– Вот что имел в виду тот мужик, который запустил нашу катапульту. Наверное, ко всем, кто научился передвигаться сквозь миры, приходит ощущение, что ты сбросил с себя тяжелый груз и можешь свободно парить в воздухе. Мы не знаем правил, никто нас не учил, как надо и как не надо, никто не настаивал, чтобы мы поступали так, а не иначе. Нас не ждет наказание за ослушание. Могут убить те, кто про миры не в курсе, но у них так все замороченно, что лучше с ними не контачить. Я часто думал в первое время: почему Вольдемар не взял на себя роль учителя, разве это так сложно – научить передвигаться по мирам? А теперь мне совершенно ясно, что каждый до этого должен дойти сам и ни в коем случае не должен учить кого-то этому делу. Человек не должен ходить сквозь миры, если сам не дойдет до этого, вот единственный закон, который надо соблюдать.

– Воздух, что ли, здесь какой-то пьянящий? – Антош поводил носом. – Мы ведь так никогда не разговаривали.

– Отличный воздух. – Кошка глубоко вдохнула. – Так приятно кружится голова.

– Постойте. – Я тоже принюхался. – Я-то подумал, что это эйфория после того, как мы избежали смерти, но теперь уверен, что есть и другая причина. В воздухе точно есть какое-то вещество, вызывающее опьянение.

– Да нет, Жорж, я ничего не чувствую. Воздух как воздух. – Глаза кошки светились масляным блеском. – Наслаждайтесь.

– Что-то мне подсказывает, что мы забрели на маковое поле. – Я на самом деле почувствовал подвох. Уж больно было хорошо, как в сказочной неге.

Ляля закрыла глаза и замерла, почти не дыша.

– Давайте останемся здесь подольше, – произнесла она не своим голосом, не открывая глаз.

Змей забеспокоился. Заелозил, завертел головой.

– Что?

– Опять чувствую чужой взгляд. – Несмотря на опьянение непонятной природы, перебивающее ясный ум, Антошу хватило сообразительности не поддаваться этому. – Это ловушка.

– Надо уходить, – решил я, хотя все мое естество желало остаться.

– Не надо уходить. Я могу летать. – Кошка расправила руки и попыталась изобразить парящую чайку. – Это прекрасно.

Меня отрезвило ее поведение.

– Антош, теперь же моя очередь выбирать мир?

– Да, твоя, – согласился змей.

Наверное, теперь и ему стало понятно, что его выбор всегда отличался какой-то патологической склонностью к сомнительным вариантам. Я не змеиный психолог, но во мне росла уверенность, что Антош считает себя неудачником. Таких умных, но затурканных неудачами личностей полно и в моем мире.

– Жорш-ш-ш, – тихо прошипел змей.

Я обернулся. Рядом с нами поднималась земля. Бугорок размером с сельский дом. Мне это совсем не понравилось, но напугать не смогло. Я был слишком под кайфом, чтобы реально оценить угрозу. Хищник на то и рассчитывал, что обдолбанные жертвы будут счастливо наблюдать его приближающуюся разинутую пасть, не имея желания сбежать. А хищник, по-видимому, особой прытью не отличался.

Я взял за руку Лялю, змей уже обернулся вокруг нас и смотрел на темный силуэт медленно приближающегося зверя.

– Куда? – привычно спросил я, хотя в таких случаях лучше ничего не спрашивать, а действовать.

– Отсюда.

– Понял.

Распыленный в воздухе наркотик способствовал генерированию ярких картинок, имеющих осязаемую правдоподобность. До сего момента я не встречал ничего похожего, но хотел верить, что рожденные в химическом экстазе моим воображением места действительно существуют. Очень захотелось посетить их.

Мгновение – и надвигающаяся громада медлительного монстра исчезла вместе с огромным полумесяцем. Нас занесло в мир, напоминающий индийский праздник красок. Пестрая круговерть, куда ни глянь. С непривычки даже не понять, что видишь: растение, кусок неба или землю. Все раскрашено мазками, как на картине абстракциониста, без всякой системы и здравого смысла. Но красиво. Теперь я понял, что принимали художники для написания своих шедевров.

– Даже я так не смог бы! – восхитился змей.

Он развязался и отправился оглядеться. Его переливающаяся в пестрых отражениях чешуя выглядела вполне гармонично. Только мы с кошкой остались точно такими же. Чистый воздух быстро поставил мозги на место, и хорошо, что это не сопровождалось тяжким ощущением похмелья. Ляля, пропустившая момент переноса, долго не могла поверить, что этот мир – не результат продолжающегося действия наркотика.

