– Девочка моя, – вдруг тихо и торжественно сказала Ираида Львовна взволнованным и каким-то незнакомым голосом, – скажи мне правду… – она запнулась на секунду, но потом решительно продолжила: – Ты правда видишь ангелов и демонов, что стоят за спиной каждого человека и нашептывают ему советы и искушения?

Холли вздрогнула. Такого вопроса от Ираиды Львовны она не ожидала. А взгляд Ираиды Львовны, наблюдавший за ней с совершенно необычным выражением – пристально и жадно, – вспыхнул торжеством.

– Я знала! – тихо воскликнула она, поймала руку Холли своими горячими ладонями и порывисто сжала. Холли испуганно отпрянула.

– Не бойся, – зашептала учительница, – не бойся, дитя! Я никому не скажу! И я пойму, если ты мне расскажешь. Ты ведь видишь?

Холли испугалась. Такого восторженного лица она раньше у Ираиды Львовны не видела. Даже когда та играла свою любимую музыку на пианино, которым восхищалась. И Светлый сейчас немного отступил, а Темный, наоборот, подошел ближе – и положил ладонь на плечо Ираиды Львовны, отчего та, кажется, напряглась и выпрямила спину. «Что он сделает, если я сейчас расскажу про него?» – сглотнув, подумала Холли. С другой стороны, хоть кто-то не считал это все выдумками.

Ираида Львовна смотрела на нее с ожиданием, нетерпением и надеждой. Наверное, нужно было сказать ей, что ничего такого Холли не видит. Что просто она иногда придумывает… разное. Чтобы поиграть.

– Я… ну… – растерянно забормотала Холли. – Иногда…

Глаза Ираиды Львовны вспыхнули, она закивала.

– Конечно, – быстро сказала она, – я понимаю. Иногда. Невозможно видеть такое всегда.

Еще как можно, хмуро подумала Холли, соображая, как бы прекратить этот странный и страшноватый разговор, из-за которого Ираида Львовна стала сама на себя не похожа.

– А сейчас? – Учительница понизила голос. – Сейчас ты видишь?

– Ну…

– Кого ты сейчас видишь, девочка? Скажи, милая, мне очень надо знать! – почти умоляюще попросила Ираида Львовна.

– Светлый… как бы человек… светлый, потому что светится… – пробормотала Холли. – Он как бы стоит за вашим правым плечом… А Темный – слева, – неохотно добавила она.

– Я знала! – воскликнула учительница, и на ее глазах блеснули слезы. – Я знала, что так и есть!

– Откуда вы знали?

– Слева, дитя, дьявол, который нашептывает искушения, но нельзя их слушать и поддаваться им, потому что приведут они в бездну. А справа – ангел-хранитель, он подсказывает и поддерживает, если тебе случится оступиться…

– А откуда вы знали, что я их вижу? – перебила Холли.

Ираида Львовна, кажется, слегка смутилась.

– Твоя мама, – сказала она, – считает, что это я забиваю тебе голову, хм, религиозной ерундой, как она выразилась. Но я ничего такого тебе не говорила. И я подумала… Я заметила, что ты иногда странно смотришь на меня. Будто бы за мою спину, как будто видишь там что-то. Или кого-то. И я поняла, что ты видишь. Это редкий дар, дитя. Тебе бы поговорить со священником, но боюсь, что твоя мама…

Договорить она не успела, потому что мама будто почувствовала, что речь зашла про нее.

– Кажется, время урока вышло? – поинтересовалась она, открывая дверь и оглядывая учительницу и ученицу подозрительными взглядами.

– Разумеется, – Ираида Львовна поднялась, – я уже ухожу. Ты запомнила, что повторять, Оленька?

Холли поспешно закивала. Ей было интересно дальше послушать про ангелов и демонов, но, конечно, она понимала, что при маме таких разговоров вести не стоит.

Она вышла в прихожую проводить Ираиду Львовну.

И когда та уже ступила за порог, вдруг, сама от себя не ожидая, бросилась к ней, обняла с восклицанием:

– Спасибо! Приходите скорее, я так люблю вашу музыку!

И, когда растроганная Ираида Львовна нагнулась к ней погладить по голове, Холли шепнула:

– Когда вы играете, ваш Светлый подходит совсем близко. Ему нравится ваша музыка. Играйте ему почаще, хорошо?

И увидела, как радостно вспыхнули глаза Ираиды Львовны.

