– Но как? Он испугается самой встречи.

– А мы не будем его пугать. Мы дадим ему надежду. Я свяжусь с одним фондом, моим старым должником, они занимаются как раз такими случаями. Ребята выйдут на Павла и предложат ему консультацию по легальному ввозу препарата. А консультантом, который «случайно» окажется свободен в это время, будете вы. Он придет за помощью для матери, а встретит вас. И будет вынужден выслушать.

Я молчала, осмысливая его план. Это было рискованно.

– Готовьтесь, Елена Викторовна. У вас будет один шанс. Один разговор. И вы должны быть готовы.

Глава 6

Два дня ожидания были пыткой, похожей на затишье перед боем. Я знала, что Закревский привел в движение свой механизм, но от меня ничего не зависело. Я ходила по бабушкиной квартире, как тигр в клетке, снова и снова прокручивая в голове предстоящий разговор.

Время тянулось вязко, как густой мед. Я раз за разом изучала факты из биографии Павла, репетировала фразы, пыталась предугадать его реакцию. Перед зеркалом в прихожей я отрабатывала выражение лица: сочувствующее, понимающее, но твердое. Я тренировала интонации, произнося одни и те же фразы с разными оттенками. Слишком мягко – он не поверит в серьезность угрозы. Слишком жестко – испугается и замкнется. Я должна была стать идеальным переговорщиком: эмпатичным, но твердым; понимающим, но непреклонным.

Воспоминания о Павле всплывали фрагментами. Тихий, аккуратный, и вдовесок весьмаа амбициозный молодой человек, который всегда приходил на работу раньше всех и уходил позже остальных. Он редко когда участвовал в корпоративах, чаще вежливо отказывался под предлогом семейных дел. Теперь я понимала: он спешил к больной матери. Марк это знал. Конечно, знал. Он изучал своих людей, как шахматист изучает фигуры на доске, выискивая слабые места.

Я вспомнила тот день, когда Павел принес мне исправленную смету. Его руки дрожали, когда он протягивал папку. Тогда я списала это на волнение молодого специалиста перед начальством. А это, как показало время, был страх человека, впервые переступившего черту. Как же я была слепа!

Любая ошибка, любая неверная нота в моём голосе могла спугнуть его, и второго шанса у нас не будет. Я изучила все материалы о фонде «Содействие», которые нашла в интернете. Их специализация, подход к работе, типичные кейсы. Зачем? Сама не знаю, чтобы чуть отвлечься, вероятно.

Наконец, в среду днем, раздался звонок на мой новый, «призрачный» телефон. Голос Закревского был, как всегда, спокоен:

– Елена Викторовна, всё готово. Фонд «Содействие» связался с Вороновым. Предложили консультацию по вопросу его матери. Он вцепился в это предложение, как утопающий за соломинку. Встреча завтра, в одиннадцать ноль-ноль, в их офисе на Таганке. Консультанта зовут Елена Викторовна. Сказали, вы наш лучший специалист по сложным случаям.

– Он не испугался моего имени? – спросила я, чувствуя, как внутри все сжалось в тугой комок.

– Он даже ничего не заподозрил, фамилия не произносилась, а имён с такими отчествами вагон и маленькая тележка. Впрочем, сейчас он в таком состоянии, что готов закрыть глаза и уши на что угодно, лишь бы это давало надежду. Будьте готовы. И помните: вы не обвиняете, вы предлагаете спасательный круг.

И эта ночь стала бессонной: я многократно проигрывая в голове различные сценарии разговора. Что если он сразу узнает меня и убежит? Что если он уже предупрежден Марком? Что если я не найду нужных слов? К утру голова гудела от перенапряжения, но отступать некуда. Я не хотела провести долгих десять лет за решёткой.

Утром я долго стояла перед старым шкафом. Выбор был скуден, даже беден. В итоге я натянула простые черные брюки, белую блузку и темный кашемировый джемпер. Образ получился строгим, но не угрожающим. Минимум макияжа. Никаких украшений, кроме тонкой золотой цепочки – подарка родителей на восемнадцатилетие. Я должна была выглядеть как человек, которому можно доверять. Как тот, кто действительно помогает людям, а не разрушает их жизни.