– Знаешь, я, наверное, склонна к наркомании, – призналась она. – Я опять хочу испытать это ощущение. Это было как жизнь без тела, как момент абсолютной гармонии со всем.

– Хорошо, что у нас со змеем хватило ума не поддаться этому очарованию. Это же была ловушка, чтобы схряпать нас, пока мы находимся в абсолютной гармонии.

– А что, это была бы самая счастливая смерть для меня.

– Успеешь еще. У меня оптимизма насчет нашего будущего – с гулькин нос.

– С чей нос?

– С голубиный. У них небольшие носы, в смысле, клювы.

– Это точно, идем по тонкой скользкой ветке.

– А ведь у меня предчувствие, что миры, которые мы выбираем, есть следствие нашего мировоззрения. Где-то глубоко в нас сидят все эти революционеры, религиозные фанатики, садисты и убийцы. Не представляем мы пока себе мир без их существования. Картинку поменять мы еще можем, но глубинный смысл остается. – Усталость, накопленная чередой опасных событий, заставила меня искать выход.

– Знаешь, надо вернуться домой. У меня свое предчувствие – что все получится только тогда, когда мы начнем свой путь заново, от порога родного дома, осознанно. Сейчас мы потерянные какие-то.

– А как?

– Надо как-то вспомнить в ощущениях свой дом, себя в нем.

– Легко сказать. Представляешь одно, а выходит что-то по мотивам.

– Слушай, Жорж, а может, это потому, что нас трое? Хотим мы того или нет, но наше коллективное воображение может влиять на процесс перехода.

Предположение кошки мне показалось очень вероятным.

– Но если мы разделимся, то уже никогда не найдем друг друга.

– А так ли это важно? Как привязались, так и отвяжемся.

– Но ты же не умеешь ходить через миры, у тебя какой-то обратный способ?

– Научусь, когда ничего не останется. А встретиться можно в Транзабаре. Все дороги через все миры ведут туда.

– Не знаю. – Эта идея мне интуитивно не нравилась. – Пока что мы пригождались друг другу. В одиночку уже давно ходили бы сквозь другие миры, по ту сторону жизни. Надо попытаться еще, чтобы быть уверенным в том, что вместе невозможно выбрать тот мир, который нужен конкретно тебе.

– Хорошо. Я теперь никуда не спешу.

– И я. Знаешь, какая у меня появилась мечта?

– Ну?

– Хочу полюбоваться на реакцию родителей, когда они увидят тебя и Антоша. Особенно хотелось бы посмотреть, что будет, когда ты скажешь: «Мама, позвольте вам помочь».

Кошка громко рассмеялась.

– Я не ослышался? – раздался удивленный голос внезапно появившегося рядом змея. – Все-таки млекопитающие, несмотря на некоторые отличия, нашли возможность быть ближе. Мы идем свататься?

– Вот так рождаются слухи. Что недослышали, то додумаем. – Я взял Антоша под нижнюю челюсть. – Будешь на моей свадьбе свидетелем?

– Прекратите, не смешно! Ты, Антош, ведешь себя как старый сводник, – возмутилась Ляля. – Не может между нами быть ничего в принципе, кроме дружбы.

– Мы тут обсуждали серьезные вещи, а ты услышал только то, что к делу не относилось. У нас есть план, согласно которому надо целенаправленно идти домой. Мы считаем, что после того, как каждый из нас вернется и сообщит родным, что жив и здоров, можно будет начать большое осознанное путешествие по мирам.

– Осталось придумать, как вернуться. Что-то мы не преуспели в этом. – Змей скрутился кольцом и глубокомысленно уставился на куст, листва которого меняла цвета под дуновениями ветра.

– Ляля считает, что во время перехода надо, чтобы о следующем мире думал только один из нас. Очень вероятно, что мы получаем не то, что хотим, благодаря разнонаправленному коллективному мышлению. Как в басне про лебедя, рака и щуку. Расскажу как-нибудь.

– Хм, интересно, стоит попробовать. К кому пойдем? – поинтересовался змей.

– Давайте голосовать, – предложил я.

– Я не участвую, – высказалась кошка. – Пока мне не удалось открывать миры, выбирайте между собой.

