В общем, пока Даная пела эту скорбную песню, в покои её прошмыгнул наш сладострастный царь Полидект и с вожделением уставился на елозящий влево-вправо соблазнительный зад поющей. Вообразите – он некоторое время так и стоит, застыв с открытым ртом, а потом, не в силах более себя сдерживать, подкрадывается к ней поближе.

Даная, ни о чём не подозревая, продолжает тем временем с песней мыть пол, как вдруг чувствует, что её ягодицы крепко обхватывают чьи-то руки.

– Ой! – восклицает она, резко выпрямляется, разворачивается и с изумлением смотрит на царя. – Ты что делаешь? – спрашивает она удивлённо.

– А ты как думаешь? – величественно отвечает Полидект вопросом на вопрос.

– Ты напугал меня, Полидект! – с укоризной произносит Даная.

– Это хорошо, – безапелляционно заключает Полидект. – Я ведь царь. Царь этого острова. Да, да, царь Серифа, как бы пафосно это ни звучало. А царя, моя милая, надо бояться. Некоторые считают, что царя надо любить, но это чушь. Бояться намного важнее. Любовь ведё т к фамильярности, а страх к преклонению. Чувствуешь разницу?

– Пытаюсь, – недоумённо пожимает плечами Даная.

– Похвально, – ухмыляется Полидект.

При этом он вольготно устраивается на апоклинтре, нашей греческой скамье, на которой можно весьма удобно расположиться полулёжа.

– Ты вообще-то понимаешь, к чему я клоню?

– Не совсем, – искренне отвечает женщина.

– Ну это же очень просто, – ещё шире улыбается царь. – Я не жду от тебя любви, я жду… ну? Ну?..

– Страха? – пытается угадать Даная.

Полидект хохочет. Его забавляет её наивность.

– Нет, дорогая. Ты ошиблась. Благодарности.

Широким жестом он предлагает женщине сесть в стоящее рядом с ложем кресло.

Даная растерянно смотрит на царя.

Выжимает тряпку в ведро, распрямляет заткнутый подол туники и покорно садится на указанное место.

– И я, и Персей, мы очень благодарны тебе, царь, за приют, – робко произносит она, – я много раз говорила об этом…

– Говорить можно много, – прерывает её Полидект уже более серьёзным тоном. – Я не придаю значения словам. Важны действия.

Он выдерживает паузу и со значением понижает голос:

– Я жду от тебя дей ствий, Даная!

– Каких дей ствий, царь? – морщит лоб Даная. – Я правда не понимаю.

– Очень простых дей ствий, моя драгоценная, – снова усмехается Полидект, – очень простых. Ты снимаешь тунику, устраиваешься на ложе и призывно раздвигаешь ноги. И мы с тобой дружно начинаем вкушать амброзию блаженства, нектар удовольствия.

Голос царя при этих словах становится просто медовым.

– Ты только представь, как это славно! – убеждает он. – Я и ты.

Даная, однако, смотрит на него в ужасе.

– Я не стану этого делать, – твёрдо говорит она.

– Вот как? – удивляется царь. – Это даже как-то странно, моя дорогая… Может, тебе надо напомнить, что твоё пребывание на Серифе, и в частности здесь, во дворце, полностью зависит от моего расположения?

– Я помню это, Полидект, – смиренно отвечает Даная.

Но царя её ответ не устраивает.

– Или, может, тебе надо напомнить, что я, по сути, спас и тебя, и твоего сыночка? – строго вопрошает он.

– Это не совсем так, – поправляет его Даная своим нежным голосом. – Нас спас твой брат Диктис, ловивший рыбу на берегу. Это он как раз в тот момент, когда у него начался клёв, заметил деревянный ящик, плывший по волнам, и бросился в воду, чтобы помочь ему прибиться к берегу, пока нас не унесло дальше.

– Не надо о Диктисе, – морщится Полидект. – Я всё знаю. Диктис – ничто, пустое место. Он ничего не достиг в жизни. Мало ли кто ловит рыбу. Рыбаков у нас пруд пруди. А царь – один. И это я. Послушай, Даная, поговорим откровенно. Ты же понимаешь, что я мог бы применить силу, чтобы удовлетворить свои желания. Но я не хочу. Я гуманный человек. Не хочу лишних разговоров о том, что я кого-то к чему-то принуждаю. Это никому не надо. Моё царствование отличается гуманностью. Все знают, что царь Полидект – любимец богов, потому что он гуманист.