А повернувшись, похолодела – потому что мама пристально смотрела на них, поджав губы, и ее Черный стоял совсем рядом, наклонившись, будто что-то шептал ей на ухо, и в его тьме таяли, растворялись мамины золотистые волосы.

Больше Холли не видела Ираиду Львовну. Вместо нее стала приходить другая учительница – скучная и бесцветная, за ее спиной, конечно, тоже маячили Темный и Светлый, но они были так бледны и размыты, что нужно было вглядываться, чтобы их различить. И ни один из них не подходил близко, даже когда она играла. Должно быть, поэтому ее музыка никогда не получалась такой красивой и волшебной, как у Ираиды Львовны. От нее хотелось не плакать или смеяться – а зевать. Как и от ее уроков.

Позже Холли подслушала обрывки разговора родителей и поняла, что в исчезновении Ираиды Львовны была виновата мама – и, конечно, сама Холли, неосторожно проговорившаяся про Черного человека. Мама, правда, говорила еще что-то не очень понятное, про «болезненную привязанность», «нервические реакции», но, в основном – про ту самую «религиозную ерунду», которой Ираида Львовна якобы забивала ребенку, то есть Холли, голову.

Потом Холли попыталась переубедить папу и уговорить его вернуть Ираиду Львовну, но не преуспела. Во-первых, она не хотела признаваться папе в том, что подслушала их разговор. Во-вторых, про Темных и Светлых она теперь тоже опасалась говорить – потому что все эти неприятности как раз случились из-за них. А в-третьих, папа вообще редко оспаривал мамины решения. Оставалась еще надежда на бабушку, но ее визита нужно было еще ждать целых два месяца.

* * *

– Боюсь, Цветочек, от моей протекции станет только хуже, – заметила бабушка, выслушав взволнованный и сбивчивый рассказ Холли.

– Куда уж хуже, – буркнула слегка разочарованная Холли. Она-то надеялась, что бабушка может все, тем более такую ерунду, как вернуть Ираиду Львовну.

– Видишь ли, дорогая, – печально улыбнулась бабушка, – существует масса способов испортить человеку жизнь, и твоя мама в некотором роде специалист…

– Да, – взволнованно перебила ее Холли, – она сделала это специально! Потому что… потому что мне нравилась Ираида Львовна! Она забирает все, что я люблю! – у Холли сорвался голос. Она вспомнила любимый свитер, связанный бабушкой, который порвался при стирке и был выброшен мамой («Там были одни дырки, детка, ты сама виновата, таскала его везде, нет, зашить его невозможно, и в любом случае я его выбросила, не реви»), тряпочную собачку, тоже подарок бабушки («Такая грязь, ты затрепала эту дурацкую страшную куклу до безобразия, там уже было столько заразы, я куплю тебе новую, хватит хныкать»), папины ноты («Я просто убрала их подальше, ты помнешь, тебе еще рано, и ты все равно не понимаешь, что они ценные»).

– А если, – испуганно прошептала Холли, – если она заберет и тебя?

– Не беспокойся, Цветочек, – бабушка Берта усмехнулась, – уж это-то у нее точно не получится.

Холли успокоенно вздохнула – она привыкла верить бабушке, та еще ни разу ей не врала – и, обняв бабушку, крепко прижалась к ней. И счастливо улыбнулась, когда теплая рука погладила ее по спине. «Бабушка никогда меня не оставит, – подумала она, – а если что, я просто сбегу к ней жить насовсем». Эта мысль всегда успокаивала ее, когда становилось совсем паршиво и одиноко.

Конечно, временами и дома бывало не так уж и плохо – когда папа возвращался со своих гастролей. Тогда почему-то и мама становилась другой, менялся даже ее голос, становился мелодичным и нежным, и она заботливо спрашивала Холли по утрам, что та хочет на завтрак, и даже – что она хочет надеть на прогулку. И Черный человек редко подходил близко, как будто опасался папы.