– Хорошо, тогда ты будешь судьей. Возьми в руку маленький камушек, только не показывай в какую, и выстави перед нами. Кто угадал, в которой он лежит, к тому первому и направимся. – Мне в принципе было все равно, к кому идти первым.

– Я буду выбирать, потому что вы можете между собой сговориться. – Подозрительность и неуверенность составляли вторую натуру разумного пресмыкающегося.

– Хорошо, я не против. – Я пошел на поводу у змея.

Ляля отвернулась от нас ненадолго, развернулась и выставила кулачки. Змей подполз вплотную и замер, разглядывая их. Он долго смотрел, но одного взгляда ему было недостаточно для того, чтобы определиться. Он начал разглядывать руки кошки с разных сторон – снизу, сверху, с боков.

– Антош, я уже устала их держать, решай скорее.

– Я думаю.

– Чего тут думать? Это же наудачу, ткнул в первую попавшуюся руку, и готово. Ты же не выбираешь между жизнью и смертью! – Меня не меньше кошки утомила его нерешительность.

– Как знать, как знать, – ответил змей задумчиво. – Однажды мне пришлось выбирать, пить или не пить, я поспешил и… – Он замолчал.

– И? – не выдержал я.

– И вот я с вами.

– Так ты удачливый сукин сын, чего медлишь? – подзадорила его кошка.

– Я бы так не сказал.

– Еще три секунды – и выбор будет в пользу Жоржа! – объявила кошка.

Змей рыкнул и ткнул носом в кулачок. Кошка раскрыла его, там было пусто.

– А второй, а второй, вдруг там тоже ничего нет? – Естественно, змей решил, будто его попытались провести.

Ляля раскрыла второй кулачок, показав, что в нем лежит маленький радужный камешек.

– Я неудачник и всегда им был, – сник змей.

– Брось. – Я погладил его по голове. – Мы самая удачливая команда. Помни, что таких, как мы, один на миллион.

– Это все слова успокоения для проигравшего. Ладно, идем к тебе. Только с тебя пиво.

– Без базара. Разливное, с пивзавода, с желтым полосатиком и орешками, в лучших традициях.

– А как нам не влиять на твой выбор? Чем занять свой ум, чтобы нечаянно не исказить пункт назначения? – спросила Ляля.

– Не знаю, стихи читать, или песни петь, или считать в уме, – предложил я.

– Верная идея, – иронично произнес змей. – Попадем в мир поэтов, певцов или математиков.

– Видно будет. Не ошибается тот, кто ничего не делает.

Над нами появился летающий объект, бесшумно показавшийся из-за крон деревьев. Пролетел мимо, но потом решил вернуться.

– Черт, вот уж не думал, что в таком мире смогут жить люди. У меня уже слезы текут от этой пестроты и голова кружится.

– Жорж, не медли, представляй уже свой мир, а мы с Антошем споем.

– Я не умею. Я буду считать.

Ляля замурлыкала себе под нос, змей зашипел обратным отсчетом. Я закрыл глаза и попытался представить себе родительский дом, все до последней детали, чтобы во мне родилось ощущение, что я это вижу на самом деле. Кроме шума, издаваемого моими друзьями, слышался инородный звук, который мог принадлежать летающему объекту. Мне представилось, что люди, выросшие в такой красоте, непременно выше разумом, чем я и мои друзья, и могли иметь что-нибудь для того, чтобы поймать нас.

Обстановка сменилась, и в уши ударил шум города. Буквально сразу раздался пронзительный женский крик. Я открыл глаза. Полная женщина в красной кофте и белом платке истошно вопила, не двигаясь с места. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это не мой мир. По улице ехал закругленный головастый троллейбус, которых в моем мире отродясь не имелось. Деревья, люди, здания – все было не моим. В общих чертах похожим оказался двор, в который мы вывалились.

– Женщина, заткнитесь! – вежливым голосом попросила кошка. – Жорж, это он?

– Нет, что ты. – Я понял, что кошка спросила про мир.

– Слава всевидящему, бензопила, а не человек.

Женщина наконец-то смогла взять себя в руки и убраться с глаз долой.

– Этот мир похож на мой, так что дело времени, терпения и умения, прежде чем мы окажемся там, где надо.

– Под такие вопли не сконцентрируешься. – Кошка посмотрела вслед женщине.

– Интересно, кого она испугалась больше? – задумался змей. – Тебя или меня?

– Может, догоним, спросим? – смеясь, предложила кошка.