Некоторые из них были старыми, корявыми, с одеревеневшими узловатыми стеблями, но усыпанные множеством бутонов. Некоторые – молодые и свежие, вчерашние черенки… Мария Ивановна узнала знакомые сорта – такие когда-то росли в саду ее собственной бабушки.

«Нина», – подумала она, ярко-красные лепестки. Некоторые бутоны уже начали раскрываться, являя миру глубокий, насыщенный цвет. Аромат, пряный и пьянящий, витал в воздухе, смешиваясь с запахом нагретой солнцем земли и свежей травы.

Бабушку Марии Ивановны тоже звали Нина. Налетел ветерок, и в мерном покачивании роз виделся теперь далекий привет от нее…

Кое-где асфальтовые обломки растрескались так сильно, что обнажилась земля, поросшая мягким мхом. Сыро… Мария Ивановна шла медленно, стараясь не наступить на пушистые подушки. В голове всплывали воспоминания о детстве, о бесконечно далеких беззаботных летних днях. Этот палисадник, несмотря на свою простоту и некоторую запущенность, казался ей настоящим раем, уголком умиротворения и красоты.

Наташа, увидев, что гостья залюбовалась цветами, подбежала и, сорвав ближайшую розу, сунула ей в руки.

– Вам! – произнесла торжественно. – Это ваши любимые цветы? Да?

Мария Ивановна приняла подарок, растроганная детской непосредственностью.

– Спасибо, милая, – улыбнулась она. – Очень приятно. У моей собственной бабушки такие были. Это же «Нина»?

– Она самая, – подтвердила Зинаида Андреевна.

Крыльцо оказалось большим, деревянным, с резными перилами, выкрашенными когда-то в голубой цвет, но теперь выцветшими и потрескавшимися от времени. Краска сходила с дерева, как чешуя рыбы. Дом линял, обновлялся, словно желая переродиться во что-то иное. Семь высоких ступеней вели на просторную веранду. Мария Ивановна, ступив на первую, почувствовала, как дерево под ногой слегка просело. Раздался скрип.

Дом заговорил.

– Ох! – воскликнула от неожиданности Мария Ивановна и пошатнулась.

Палку свою она оставила в палисаднике. Мила бы рассердилась на такое поведение – что за детское упрямство? Но отчего-то хотелось идти самой, своими ногами, и ощущать, как все получается.

– Он у меня сам себе сторож, – рассмеялась Зинаида Андреевна. – Всегда голос подаст, если гости пришли.

Над крыльцом нависал козырек, увитый виноградом. Листья, еще совсем молодые и нежные, трепетали на легком ветерке, отбрасывая причудливые тени на дверь. Витые щупы впивались в узоры резьбы. Висели там и тут завязавшиеся маленькие гроздочки.

– Неужели вызревает? – поразилась Мария Ивановна.

– Да, – кивнула хозяйка. – Это «Лидия». Она и в нашем суровом болотистом климате хороша.

Входная дверь, массивная, дубовая, с отполированной дожелта медной ручкой, преградила путь. Мария Ивановна представила, сколько раз за эту ручку брались людские руки, сколько гостей переступило порог этого дома.

Сколько радостей и печалей он видел.

В темных сенях пахло старыми вещами и засушенной мятой. Немного валерианой и донником. Еще чем-то… Висели под потолком в углу дубовые и березовые веники, связки сушеной рябины и грибов.

Лосиные рога.

– Это я нашла! – похвасталась Наташа. – Мы с бабулей в лесу гуляли. Я смотрю – рожищи лежат! И мы их взяли.

– Здорово, – искренне восхитилась Мария Ивановна.

Рога и вправду были потрясающие. Громадные лопатищи. Лось, что их носил, был, наверное, настоящим великаном.

– А знаете, что в центре леса есть? – Глаза Наташи сверкнули в предвкушении того, как удивлена будет гостья, услышав ответ.

– Что же? – заинтересовалась Мария Ивановна.

– Настоящее щучье озеро. Вы знаете, что такое щучье озеро? – Наташу так и распирало поделиться знаниями.

– Не совсем.

Мария Ивановна действительно точно не знала. Ну – «щучье». Щуки там, должно быть, водятся?

Угадала, да не совсем.

