– Почему я должен вам верить? Черные способны на многое. Их наука находится на более высоком уровне, и я вполне допускаю, что у них получилось наделить мозгами обезьяну, кошку или змею. Зачем вы забрались на склад и что хотели выведать?

– Ничего. Только разжиться некоторым инструментом.

– И после этого признания я должен предположить, что таким всемогущим существам из другого мира негде разжиться инструментом?

– Тот, кто научился передвигаться по мирам, теряет понятия своего мира, он пользуется тем, что находит в разных мирах.

– Мародер, одним словом. – Комотряда выпустил кольцо дыма.

– Типа того, – согласился я.

Это было непредусмотрительно. Панда зацепился за мои слова.

– По закону военного времени я должен вас расстрелять за это признание. А в дополнение к тому, что вы, скорее всего, подосланы противником, обязан расстрелять вас дважды. Выбирайте, по какому приговору вас лучше расстрелять.

– Не надо нас расстреливать, – тихо попросил змей.

Комотряда вздрогнул.

– Не вижу причин не делать этого. Я не злой, время такое.

– Позвольте нам помолиться перед смертью, вместе, – выдала Ляля неожиданно блестящую идею.

– Не-е-ет. – Комотряда неожиданно просветлел. – Вот вы и выдали себя, мы-то не верим в бога. Ух, значит, черные. Отлично. Часовой, кликни помощника.

Другой «челомед» ввалился в избу и, сторонясь нас, подошел к командиру.

– Зопо по вашему приказанию прибыл.

– Давай, Зопо, организуй нам расстрел, – обыденно предложил комотряда.

– Этих?

– Не меня же.

– Есть. – Зопо убежал.

– Дайте до утра времени! – взмолился я. – Что за спешка? Не терпится пристрелить вместо того, чтобы проверить.

– А чего тут проверять, на ваших рожах все написано. Враги. Обрати внимание, те, кто на нашей стороне, на меня так не смотрят – сверху вниз, все снизу вверх смотрят. Потому что уважают и боятся. А вы там у себя привыкли всех братьями считать, не поймешь, кто у вас главный, а кто подчиненный. Непорядок, одним словом, полная социальная дезориентация. А у нас структура, жесткая, четкая.

– Диктатура, а не структура у вас, замешенная на страхе.

– Ну вот, что и требовалось доказать. Один в один разговорчики черных. А я ведь чуть не поверил, что вы откуда-то не отсюда. Иные.

– А что, тогда бы отпустили?

– Нет, но сожалел бы о содеянном. А теперь не буду сожалеть. Буду радоваться.

– Послушай, косолапый, давай сделку. – Ляле опять пришла на ум «хорошая» идея. – Запираешь нас в сарае каком-нибудь, мы оттуда сбегаем, а в благодарность через некоторое время приносим тебе все, что считается ценным в твоем мире.

– Даже за полное собрание сочинений Проко я не стал бы договариваться с вами. Расстрел, и точка.

Идейные садисты – самые кровожадные садисты в мире. Для оправдания своих садистских наклонностей они подгоняют идеологию. Я это понял еще из школьного курса истории.

Вернулся Зопо с докладом о готовности расстрельной команды. Мое сердце ухнуло куда-то вниз, в ледяную бездну. Сколько я ни пытался взять себя в руки и смыться из этого мира, у меня ничего не получалось. Воображение отказывалось выполнять свою работу.

Нас вывели на улицу по одному, тем самым лишая возможности совместного побега. На горизонте алела зорька. Воздух наполнился промозглой влажностью. Мои зубы стучали на всю округу. Желудок подводило. Будь в нем побольше еды, меня бы непременно вывернуло. Змей вообще лишился чувств. Его несли двое, волоча лицом по сырой траве. Я пытался поймать взгляд кошки, чтобы послать ей что-нибудь успокаивающее. Она смотрела неподвижным взглядом прямо перед собой, будто была не в себе. Мне стало ее очень жалко. Буквально хотелось зарыдать от такой несправедливости.