– Ты гуманист? – удивляется Даная.

– Именно, – подтверждает царь.

Он неожиданно приходит в прекрасное расположение духа от своего заявления и даже начинает напевать:

Пойми, Даная,
Я ведь оптимист,
И знаю —
Я в душе артист.
И всем известно,
Что я гуманист,
Ну честно —
Чистый гуманист!

На большее его не хватает, и на этом спонтанная музыкальная импровизация заканчивается.

Даная давно привыкла к быстрым переменам в его настроениях. Она с интересом смотрит на резвящегося царя, не понимая, чего от него ждать дальше.

– Гуманизм – это прогрессивная жизненная позиция, – несколько успокоившись, поясняет ей Полидект. – Мы, гуманисты, обязаны вести этический образ жизни в целях самореализации и в стремлении принести большее благо человечеству. Именно так я предполагаю войти в историю. Поэтому всяких там слёз я тоже не хочу. К тому же, признаюсь тебе, я этого терпеть не могу. Я хочу очень немногого – чтобы ты добровольно пошла мне навстречу.

Полидект понижает голос и со значением произносит:

– Я ведь так долго жду этого, Даная…

– Нет, этого не будет, – твёрдо качает головой женщина.

Ей претит мысль стать наложницей похотливого старика.

– Ну чего ты упираешься? – раздражается царь. – Ты же уже далеко не девочка, Даная. Иди-ка сюда. Присядь. Не бойся.

Он отодвигается, освобождая место для того, чтобы женщина села, и призывно похлопывает правой рукой по апоклинтре.

Даная, помедлив немного, подчиняется и пересаживается поближе.

– Кстати, давно хотел спросить… – Голос Полидекта снова становится вкрадчивым. – Что это за история о том, что Зевс якобы проник к тебе в виде золотого дождя? Ведь, насколько я знаю, твой отец Акрисий запер тебя в подземелье и даже служанку приставил – следить, чтобы никто к тебе туда не пробрался. Страшно боялся, что тебя кто-нибудь оприходует, и ты родишь сыночка, который его и укокошит. Я правильно излагаю суть дела?

– Так ему предсказал оракул, – разводит руками Даная.

– Ну да, это известно, – кивает царь. – Так что же было с этим золотым дождё м? Зевс осыпал золотом служанку, и она впустила его к тебе, верно?

– Нет, не верно, – негодует Даная. – Служанка ничего не знала. Это действительно был золотой дождь.

– Ну да, ну да, – саркастически ухмыляется Полидект. – И ты, стало быть, извини за подробность, совокуплялась с дождевыми каплями? Или, скажем точнее, с золотыми дождевыми каплями? Так, что ли? И от этих капель и понесла, да? Очень милая легенда. Мне нравится.

– Думай как хочешь, – с обидой поджимает губы Даная. – Я не собираюсь ничего объяснять.

– Ну ещё бы. Я и не ждал от тебя правдивых объяснений.

Голос царя становится совсем приглушённым.

– Честно говоря, мне всё равно, как на самом деле ты потеряла девственность, – взволнованно бормочет он. – Я жду от тебя совсем другого. Давно жду. Посмотри на меня, Даная. Тебе не хочется почувствовать, каково это – объятия живого человека из плоти и крови, а не какой – то там душ из золочёных капель?

На этих словах Полидект неожиданно переходит от слов к действию. Он проворно соскакивает с апоклинтры, хватает женщину, валит её на неё и до пояса задирает ей тунику.

Даная отбивается что было сил.

– Нет, нет, я не хочу! – кричит она. – Нет! Я не люблю тебя! На помощь!

– Тс-с-с! Полюбишь! – тяжело дыша, шепчет царь прямо ей в ухо. – Если это, конечно, так для тебя важно!

– На помощь!!! – во весь голос, отбиваясь, орёт Даная. – Помогите!!!

И тут происходит нечто непредвиденное.

Когда Даная понемногу начинает терять силы, в её покои буквально влетает Персей, комната которого находилась совсем рядом. Персей очень молод, вернее даже сказать, юн. И, надо отдать ему должное, прекрасен и силён, как молодой бог. Он мгновенно подбегает к борющимся и одним махом отшвыривает в сторону Полидекта, от чего тот еле удерживается на ногах.