Дорога до Таганки показалась бесконечной. В метро я боялась встретить знакомых, постоянно прятала лицо за поднятым воротником. Каждый взгляд попутчиков казался подозрительным. Параноя – побочный эффект подобной половинчатой жизни. Выйдя из подземки, я несколько минут просто стояла на площади, вдыхая холодный октябрьский воздух и собираясь с мыслями.

Офис фонда «Содействие» располагался в тихом переулке. Табличка у входа была скромной, без излишней помпезности. Небольшое, уютное помещение с фотографиями улыбающихся детей на стенах. Я поняла, почему Закревский выбрал именно это место – оно внушало доверие своей искренностью. Здесь не было дорогого ремонта и мраморных полов, но было что-то настоящее. Что-то, чего не хватало в нашем с Марком мире полированных поверхностей и фальшивых улыбок.

Администратор, девушка лет двадцати пяти, встретила меня дружелюбно. Она явно была в курсе ситуации.

– Елена Викторовна? Проходите, пожалуйста. Господин Воронов еще не пришел, но вы можете устроиться в переговорной и подготовиться.

Меня провели в маленький кабинет. Стеклянный стол, три стула, кулер с водой. На стене висел календарь с фотографией осеннего леса. Обычная, ничем не примечательная комната, которая сегодня должна была стать ареной психологического поединка. Я налила себе воды из кулера, сделала несколько глотков. Руки почти не дрожали – хороший знак. Я села так, чтобы быть лицом к двери. Сердце стучало где-то в горле. Это был мой первый выход из тени. Первое столкновение с миром, который меня предал.

Взглянула на часы: десять пятьдесят восемь. Павел должен был появиться с минуты на минуту. Я закрыла глаза и в последний раз мысленно прогнала весь план предстоящей беседы.

Ровно в одиннадцать дверь открылась, и вошел Павел. Он был один. В руках он держал тонкую папку с документами, видимо, медицинские справки матери. Его лицо выглядело осунувшимся, под глазами залегли темные круги. Человек на пределе.

Увидев меня, мужчина застыл на пороге.

Секунда растянулась в вечность. Его лицо в один миг прошло все стадии: недоумение, узнавание, панический ужас. Кровь отхлынула от его щек, оставив мертвенную бледность. Папка выскользнула из онемевших пальцев и упала на пол, раскрывшись веером белых листов. Он развернулся, чтобы бежать.

– Павел, не уходите. Пожалуйста, – мой голос прозвучал на удивление ровно и спокойно. Я сама не ожидала от себя такого самообладания. – Я здесь не для того, чтобы вам угрожать. Я здесь, потому что нам обоим нужна помощь.

Он замер, вцепившись в дверную ручку. Его спина была напряжена, как струна.

– Я… я не понимаю… Мне сказали, будет специалист из фонда… – пролепетал он, не оборачиваясь.

– Я и есть специалист. Только не по лекарствам. По ситуациям, когда хороших людей заставляют делать плохие вещи, – сказала я мягко. – Я просто хочу поговорить с вами. Не как обвиняемая с соучастником. А как один человек, которого использовали, с другим. Присядьте. Пять минут. Ради вашей мамы.

Последняя фраза сработала. Он медленно обернулся. В его глазах был страх, но и отчаяние. И еще что-то другое, возможно, облегчение. Облегчение человека, который слишком долго нес груз непосильной ответственности. Он прошел к столу, по пути собрав разбросанные листы. Движения были нервными, суетливыми. Сел на самый краешек стула, готовый в любую секунду сорваться с места. Папку прижал к груди, словно щит.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – его голос дрожал. – Я ничего не делал. Я просто бухгалтер.

– Паша, – я сознательно использовала уменьшительное имя, стараясь создать атмосферу доверия, – я не следователь. Я не буду задавать вам вопросы о вашей работе. Я хочу поговорить об Антонине Игоревне.

Услышав имя матери, он вздрогнул, словно от удара.

– Я знаю про ее болезнь. Знаю про БАС. И знаю про экспериментальный препарат, который вы ищете. Знаю, сколько он стоит.

