Белые пятна Великой Отечественной войны (страница 5)
В приложении к ЖБД 6-й армии в описании опыта борьбы с советскими укреплениями указывалось: «ДОТы, уже считавшиеся уничтоженными, спустя некоторое время внезапно оживали в нашем тылу. Причина – в их трехэтажной конструкции. Не зная о ней, наши войска считали после захвата верхнего этажа, что уничтожили ДОТ. В действительности гарнизоны своевременно отступали в нижние этажи и там ожидали ухода атакующих. Люк, ведущий к нижним этажам, не обнаруживался, засыпанный мусором»[49]. Три этажа – это все же преувеличение, но два этажа были типичными для ДОТов на новой границе постройки 1940–1941 гг.
88-мм зенитка на позиции с не полностью отделенным колесным ходом. Орудия этого типа широко использовались в вермахте как для стрельбы по самолетам, так и по ДОТам и танкам.
ДОТ ВВУРа сразу после штурма.
Немецкие солдаты, залегшие перед ДОТом под Крыстынополем.
Так или иначе, но именно упорное сопротивление советских войск под Владимиром-Волынским привело к первой смене первоначального немецкого плана наступления. Под давлением командующего 6-й армией Вальтера Рейхенау были перераспределены силы между корпусами 1-й танковой группы, причем сделано это было, невзирая на трудности перегруппировки, поперек колонн тылов наступающих на восток дивизий.
ДОТ Рава-Русского УРа с вырванным взрывом бронеколпаком.
В полосе наступления немецкой 262-й пд узел обороны Рава-Русского УРа перехватывал участок открытой местности между шоссе на Раву-Русскую и лесисто-болотистым районом к западу от него. Немцы сначала были остановлены, а затем и отброшены контрударом 41-й сд генерала Микушева. У соседней 24-й пехотной дивизии того же IV армейского корпуса дела шли даже хуже, она залегла перед Любычей-Крулевской – и ей не удается овладеть укрепленными высотами у Дэбы. Именно здесь располагался ДОТ «Комсомолец», обычно упоминаемый в контексте данных событий и даже ставший легендой Рава-Русского укрепрайона. Бои под Равой-Русской продолжались несколько дней. Немецким планам ввести в бой по шоссе на Раву-Русскую танковый корпус уже в первыйвторой день войны не суждено было сбыться.
Наступление правого соседа 24-й пд, 295-й пд, было поддержано новейшими 600-мм мортирами «Карл». Дивизии была передана 1 батарея 833-го тяжелого артиллерийского дивизиона в составе двух орудий «Один» и «Тор» с боекомплектом 60 снарядов для уничтожения ДОТов в районе Великий Дзял (высота 290 на проселочной дороге из Верхраты к границе). Однако 22 июня успеха достигнуто еще не было, 295-я пд начала штурм опорного пункта Рава-Русского УРа, но еще не завершила его. 23 июня 295-я пд доносила, что Великий Дзял взят 517-м полком. В тот же день IV корпус сообщил, что «Карлы» больше не нужны и ввиду технических проблем вышли из строя. По опыту стрельбы по Брестской крепости можно предположить, что в стволах «чудо-орудий» застряли снаряды. Подробности действий «Карлов» под Равой-Русской неизвестны, но на фотоснимках из Рава-Русского УРа есть ДОТы с весьма серьезными повреждениями. Это могут быть взрывы как больших зарядов взрывчатки, так и 600-мм снарядов.
Против советских ДОТов действовало несколько факторов. Во-первых, очень многое зависело от расстояния от позиций УРов до границы. Если поднятые по тревоге гарнизоны успевали занять сооружения – они давали бой. Оказавшиеся ближе к границе могли быть захваченными без боя. Во-вторых, «ахиллесовой пятой» ДОТов стали перископы наблюдения. Их головные части подрывались штурмовыми группами, внутрь ДОТов заливалось горючее или спускались заряды взрывчатки. Также отсутствие обсыпки незаконченных сооружений позволяло немцам использовать огнеметы через трубы телефонных вводов в ДОТ. Наконец, гарнизоны УРов чаще всего сражались в одиночестве, без полевого заполнения, что упрощало задачу штурмовых групп и обходных маневров немецкой пехоты.
В целом следует признать, что потенциал укреплений на новой границе не был полностью использован. Однако они оказали ощутимое воздействие на продвижение противника и нанесли ему первые серьезные потери.
«…и танки наши быстры!»
Часто говорят, что война есть продолжение политики. Но в немалой степени война – продолжение экономики. Возможности стран вести войну в индустриальный период определялись доступом к сырью, наличием технологий и вообще физических возможностей производить вооружение и технику. Любые ресурсы так или иначе ограничены, и руководству страны и военно-промышленного комплекса приходится маневрировать сырьем, станками и рабочей силой. Правильные и, наоборот, неправильные решения здесь имеют далекоидущие последствия. Именно они – вместе с решениями военачальников на поле битвы – определяют результаты военных кампаний.