– Ты что себе позволяешь, мальчишка? – злобно шипит стукнувшийся о стенку царь.

– Не смей трогать мою мать! – с вызовом отвечает Персей, помогая Данае сесть и поправить одежду.

– Какая дерзость! – восклицает Полидект и не без труда усаживается в ближайшее к нему кресло.

– Если ты ещё раз коснёшься её, я убью тебя! – тем временем гордо заявляет Персей.

– Убьё шь меня? – поражается царь. – Да это же угроза! Эй, стража! – визгливым голосом кричит он. – Ко мне!!!

Раздаётся топот, и в комнату вбегает начальник дворцовой стражи Алексис. Я опишу его коротко, большего он не заслуживает. Это огромного роста детина с всклокоченной рыжей бородой и полным отсутствием признаков интеллекта на челе.

– Ты звал меня, царь? – вопрошает он, положив ручищу на рукоятку меча.

– Да, Алексис, – несколько успокоившись, отвечает Полидект. – Представляешь, тут прозвучала угроза царю.

И он обвинительным жестом указывает на Персея.

– Это же явное нарушение нашей самодержавной конституции, не так ли, Алексис?

– Ты прав, царь, – охотно подтверждает Алексис и всем своим грузным телом разворачивается к Персею. – Царю нельзя угрожать, мальчик! – наставительно произносит он. – Это достаточный повод, чтобы бросить тебя в темницу, судить и лишить жизни, – учительским тоном поясняет Персею Полидект. – Найди мне хотя бы одну причину, которая помешает мне сделать это cейчас.

Но на Персея эти угрозы не производят никакого впечатления.

– Ты не смеешь обращаться с моей матерью как с какой – то рабыней! – гневно блестя глазами, произносит он. – Она дочь царя Аргоса Акрисия, царевна. Она ровня тебе.

– Это я в курсе, чья она дочь, – усмехается Полидект. – Я даже знаю, что папа-царь засунул её и тебя в деревянный ящик и отправил болтаться по волнам. Видимо, очень любил свою драгоценную дочку, не так ли, Алексис? Настоящий пример истинно любящего отца.

Алексис морщит лоб. Сарказм, как правило, доходит до него с трудом.

– Арестовать его, царь? – подобострастно интересуется он.

Даная, услышав это, ахает и выходит из-за спины Персея.

– Не делай этого, Полидект! – молит она. – Он ни в чё м не виновен! Он защищал свою мать! Ты же говорил, что ты гуманист! Любимец богов! Они осудят тебя!

Алексис тем временем воспринимает молчание царя как указание, вынимает меч и начинает двигаться к Персею. Тот хватает ближайший к нему тяжёлый подсвечник и готовится защищаться.

– Подожди, Алексис, дай подумать, – останавливает стражника Полидект. – Она права. Я не хочу лишних разговоров. Это может бросить тень на моё царствование. Никому это не надо. Вот что я решаю…

Он делает значительную паузу, оглядывает всех присутствующих и потом продолжает:

– Ты можешь избежать суда и казни, Персей. Вот тебе альтернативный вариант. Ты, мальчик, отправишься на Запад, в края, где властвуют богиня Ночь и бог смерти Танатос.

– На Запад? – в ужасе повторяет Даная.

– Да, на Запад, – подтверждает Полидект. – А что тут такого? Там тоже люди живут. И неплохо, кстати. В общем, ты найдёшь там остров, где проживают три сестры, ужасные горгоны. И привезёшь мне голову одной из них – горгоны Медузы. Она, кстати, единственная смертная среди них. По край ней мере, так говорят. Тогда я закрою глаза на преступление, которое ты только что совершил. Просто забуду о нё м, хорошо? Ты меня понял? По-моему, это прекрасное и очень гуманное решение, – поворачивается он к Алексису.

– Прекрасное решение, царь, – с готовностью подтверждает начальник дворцовой стражи.

Персей ставит на место подсвечник и с минуту обдумывает услышанное.

– То есть я должен убить эту горгону Медузу? – растерянно уточняет он. – Но я не хочу никого убивать. Даже горгону.

Полидект смотрит на него как учитель на сморозившего глупость ученика.

– Придётся, мой милый, – ласково говорит он. – У тебя нет выхода. Впрочем, если ты знаешь другой способ отделить от тела её голову и привезти мне, то я не возражаю.