Моя тётушка, вручив тебе подарок, сказала, что у неё для тебя есть ещё один сюрприз – мальчик с голосом Робертино Лоретти. Я тогда упёрся и заявил, что спою, если только невеста поцелует меня. Ты, Люба-Любушка, согласилась. Думала, отделаться поцелуем в щёку. Это было моё лучшее исполнение, потому что я в тот день старался ради возлюбленной. Хотел достучаться до твоего сердечка.

Я считал, что выгляжу получше твоего жениха. Отец нарядил меня в смокинг, рубашку и брюки, купленные им в Америке для концертных выступлений и конкурсов, в которые меня охотно брали, пророча серьёзную карьеру.

Я пел, не сводя с тебя глаз, а ты ни на секунду не отводила взгляда от меня. Все, наверное, пялились на такого голосистого мальчика-пряника в этот момент, но я видел только тебя. Моя душа, доселе не знавшая подобного смятения, парила вместе с песней над залом.

Аплодисментов мне было не нужно, но гости встали и одарили ими меня сполна. Я же в этот момент видел лишь то, как ты шла ко мне через весь зал, лёгкая как облако и прекрасная как сама любовь. Ты поднялась на сцену и поцеловала меня в щёку, а я обхватил тебя за шею и неумело прижался к твоим губам.

Ты покраснела и мягко убрала мои руки.

– Когда ты вырастешь, тебе будут рукоплескать все залы мира, – улыбкой, ты попыталась скрыть смущение.

– Когда я вырасту – женюсь на тебе.

Тогда ты тоже меня поправила.

– Ай-яй-яй, тебя не учили говорить взрослым «вы»?

– Но ты сама так же обращаешься ко мне.

– Я старше. Согласно правилам этикета, которым меня учили…

А я тогда расправил плечи и перебил тебя, выдав любимую папину фразу.

– В университетах, где тебя этому учили, я преподавал.

Ты залилась смехом и уточнила.

– В прошлой жизни?

– Насчёт прошлой не знаю, меня больше интересует будущее.

– Почему?

– Там я буду большой и сильный.

– А я?

Твой муж окликнул тебя.

– Люба, о чём вы там шепчетесь? Я уже ревную, – насмешка в его голосе резанула по моему самолюбию.

А мы говорили с тобой, как и сейчас, и не могли наговориться. Уверен, в тот момент я уже не был для тебя безымянным мальчиком на свадьбе. Ты даже поинтересовалась тем, как меня зовут, хотя Катя тебе представляла меня в загсе.

– Напомни, пожалуйста, как зовут тебя? Прости, в суматохе не запомнила имя.

– Богдан Кришневский.

– Ты споёшь нам ещё, Богдан Кришневский?

– Если ты подаришь мне танец.

Видимо, мы и правда сильно заболтались. Катя взбежала на сцену и увела меня за стол. Так мы с тобой и не договорились. Мрачнее тучи, я ковырял вилкой салат, то и дело поглядывая на тебя. Но ты больше не обращала на меня внимания. Потом были танцы, но ты так и не вспомнила о моём приглашении.

Слёзы обиды душили меня. Катя танцевала то с одним кавалером, то с другим, а я, не выдержав всей этой вакханалии, где, увы, был только зрителем, сбежал в комнату, заставленную вешалками с одеждой и уставленной коробками с подарками.

Спрятавшись за вешалкой, где висели шубы и пальто, я уселся на пол, поджав колени, и прислонился затылком к холодной стене. Закрыв глаза, я впервые грезил о том, о чём в нашем доме не принято было говорить при детях, то есть при мне. Но я уже знал, чем мои родители занимаются в спальне.

Хлопнула дверь, и я вжался в стену, услышав твой голос.

– Эдик, ну что ты делаешь? Вдруг кто-нибудь войдёт.

Ты не позволила мужу ничего крамольного, но я хватал воздух ртом, пока он жадно лапал тебя, сминая в руке твою грудь и пытаясь задрать подол. От одной мысли, что в эту ночь он будет лежать на тебе мне хотелось всё разнести в этой комнате. Самый лучший день в моей жизни в один миг превратился в худший.

Мне хотелось верить, что ты не любишь этого Эдика. И, чтобы тебя у него отнять, когда вырасту, я на следующий день записался в секцию кикбоксинга. Мать чуть не упала в обморок, когда узнала, а отец чуть не подавился сырыми перепелиными яйцами, которые заглатывал перед распевкой.