Два «челомеда» вкапывали в землю деревянную рогатину. Я не понял ее предназначения, пока на нее не повесили Антоша. Логично: не целиться же в лежащую на земле змею. Перед тем как поставить на место, с нас сняли рюкзаки, забитые награбленным. Единственный реальный повод, за который можно было лишить жизни.

Знаете, каково это – ждать смерти зябким утром? Страшно так, что рассудок начинает защищаться. Вы превращаетесь в заторможенного идиота, с трудом осознающего, что с ним происходит. Я видел шеренгу солдат, похожих друг на друга, спокойно ожидающих приказа. Видел командира расстрельной команды, слушающего краткий приговор. В тот момент мне не хватало ума подумать о побеге. Рассудок мой едва удерживался в теле, способный только примитивно реагировать.

– …приговор привести в исполнение! – закончил оглашать приговор комотряда.

Командир расстрельной команды взмахнул рукой. Я отвернулся и закрыл глаза, успев заметить, что Ляля смотрит вперед. Подумалось о том, успею ли я почувствовать боль или нет. Если успею, то как долго? Залпа все не было. Я ждал, боясь открыть глаза навстречу летящим пулям. Тишину нарушил крик птицы. Я открыл глаза и не увидел никого на месте расстрельной команды и их командира. Комотряда тоже исчез.

– Жорж, ты как? – спросила Ляля. – Они исчезли.

– Как – исчезли?

– Жорж, кажется, это я их куда-то запулила.

Я подумал, что кошка немного тронулась умом от переживаний. Тем не менее враги исчезли, а другого шанса сбежать отсюда могло и не быть. Я подбежал к рюкзаку и попытался развязать узел на нем. Напрасно, руки меня не слушались. Выручила Ляля. Оказалось, что она может спокойно пропустить руки под ногами. Руки, хоть и связанные, оказались у нее спереди, что значительно облегчило ей усилия для развязывания узла.

Она развязала рюкзак и вынула из него нож. Разрезала им мою веревку. Ничего не чувствующими руками я взял нож и разрезал ее путы. Мы освободились. Ляля разрезала веревку змею.

– Как думаешь, он жив, не задохнулся? – тревожно спросила кошка.

Я потрогал Антоша. Он был холодным, как и положено живому змею.

– По ним не поймешь, живой или уже всё.

В лагере начиналась движуха. Совершенно не понимая того, что произошло, я решил, что медлить нельзя. Взвалил на себя бесчувственную тушу пресмыкающегося друга, Ляля взяла оба наших рюкзака, и мы рысцой направились в лес под уклон. Бежали долго, боясь преследования. Остановиться решили, когда я упал, споткнувшись о бревно. Антош от сотрясения пришел в себя.

– А? Где мы? Где эти? – зачастил он с вопросами.

– Живой! – Кошка ухватила змея за голову и лизнула в макушку. – Тьфу, грязный.

– Мы сбежали прямо с расстрела.

– Кого расстреливали? – поинтересовался змей.

– Вообще-то нас. Но случилось что-то неординарное. Все исчезли.

– Это я сделала, – покаянно произнесла Ляля. – Я решила, что раз сама не могу уйти из этого мира, как вы, то почему бы не сделать так, чтобы ушли эти люди. Я вытолкнула их. Не могу сказать, как это у меня получилось, но точно знаю, что это сделала я.

– Куда ты их вытолкнула?

– Куда-то туда, где их идеология поможет им многое понять.

– Жестко, но заслуженно, – решил я. – Свою посуду мы отработали по полной. – Я постучал по рюкзакам.

– Мы отработали вагон такой посуды. Теперь можно без зазрения совести выгребать весь склад, – усмехнулась Ляля.

– Получается, если ты права и теперь можешь вот так отправлять людей в другой мир, то наши способности становятся гораздо шире. Я бы сказал, что это концептуально меняет наше положение как путешественников по мирам.

– Жорж, не спеши радоваться. Что, если для этого надо находиться в состоянии, в котором я оказалась перед расстрелом?