Его оборона рухнула. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, полными слез, которые он отчаянно пытался сдержать.

– Откуда? – выдохнул он.

– Это уже неважно. Важно то, что Марк тоже это знает. Он ведь предложил вам решение, не так ли? Деньги на лекарства. Много денег. А взамен всего лишь несколько «незначительных» услуг. Провести пару платежей через подставную фирму. Поставить подпись на акте, который вы не проверяли. Так ведь?

Он молчал, судорожно сжимая свою папку. Но по его лицу я видела, что попала в точку.

– Он сказал, что это временно, – вдруг тихо проговорил Павел. – Что компания проходит сложный период, и нужно… оптимизировать налоги. Что все крупные фирмы так делают. А деньги для мамы – это просто аванс под будущую премию.

– И вы поверили.

– А что мне оставалось?! – он резко поднял голову, и в его голосе прорвалось отчаяние. – Врачи дали ей полгода! Полгода, понимаете?! А этот препарат… он не лечит, но он дает время. Еще год, может, полтора. А я думал, что за это время найдется что-то еще, какое-то новое лечение…

Слезы потекли по его щекам. Он не вытирал их, сидел и просто тихо, безнадежно плакал.

– Паша, посмотрите на меня, – я наклонилась чуть вперед. – Я сидела в камере. Мне грозит десять лет тюрьмы за документы, которые я подписала, доверившись супругу. Как вы думаете, что он сделает с вами, когда вы станете ему не нужны? Когда вы станете опасным свидетелем? Он уничтожит вас, не моргнув глазом. Он не оставит никого, кто знает его секреты. Он купил вашу лояльность за здоровье вашей матери. Но это временная сделка. Ваша матушка останется без вас. Одна. Лекарства закончатся, а вы останетесь соучастником в тяжком преступлении.

Я сделала паузу, давая ему осознать смысл сказанных мной слов.

– Вы думаете, он остановится на достигнутом? – продолжила я. – Павел, вы стали его инструментом. А когда инструмент становится опасным, от него избавляются. Сколько еще подписей он у вас попросит? Сколько еще «временных» операций? А что будет, когда следствие доберется до мелочей? Вы думаете, он станет вас покрывать?

– Я не предлагаю вам в открытую выступить против Марка, – я выдержала паузу, позволяя ему переварить услышанное. – Я предлагаю вам спасти себя. У вас есть выбор. Первый путь – оставаться с ним. Получать деньги, пока вы ему нужны, и каждый день ждать, когда за вами придут. А за вами придут, Паша, поверьте мне. Второй – помочь мне. Помочь следствию установить истину.

– Они посадят меня! – сорванным шепотом выдохнул собеседник.

– Нет, – твердо сказала я. – Если вы пойдете на сделку со следствием и станете ключевым свидетелем, вам гарантируют иммунитет. И мы поможем вам. Лев Борисович – один из лучших адвокатов в Москве по таким делам. Также я займусь вопросом легального ввоза лекарства для вашей мамы. Не за вашу подпись, а просто так. Потому что это правильно.

Я видела, как в его голове идет отчаянная борьба. Страх перед Марком боролся со страхом за свое будущее и с надеждой спасти мать. А ещё он отчаянно боялся, что она останется совсем одна, если его всё же посадят.

– Я… я не могу, – прошептал он. – Он убьет меня.

– А он уже вас не убивает? Медленно, каждый день? – спросила я. – Павел, посмотрите на себя. Когда вы в последний раз спокойно спали? Когда в последний раз смотрели в зеркало без отвращения? Вы же умираете изнутри. И ваша мама это видит. Материнское сердце чувствует, когда с ребенком что-то не так.

Он закрыл лицо руками.

– Она спрашивает, откуда деньги на лекарства, – глухо проговорил он. – Я говорю, что взял кредит. А она не верит. Она же не дура. Она понимает, что на мою зарплату такой кредит не дают.

– И что вы ей скажете, когда придут с обыском? Когда ее сына уведут в наручниках? – я понимала, что бью больно, но другого пути не было. – Я не прошу ответа прямо сейчас.

Я достала из сумки маленький кнопочный телефон. Такой же, как у меня.