

– Почему не видно? Может, ты совсем слепой? Мне отлично видно. Вот западное украинское полушарие, вот – восточное. Вот столица – Москвиев.

– Вы серьезно или шутите? Украина – вся планета, и столица ее в Москвиеве? – Мне стало смешно.

Участковый замер, а потом озарился улыбкой:

– Так ты еще и реакционер?

– Видимо, да. А вы все-таки умудрились в этом мире сделать глобус Украины.

– Не вижу повода для смеха… О! Время вечернего гимна! – На улице раздалась торжественная музыка. – Ты тут будешь петь или выпустить?

– Тут. Я слов все равно не знаю.

– Брехло.

Участковый выскочил на улицу, на ходу запевая гимн. Я остался наедине с собой и мыслями о том, что пора валить и из этого мира тоже. Сложность была в том, что делать это без кошки и змея не хотелось. Пока не было уверенности в том, что именно моя воля занесла нас в этот мир, полагаться на свои силы казалось преждевременным.

Деревня пела на разные голоса. Музыка гимна, искаженная репродукторами, гремела торжественными аккордами. Самое время для того, чтобы попытаться сбежать в другой мир.

Я взялся за решетки и закрыл глаза. В принципе, я понял, что для перемещения необходим яркий образ того места, куда желаешь перенестись. Больше всего я желал вернуться домой. Закрыл глаза и представил свою квартиру, обстановку в ней. Подсознание подкинуло воспоминание про сломанный холодильник и сочившуюся трубу туалетного стояка. Затем на ум полезли картинки с работы: склочный коллектив, тупой, но важный начальник, которого поставил на это место его папа, что сводило на нет любую попытку подсидеть его. Вспомнилось, что я должен денег трем товарищам с работы, уже давно. Разбитая машина и кредит за нее.

Меня осенило: возвращаться домой, в ту самую тягучую атмосферу ежедневно повторяющихся дел, я не хотел. Больше того, меня передернуло от мысли, что мое приключение может закончиться и все вернется к прежнему. Разум, очистившийся от скверны навязанного образа жизни, осознал, что такое существование и жизнью назвать трудно. Ежедневное прокисание, размеченное этапами: детсад, школа, вуз, работа, пенсия, смерть. Кто-то назовет это ответственностью и серьезным отношением к жизни, но с точки зрения человека, освободившегося от этих догм, ровно такой же серьезностью и ответственным отношением обладают ослы, вынужденные всю жизнь крутить колесо, поднимающее воду из колодца.

Откровение выбило меня из колеи. А куда мне теперь надо? Выходило – куда угодно. Но это был слишком неконкретный образ, который никуда не приводил. Музыка в деревне загремела финальными аккордами. Скоро вернется участковый, который будет мешать своими вопросами сконцентрироваться на ярком образе. Совсем без всякой логики подсознание подкинуло мне воспоминания из детства, когда во дворе соседнего дома местная шпана отлупила скрипача. Я смотрел из окна за этим действом с первой и до последней минуты, и мне ярко запомнилась разбитая коричневая скрипка на снегу.

Холодные прутья решетки растаяли в моих ладонях. Не открывая глаз, я сделал шаг вперед. В уши ударили индустриальные звуки большого города. Я открыл глаза. Мое воображение закинуло меня во двор четырехэтажного дома, построенного квадратом, с арками для проезда на каждой стороне. Дом был выкрашен желтой краской, местами уже облупившейся. Но он все равно производил впечатление уюта и света.

Этот дом не напоминал мой, из детства, но, возможно, здесь тоже когда-то хулиганы отлупили скрипача. Я не собирался задерживаться в этом мире. Надо спешить вернуться к сеновалу, пока мои товарищи не попали в неприятности или не сбежали туда, где я их никогда не найду.

У каждого подъезда стояли лавочки друг напротив друга. Бабульки еще не успели занять их для своей нравственной вахты. Я сел на одну из лавок, на которую падал солнечный свет. Я сказал бы, что время года по-нашему соответствовало началу мая. Воздух еще был прохладным, и мне в летней майке поначалу показалось слишком свежо. Но солнечные лучи быстро пригрели меня до состояния расслабленного транса.

Я попытался представить себе сеновал. Вдруг хлопнула дверь подъезда. Из нее вышел солидный мужчина в пальто и со скрипичным футляром.

– Доброго утречка, – поприветствовал он меня вежливо, но я успел уловить любопытно-подозрительный взгляд.

– Спасибо, и вам, – ответил я учтиво, чуть приподняв задницу от лавки.

Наверняка я показался ему неблагополучным в таком виде. Майка моя и штаны совсем потеряли вид. Вспомнился Вольдемар, одетый в чехол от сиденья машины. Тогда у меня возникло ощущение, что ему все равно, в чем ходить. Но сейчас я сам был равнодушен к тому, что на мне надето. Мужчина сел в автомобиль неизвестной марки. Прежде чем уехать, он пару раз бросил на меня опасливый взгляд. Я понял, что он может сообщить местным властям о появлении подозрительного бомжа. Надо было спешно перемещаться.