Но когда папа уезжал, все менялось. Мама погружалась в свой телефон, в бесконечные разговоры – ее собеседников Холли отличала по тому, как менялось мамино лицо и голос – от небрежного, чуть снисходительного, до нежно-воркующего. Холли только мешала маме в этой ее телефонной жизни, а еще больше – когда маме нужно было куда-то уйти, видимо на встречу со своими телефонными собеседниками, как будто недостаточно было постоянных разговоров. «Ты уже взрослая девочка, Ольга, ничего не будет, если ты останешься одна на полчасика, верно? И не будешь никому об этом говорить. Это будет наш с тобой секрет, договорились?» Мама всегда дружелюбно улыбалась, когда это говорила, но Холли не обманывала ее улыбка, потому что обычно при этом Черный стоял рядом, обняв маму за плечи. Правда, сперва Холли соглашалась с радостью – наконец-то мама захотела с ней поиграть по-настоящему! Было очевидно, что другие игры – в куклы, в утят, в паровозики – маму не увлекали совершенно, и со временем Холли перестала ей надоедать с играми и книжками, научившись занимать себя самостоятельно. Лучше уж было дождаться папу, с которым играть было интересно, или бабушку. С ней было интересно просто так.

В общем, поначалу Холли думала, что это какая-то новая игра, придуманная мамой, и, если хорошо выполнять ее правила – тихонько посидеть дома, ничего не трогать и никому, даже папе, об этом не рассказывать, – мама будет довольна и захочет в ответ поиграть во что-нибудь действительно интересное. Или хотя бы поговорить. Или пойти не на скучную детскую площадку, а в какое-нибудь новое место. Но ничего не вышло. В благодарность мама приносила иногда какую-нибудь ерунду – шоколадку или новую игрушку. И говорила: «Какая ты умничка, Оленька. Не забудь, что не стоит рассказывать об этом папе, чтобы он не волновался». Как будто Холли была такой глупой, что не запомнила это с первого раза.

А еще Холли не понимала, почему бы маме не отправлять ее к бабушке – хотя бы на все время папиных гастролей. Но мама просто взбесилась, стоило заикнуться об этом. «Хватит того, что она забирает тебя на целое лето!» Насчет лета, впрочем, в свое время тоже было много споров, но в итоге все-таки победила бабушка, на сторону которой встал и папа. Свежий воздух, ягоды и фрукты – против таких аргументов даже мама не смогла ничего возразить.

– Важно другое, Цветочек, – задумчиво сказала бабушка, – и жаль, что я не поговорила с тобой об этом раньше. Я считала, что пока в этом нет необходимости. Дети часто придумывают… разное… воображаемых друзей, например. Обычно взрослые на это не обращают внимания… – она нахмурилась.

– Ты ведь не считаешь, что я выдумываю? – испуганно спросила Холли. – Ты ведь сама…

– Конечно же, нет, Цветочек, – Берта Аскольдовна улыбнулась. – Я знаю, что ты не выдумываешь.

– Ты тоже видишь! – воскликнула Холли. – Я знала!

– Тсс, дорогая, – бабушка тронула кончиком пальца ее губы. – Вот об этом я и хочу с тобой поговорить. Не нужно рассказывать про Истинное зрение… посторонним. Понимаешь?

– И папе? – уточнила Холли.

– И папе, – подумав, согласилась бабушка. Про маму она не сказала почему-то ни слова, даже не став разубеждать Холли, что мама – уж точно не «посторонняя». – Одним словом, – заключила бабушка, – лучше пока не рассказывай об этом никому, кроме меня.

– Хорошо, – немедленно пообещала Холли. Ей не терпелось наконец расспросить бабушку поподробнее об Истинном зрении и, конечно же, ангелах и дьяволах, про которых только упомянула Ираида Львовна. – Бабушка, а кто такие ангелы и дьяволы?

– Пфф, – фыркнула Берта Аскольдовна, – какие глупости! Нет никаких дьяволов.

– Но как же…

– Только те, которых человек создает сам.

– А ангелы? – дрогнувшим голосом спросила Холли. С дьяволами – это даже хорошо, если их на самом деле нет, хотя тогда непонятно, кто такой Черный. Но ангелов было жалко.

– С ангелами та же история, Цветочек, – улыбнулась бабушка немного сочувственно, потому что, наверное, поняла ее настроение. – Видишь ли, дорогая, люди иногда делают очень скверные вещи, но не любят признавать, что был это их собственный выбор. Поэтому они и выдумывают… всякое. Будто их кто-то заставил, не вовремя толкнул под руку – друзья, враги, плохие советчики, северный ветер, плохая погода. Ангелы, дьяволы. С последними особенно удобно, потому что никто их не видит и не может призвать к ответу.

– А ангелы?

– Что – ангелы?