– Там щука живет громадная! Одна одинешенька. Потому что съела всех. Вот такая. – Наташа измеряла шагами сени от входной двери до той, что ведет в жилые комнаты. – Как динозавр! Купаться нельзя – проглотит!

– Правда? – искренне изумилась Мария Ивановна.

– Да! – Наташа даже на месте подпрыгнула. – Бабуль, расскажи!

– Ну, может, живет, а может, и не живет уже, – туманно ответила Зинаида Андреевна. – Да и озеро само… Давно уже никто не ходил к нему. Больше байки…

– Ты ж его видела, бабуль? – не унималась Наташа. – Озеро? Ходила мимо древнего каменного моста по тропинке?

– Когда оно было. И мост уже развалился, наверное, совсем… Тропинка заросла. – Зинаида Андреевна перевела тему, распахивая внутреннюю дверь. – На кухню проходите. Да не разувайтесь. Я еще не подметала, – велела она, взмахом руки указав на огромную метлу, припрятанную в нише за вешалкой со старыми мутоновыми шубами.

– Нет, ну как же… – Мария Ивановна все равно стянула мягкие спортивные тапочки, изрядно запылившиеся по пути.

Наташа на ходу сбросила резиновые шлепанцы и нырнула под стол. После недолгой возни она вытянула оттуда толстую черную кошку и, прижав ее к себе, объявила:

– Это наша Муха. Хотите подержать? Она не царапучая.

– Наташа, отпусти ее, – строго велела Зинаида Андреевна, но правнучка не послушалась, продолжая совать кошку гостье.

Пришлось взять.

И погладить по голове. Понимая, что кошке подобное обращение не очень-то приятно, Мария Ивановна опустила бедное животное на пол.

– Иди на свободу, – сказала она, на что получила в ответ весьма отчетливое:

–Благодар-ряу!

Показалось, наверное. Но так похоже на человеческую речь прозвучало!

– Проходите, не стесняйтесь, – поторопила тем временем Зинаида Андреевна. – Вот сюда, на диванчик.

Кухня оказалась просторной, пропахшей дымком из печи.

Посреди нее стоял огромный, видавший виды круглый стол, покрытый цветастой клеенкой с изображением спелых яблок. Вокруг стола теснились разномастные стулья и табуретки, а вдоль стены примостился старенький диван, обитый потертым бархатом. На окнах висели связанные крючком занавески, сквозь кружево которых пробивались лучи полуденного солнца и расцвечивали пылинки, пляшущие в теплом воздухе.

Зинаида Андреевна захлопотала возле желтого, чем-то похожего на сказочный замок, серванта. Вскоре на столе появился электрический самовар, вазочка с баранками и блюдце с медом. Наташа постелила перед гостьей не слишком умело связанную салфетку.

– Это я сделала, – похвасталась она. – Меня бабуля учит!

– Какая красота, – без тени лести похвалила работу девочки Мария Ивановна.

Наташина поделка была создана с любовью и старанием, и именно в этой непосредственной детской простоте виделась особая прелесть.

– Чай с душицей. Сама собирала… – В пузатую низкую чашечку, оранжевую в золоте тонкого обода, полилась из чайника темная струя заварки.

Пыхнул паром самовар и выдал порцию туманного кипятка.

Мария Ивановна сделала глоток. Чай был крепким и терпким, с легким медовым послевкусием.

– Замечательный чай! Давно такого не пила, – искренне восхитилась она.

– В нем особое волшебство, – загадочно подтвердила Зинаида Андреевна.

– Да! – обрадовалась Наташа. – Волшебства у нас много.

– Вот только людей мало, – перевела тему Зинаида Андреевна. – Места у нас тут не курортные. Болота, чащи непроходимые, дороги плохие. Река далековато, и все берега у нее заросшие и заболоченные – не подойти. Асфальта так и не проложили к нам толкового и газа не провели, а грунтовку весной так размывает, что и трактор застрять может, не то что легковушка. Автобус отменили – до станции железнодорожной километров пять.

«Километров», с протяжным ударением на «о».

Бабушка Марии Ивановны тоже так это слово произносила. Рассказывала, как в школу в свое время детьми из деревни ходили «за пятнадцать километров», туда-обратно. А в лесу кабаны – страшно. Может, и медведь даже. В деревне-то после сорок пятого собак не осталось. Никаких животных… Добыли пару коров потом, да кобелька. Маленького – и его волки унесли…

Жуть…

– Да уж, – согласилась Мария Ивановна, вспоминая свое утреннее приключение в поле.