С тех пор моя жизнь словно разделилась на две части. Как ты правильно подметила, во мне много противоречий. Это всё из детства. Оно прошло, а противоречий стало только больше.

Мой контракт закончился, и я вернулся домой. Мои родители переехали в Италию, поэтому Катя предложила мне остановиться первое время у неё. Я согласился, потому что после двух лет на передовой, мне казалось странным долго находиться в тишине. Вообще, всё в этой жизни теперь казалось странным, ненастоящим.

У меня были другие женщины, но сейчас они казались мне пустышками. Вчера Катя вернулась домой сильно подшофе и вывалила про тебя ворох новостей. Главной для меня стала, что год назад ты развелась. Я вполуха слушал, какой твой муж козёл, и что, в принципе, все мужики козлы. Тут Катя погладила меня по плечу и сказала.

– Все козлы. Кроме тебя, конечно. Вот такого бы мужа Любане. С таким как ты, Богдаш, любая баба будет как за каменной стеной.

Я выведал у тётки планы и с утра примчался на вокзал, зная лишь примерное время твоего отбытия и точку назначения. Приехал налегке. Сейчас с деньгами можно что угодно. Прикидывал, что сниму дом или комнату в твоей деревне, а всё необходимое решил купить по дороге. Самым необходимым показались презервативы. Я накупил их в вокзальной аптеке и сам себя устыдился.

Изначальный мой план был не подходить к тебе, а наблюдать издалека. Тогда как бы я и не вызвал никаких подозрений, нарисовавшись в твоей деревне. Но увидел тебя, и тормоза отказали. Вот теперь думаю, как подвести тебя к такой случайности, что мне нужно выйти на той же станции, что и тебе. Ты на меня и так уже как на маньяка смотришь.

Глава 6

Люба

Жду с нетерпением ответ Богдана, но он, тяжело вздохнув, переводит взгляд на мелькающий за окном пейзаж. О чём он задумался? О том, с какой ненормальной бабой он зацепился языками? Ну спросила я его не бандит ли он, что в этом такого? Просто неудачно подобрала синоним к слову «маньяк».

Что он там говорил? Два года провёл на воздухе. На зека он точно не похож. Может геолог? Или эколог? Человек боролся за выживание дальневосточных черепах и так проникся идеей продолжения рода, что накупил презервативов и набросился на первую встречную женщину с кошкой?

С каких пор вообще кошка стала символом женского одиночества? И я тогда должна была бы тащить с собой как минимум трёх хвостатых. Богдан вообще не мог видеть, кто у меня в переноске. Да… Самое главное! Наличие презервативов не способствует продолжению рода. Очередное противоречие в моих измышлениях на счёт этого парня.

– Я не бандит, Люба, – Богдан снова переключает внимание на меня, и по моему телу бежит мелкая дрожь. Ловлю себя на том, что причина такого волнения его взгляд и голос. Богдан улавливает все эти мои вибрации на непонятном мне уровне. Улыбается. – Там, где надо было поставить плюс, ты поставила минус.

– В смысле?.. Постой, ты только с войны вернулся, что ли?

– Угадала.

– Слава Богу! – Мне даже легче стало дышать. Тогда понятно, зачем ему столько презервативов. Облизываю пересохшие губы, тут же сообразив, с кем он собирается их потратить. Но тут снова есть некоторая странность. Он стоял и выбирал из толпы? А, может, его девушка не пришла на вокзал… Но он сказал, что у него нет девушки. Надо выяснить, куда он всё-таки едет.

– Рад развеять твои сомнения. Надеюсь, я ответил на все твои вопросы.

– Ты так и не сказал, куда едешь.

– В Пупышево, а ты?

Ответ застревает у меня в горле, сиплю как при ангине.

– Я тоже.

– Тогда, считай тебе повезло. Помогу дотащить сумки.

Нет, сейчас, конечно, не ночь, но мне всё равно страшновато идти с ним через лес. Место там по типу «кричи-не-кричи». Ну почему я не завела собаку. Если бы сейчас у меня между ног сидел бойцовый пёс, я бы лишь улыбнулась.

– Не получится. Меня будут встречать.