– Ладно, поживем – увидим. Убираться надо из этого мира добродушных панд, – свернул обсуждение я, услышав, как где-то в лесу хрустнула ветка.

– Думаю, теперь моя очередь выбирать следующий мир, – напомнил змей.

– Твоя так твоя, – согласился я. – Давай оценим твой эволюционный прогресс.

Мы собрались в одну кучу. Мне было лениво напрягать воображение. Когда ты понимаешь, что избежал смерти, организм наполняет такая приятная эйфория, которую жалко спугнуть напряжением сил организма.

Панды показались метрах в пятидесяти от нас. Я прижал змею ушные отверстия, чтобы он не отвлекался на их присутствие. «Челомеды» еще не видели нас, приближаясь цепью. Они переваливались с ноги на ногу, как кукольные мишки. Даже в разумном варианте, одетые в гимнастерки и при оружии, панды казались потешными.

Лесной пейзаж вместе с солдатами растаял. Переход произошел незаметно, словно я потерял память в момент смены мира. Вот был лес, а вот уже мы сидим посреди дикой и ровной степи под рогом огромного полумесяца.

Глава 10

Луна давала много света. Если это время суток в здешнем мире считалось ночью, то для меня это был не более чем пасмурный день. Легкий ветерок гнал теплый воздух по ровной степи. Некоторое время мы молчали, переваривая последние события. Окружающая обстановка способствовала этому процессу.

– Какими мелочными кажутся поводы для убийства, – задумчиво произнесла кошка. – Еще недавно мне самой казалось, что войны – необходимая вещь для решения проблем государства. Я не думала, что причины, приводящие к ней, – следствие идиотских решений близоруких идиотов.

– Согласен. Люди, закрытые в одном мире, как пауки в банке, или, как сказал бы мой отец, как дрожжевые грибки во фляге, вырабатывающие спирт, который их потом и убивает. Люди производят злобу, выливающуюся в конфликты.

– Всему виной изоляция. Прежде всего – изоляция от свободы мышления. Человек сам ограничивает свой кругозор в угоду построения понятной картинки окружающего мира. А этого не нужно. Мир подвижен, и мы не должны зацикливаться на привычном, – ударился в философию змей.

– Поразительные мысли приходят после того, как смерть пройдет от тебя в одном шаге. Становишься как-то отвлеченнее от мирского. Где мои мысли, что упорно сидели в голове всего месяц назад? Их нет. – Меня передернуло. – Насколько они были мне приятны тогда, настолько тошнотворны сейчас. Машина, квартира, отдых на море. Горбатиться целый год, чтобы купить недельную путевку, это нормально? Только сейчас я понимаю: эти желания были мне навязаны той средой, в которой я тогда находился. Границы моего представления обо всем были настолько узки, что выбирать-то было не из чего.

– А сейчас есть из чего? – поинтересовался Антош.

– Есть. Сбежал с места казни, а такое ощущение, будто вдохнул в себя весь мир. Вот смотрю сейчас на эту ровную степь, на луну эту огромную и люблю их всем сердцем. Ну, и вас, дураков, тоже.

– Не представляю, если кого-нибудь из нас действительно убили бы. – Кошка положила руки на меня и змея. – У меня никогда не было друзей, за которых я бы так сильно переживала.

– У меня тоже, – согласился я.

– Раньше я думал, что у меня есть друзья, но теперь понимаю, что это были собутыльники, – признался змей и вздохнул.

– Выходит, нам и домой навсегда не надо? – О себе я уже успел понять, что возврата к прошлому не будет.

– Повидать родителей, братьев и сестер, успокоить их, показать, что жива, пожить недельку и потом еще куда-нибудь махнуть. – Кошка мечтательно смотрела на желтую луну, отражавшуюся в ее глазах того же цвета.

– Знаете, что я чувствую последние дни, после того, как потерял желание вернуться домой? – спросил Антош.

– Что?

– Легкость на душе. Небывалую легкость, будто стал легче воздуха.