Еще до войны в СССР обозначились узкие места в производстве вооружений. Общеизвестный факт: нехватка алюминия вынуждала сделать ставку на широкое использование древесины для постройки самолетов разных типов. С началом войны и потерей мощностей по производству алюминия эта проблема лишь обострилась. Была ли оправдана ставка на дерево как конструкционный материал еще до войны? Безусловно.
Однако этот общеизвестный пример – лишь вершина айсберга. Существовала отрасль военного производства, поглощавшая ресурсы государства с большим отрывом от всех остальных. Это производство боеприпасов. Из 60 млрд рублей заказа Красной армии на вооружение в 1941 г. на боеприпасы выделялся 21 млрд рублей (35,4 %). Артиллерийские системы заказывались на сумму намного меньшую – 3 млрд рублей. Перевооружение на новые танки КВ и Т-34 должно было обойтись в 7,9 млрд рублей, перевооружение ВВС – в 11 млрд рублей.
С чем это связано? Откуда такие крупные суммы? Это связано с принципами использования артиллерии, стреляющей с закрытых позиций. Так, разрушение блиндажа или укрепленного наблюдательного пункта требовало одного часа времени с расходом 100–120 снарядов калибром 122 мм или 60–80 снарядов калибром 152 мм с учетом естественного разброса. Такой расход на одну цель давал значительный суммарный настрел орудий за месяцы и годы боевых действий.
В апреле 1941 г. были введены нормативы годового расхода снарядов на дивизионные орудия – 6000 штук на одну 76,2-мм дивизионную пушку, 4860–5280 на 122-мм гаубицу и 4320 на 152-мм гаубицу[50]. Орудия эти в довоенных ценах стоили 80–100 тыс. рублей, а одна годовая норма 76,2-мм выстрелов обходилась бы в 418 тыс. рублей, 122-мм гаубичных выстрелов – около миллиона, 152-мм гаубичных – уже 1,3 млн рублей (речь идет именно о выстрелах, т. е. о снарядах и зарядах для гаубиц с их раздельным заряжанием и об унитарных патронах для 76-мм пушек. Для расчетов использовались стоимостные показатели выстрелов из так называемого «Ценника ГАУ» (Главного артиллерийского управления Красной армии июля 1941 г.). Как видим, за свою фронтовую жизнь артсистема расстреливала боеприпасов по стоимости в разы, а реально – на порядок больше цены самого орудия.
Более серьезные и дальнобойные орудия были дороже. 152-мм гаубица-пушка МЛ20 образца 1937 г. стоила в 1939 г. уже около 200 тыс. рублей, а годовая норма выстрелов для нее (4800 штук) в ценах лета 1941 г. – почти 1,7 млн рублей. Таких орудий в Красной армии к началу войны имелось 3123 штуки.
Зависимость цены годовой нормы выстрелов от калибра, кстати, была нелинейной. 1920 снарядов для одной 203-мм гаубицы Б-4 образца 1931 г. стоили примерно те же 1,7 млн рублей. А вот у калибров особой мощности следовал резкий скачок вверх.
Даже локальный по своим масштабам конфликт на реке Халхин-Гол в 1939 г. наглядно иллюстрирует масштабы расходов на боеприпасы. Победа на Халхин-Голе была обеспечена в немалой степени артиллерией, выигравшей дуэль у японцев. И только в ходе советского наступления с 20 по 30 августа 1939 г. было расстреляно боеприпасов на сумму свыше 32 млн рублей[51]. При этом безвозвратные потери достаточно дорогих (112 тыс. рублей) танков БТ-7 за этот же период (44 единицы[52]) обошлись в денежном исчислении в сумму около 5 млн рублей. В Советско-финляндскую войну 1939–1940 гг. прорыв «линии Маннергейма» на Карельском перешейке обошелся в сумму свыше 500 млн рублей на боеприпасы калибром от 107 мм до 280 мм[53]. Потеря на Карельском перешейке безвозвратно 368 танков[54] обошлась СССР на порядок дешевле.
В какой степени СССР был готов к столь значительным расходам и к производству колоссальных объемов боеприпасов? Эта отрасль была проблемной еще со времен Российской империи. Узким местом был порох. Индустриализация и модернизация 1930-х гг. в СССР снизила остроту проблемы, но не устранила ее полностью. Так, начатые строительством на рубеже 1920–1930-х гг. пороховые комбинаты были завершены только к 1941 г. Поэтому мобилизационный план от 5 июля 1938 г. (предусматривавший годовую потребность в порохах в 167 975 тонн) расчетную мощность пороховой промышленности СССР обеспечивал только на 28 %; в 1940 г. эта цифра увеличилась только до 43 %[55]