– Военно-полевой оркестр? – усмехается Богдан, и снова в моей голове тревожный звоночек. Он так говорит, словно уверен в том, что встречать меня не будут.

Думай, Любушка, думай! А вдруг он не первый день следит за мной? Узнал откуда-то кто я, куда еду… Но это какой-то уж совсем хитрый план.

– Люб, а что мы всё обо мне, да обо мне, – переводит стрелки Богдан. – Я был с тобой откровенен. Расскажи и ты, хоть немного, о себе.

– Откровением твой рассказ можно назвать с натяжкой. Ты меня изрядно помучил. Давай теперь ты всё угадывай про меня.

– Ты красивая, независимая, свободная.

– То, что у меня нет кольца на пальце, ничего не значит, – тут же ловлю себя на мысли, что повторяю слова героини фильма «Москва слезам не верит». А Гоша-то там, о-го-го-го какой мужчина оказался.

Богдан игнорирует отпущенный мной комментарий.

– Ты долгое время была замужем, но тебя незаслуженно предали.

Затихаю, от услышанной правды, сказанной будто мимоходом случайным попутчиком. А может всё-таки не случайным? Пытаюсь вспомнить, не видела ли я его раньше. Хотя сейчас многое можно найти в интернете. Я, конечно, после развода не писала тупых статусов, но из моего профиля исчезли фотографии счастливой семейной жизни.

– Что тебе ещё известно обо мне? – холодно спрашиваю я. – Ты говорил, что не в твоих привычках врать, – пытаюсь вспомнить, как он доподлинно сказал. – Когда находишься в отношениях.

– А у нас с тобой отношения? – Богдан смотрит на меня из-под ресниц, чуть выгоревших на солнце. – Я рад, что ты не против.

– Не против чего? Подожди! Нет, я не то хотела сказать, – любое моё наступление Богдан обращает в бегство с поля боя. Ну, что за человек такой?

– Ты сегодня всё время оговариваешься. Твоё волнение понятно. Не переживай.

– Слушай, я, наверное, выйду на сто двенадцатом километре, Мне оттуда ближе до дачи, – пытаюсь пуститься в реальное бегство.

– А как же оркестр?

– Какой оркестр? Ах, да. Я позвоню, скажу, чтобы меня встретили там, – для достоверности достаю телефон и рассеянно смотрю на него. Ну и кому мне звонить?

Богдан наклоняется ко мне и шепчет.

– Маленькая врунишка!

Глава 7

Богдан

Люба прищуривается, и коварная улыбка расцветает на её милом лице.

– То есть я врунишка, а ты, значит, только правду говоришь?

– Да.

– А на какой ты линии живёшь в садоводстве, и как оно называется?

– Я разве сказал, что там живу?

Люба хмурит брови.

– Разве нет?

– Я сказал, что еду до Пупышево.

– А… И куда ты там пойдёшь?

– Для начала помогу понравившейся мне женщине добраться до дома и не надорвать пупок.

– А потом?

– Зависит от тебя.

Уф, вроде отбился. Наш разговор напоминает мне игру в подкидного дурака. Сейчас Люба хотела меня засыпать козырями, но я снова выкрутился.

Понятия не имею, куда пойду, если она не позволит мне остаться. Может, сниму жильё неподалёку от неё, а, может, смотаюсь в Волхов, куплю палатку, спальник и удочку. Наловлю рыбы и напрошусь к Любе в гости на уху. У-ху-ху… А есть ли там вообще озеро?

Катя обронила в разговоре, что это какое-то необъятное садоводство, где яблоку негде упасть.

Люба переваривает мой ответ, уставившись в окно. Какая же она роскошная женщина! Даже лучше, чем была. Всё при ней. И, главное, к очаровательной внешности прилагается отменное чувство юмора. Мне так с Любой легко, словно мы знакомы сто лет.

Скрипучий голос в динамике объявляет следующую станцию – 112 километр.

– Там выйдем или доедем до Пупышева?

– Доедем… До Пупышева, – сдаётся Люба, кусая нижнюю губу.

Так некстати звонит Катя, и я быстро сбрасываю звонок. Пишу ей, что уехал на несколько дней к приятелю. Волнуется за меня, как за сына. Она постарше Любы лет на пять, своих детей не получилось, да и с мужем не задалось.