Ничего не получилось. Подъехало такси. Из него вышла женщина, тоже со скрипичным футляром. Кажется, я попал в дом, где живут одни музыканты. Почему-то женщине захотелось поиграть таксисту. Возможно, она похвалилась ему, а он решил это проверить. Женщина положила рядом со мной футляр.

– Позволите?

– Конечно. – Я отодвинулся на другой край лавочки.

Женщина вынула скрипку и вернулась к машине. К моему удивлению, таксист направил в ее сторону непонятный прибор с раструбом. Женщина заиграла. Я не знаток скрипичных партий, но мне показалось, что ее умение далеко от совершенства. Женщина долго выпиливала какие-то мотивы, а таксист хмуро следил за своим раструбом.

– Достаточно, – наконец сказал он. – Давно со мной такой мелочью не рассчитывались. Ходите пешком, – посоветовал он женщине перед тем, как закрыть дверь.

– Терпи, не все такие богатые, – ответила женщина недовольно. Она упаковала скрипку в футляр и зацокала к дверям подъезда.

– Извините, – обратился я к ней. – Вы что, рассчитывались музыкой?

Женщина остановилась.

– Что? – Ее взгляд выражал нежелание общаться. – У меня нет времени подавать вам.

– Да я не…

Меня не стали слушать. Женщина хлопнула дверью.

Интересные дела! Я решил задержаться в этом мире на полчасика, чтобы проверить свое предположение. Мои подозрения, что я попал в мир, монетизировавший музыку, подтверждались. Все, кого я видел, имели при себе футляры для разных инструментов.

Подъехало еще одно такси, и вышедшая из него девушка сыграла короткую, но берущую за душу вещь. Таксисту пришлось остановить ее.

– Хватит, у меня сдачи нет, – заволновался таксист.

Девушка – по ней сразу было видно, что музыкальный талант наложил отпечаток превосходства над остальными, – гордо расправив плечи, направилась к дому. Я пошел за ней, чтобы удовлетворить любопытство насчет того, как у них устроена экономика.

– Хорошо играете, – бросил я в спину важно вышагивающей молодой особе.

– Что это значит? – Она не удостоила меня нормального взгляда.

– Брякаете на своей скрипке. За душу берет.

– Мужчина, я не понимаю, о чем вы. Вы ведете себя назойливо.

– Простите, но мне интересно узнать, как можно рассчитываться за такси музыкой?

Девушка остановилась и теперь смотрела на меня внимательно, но как на сумасшедшего. Меня понесло.

– Знаете, я из другого мира, где в ходу деньги.

– Ясно. – Она поняла, что ее подозрения небеспочвенны. – А я из мира, где тоже в ходу деньги.

– Да? Но я так понял, что можно и не платить? Тут перед вашим приездом женщина одна исполнила на скрипке партию для пустой консервной банки и напильника. Очень долго мучила инструмент.

Девушка рассмеялась. Чужие глупости часто принимаются за комплимент себе.

– Спасибо. А где ваш кошелек?

– В смысле? А, я из другого мира, я бесплатно всем пользуюсь. Я сейчас не вру и не пытаюсь показаться вам оригинальным. Мне крайне любопытно понять, хотя бы поверхностно, устройство каждого нового мира.

– Вид у вас как у нищего, но разговариваете вы как богач.

– Спасибо. Путешествия и особенно ситуации, которые можно назвать чрезвычайными, доконали мою одежду. Это ни на что не влияет, когда ты все время в движении, но стоит остановиться, чтобы на тебя обратили внимание, и тогда понимаешь: обтрепался.

– А вы забавный. – Девушка лучезарно улыбнулась.

Почему-то в этот момент у меня в воображении нарисовался оскал Ляли. Я знал, что наше воркование ей не понравилось бы.

– Спасибо. Моя мама так говорила про меня, когда я выбирал фрикадельки из супа.

Девушка рассмеялась.

– У меня есть немного времени и денег. Если хотите, я могу приодеть вас.

– Зачем? Время я вам еще как-то верну, но деньги – вряд ли.

– Не страшно. Заработаю еще.

Я решил, что пара часов ничего не решит. Время, проведенное в обществе этой талантливой красотки, желающей сделать мне приятное, нельзя считать потерянным напрасно.

Мы покинули двор и вышли на улицу. Народу здесь гуляло тьма, и все как на подбор музыканты.

– У тебя имя есть? – спросила девушка.

– Конечно, Жорж, я иногда добавляю «иномирец», но не все воспринимают на слух. Так что просто Жорж.

– Очень приятно, Жорж, а меня зовут Джина.

– Какое красивое имя – Джина. Джина Бомбей.

– Почему «Бомбей»?

– Да так, ассоциации.

– Вот, это мой любимый магазин. Сейчас превратим тебя в щеголя.

Когда мы вошли внутрь, по ушам сразу ударила какофония. Народ рассчитывался музыкой у касс в каждом отделе.

– Наличными? Электронными? – слышалось на каждой кассе.

Оказывается, можно было скачивать записанную музыку. Я пожалел, что выбросил свой телефон. Возможно, с ним я мог бы считаться богачом.