– Зимует домов пять, – продолжила Зинаида Андреевна. – Мало нас, коренных, осталось. Сезонники вон тоже разбежались. Много заброшенных дач теперь. Борщевик растет… – Она тяжко вздохнула. – Вы купили у Мальцевых?

– Да.

– Они родственники дальние. Ее… – донеслось задумчиво. – Мальцевы… Хорошие они люди, но, как это говорится, городские до мозга костей. Им другая жизнь милее. Тут пытались – и огород, и хозяйство… Но не их это все – уехали. Тут у нас ведь как? Надо душой к земле прикипеть. Землю любить, лес понимать. Не бояться… – Лукавый взгляд прошил вдруг Марию Ивановну насквозь. – Вот вы вот не боитесь?

– Нет.

Вспомнились огромная лиса и переносящаяся в пространстве машина. Страх, что рождался по пути к Ведьминым горкам, растворился окончательно.

– Вот и славно. Приживетесь, значит, у нас. Вам рассады дать?

ГЛАВА 2. Дача на краю

– А у вас какая? – спросила Мария Ивановна заинтересованно.

О последних достижениях в деле выращивания огородных культур она знала лишь в теории – из интернет-роликов. А в далеком детстве, когда были бабушка и деревня, там ведь как? Огурцы – «просто огурцы». Помидоры – «просто помидоры – соседка дала».

Что выросло – то выросло. Но всегда хорошее, вкусное.

– Томаты, перчики, капусточка всякая разная, – с гордостью перечислила Зинаида Андреевна. – Синенькие есть. Кабачки с патиссонами. Тыква.

– Ох, – осталось только руками развести. – Мне б на дачу свою новую вначале взглянуть. А уж потом… Пойду я, что ли.

– Вам туда, – махнула на прощание Зинаида Андреевна. – Вверх по улице, к самому лесу, мимо колодца. Там увидите…

– Спасибо за чай и гостеприимство. Приятно было с вами пообщаться, – поблагодарила новую знакомую Мария Ивановна. – А за рассадой зайду обязательно, как только пойму, что там у меня с огородом делается.

– Ну, будем ждать, – донеслось ей в спину.

Спустившись с крыльца, Мария Ивановна с сомнением взглянула на оставленную палку и все же взяла ее. Старуха… Старуха и есть! Нечего молодиться. Если ногам не доверяешь, лучше так, с клюкой.

Бабушка Нина, помнится, свою называла «клюшкой». Смешно даже…

Вскинув на плечи рюкзак, она пошагала с перекрестка по дачной, «ромашкинской» улице, оставив позади длинную полосу «ведьминогорковских» изб.

Дачи жили своей бурной жизнью, пестрели новенькими оградами из разноцветного профлиста. Слева за высоким синим забором кто-то громко ругался, кажется, из-за неправильно подключенного насоса. Справа из-за сетки-рабицы тянулись к солнцу кусты черной смородины, усыпанные еще зелеными ягодами. Мальчишка лет десяти с чумазым лицом и ссадиной на коленке деловито поливал их из лейки. Завидев Марию Ивановну, он смущенно кивнул и спрятался за куст.

Дальше улица сужалась, заборы становились ниже, а дачи – скромнее. Вот покосившийся домик с выцветшей краской, увитый хмелем. На крыльце под навесом дремлет рыжий кот. А вот – аккуратный газон, на котором стоят облупившиеся от времени садовые гномики и пластиковые аисты из масс-маркета.

Чем дальше Мария Ивановна уходила от перекрестка, тем ухабистее становилась дорога, а дачи заброшенее. Некоторые участки заросли бурьяном в человеческий рост, и сквозь него едва проглядывали покосившиеся домики.

«Неужели и моя такая же?» – с тревогой подумала Мария Ивановна.

Глянул из кустов бузины колодец. Блеснул на солнце гладкий бок эмалированного белого ведра, прикованного к рыжей от сырости цепи.

Под ноги густо потек мох.

Мария Ивановна прошла по уложенным в низинке с вечной грязью доскам-мосткам на противоположную сторону небольшого овражка, что пересекал путь.

Вот и дача ее новая…

Точнее, то, что от нее осталось.