Это было упущением. И Дамиан стал копаться в этом ещё глубже, докопавшись в два счёта до понятия собственность… У древних религиозных организаций существовала принципиальная разница между хоть насколько-то официально признанной церковью и сектой – у церкви было своё собственное неотъемлемое имущество, зачастую международного масштаба, в то время как у секты всё имелось лишь в подпольном варианте. И сама концепция упиралась в признание церкви государством. То, что сейчас существовало на Аполло-24 Дамиан не сильно-то считал государством, но все его признаки на самом-то деле у него имелись: иерархическое подчинение, силовой аппарат, административные органы и социальное обеспечение. Можно было или заменить это "государство" собой или заставить его признать себя. И тут Дамиан решил поосторожничать. Всё же те властные структуры в лице Совета Старейшин, которые существовали к этому времени, хоть и были ему отвратительны, но они выполняли целый ряд важнейших функций, тех самых, которые останутся в любом случае. И заменять их собой Дамиану не очень хотелось… Поэтому второй вариант – лишь получить признание власти, в таком ключе подходил куда больше. Со временем можно будет и подмять под себя государственные структуры, создав теократическое государство, где он просто займёт самую верхушку, не трогая всё остальное. Его ближайшие соратники получат привилегированное положение, а в замен составят костяк его личной службы безопасности. Отсюда созрел великолепный план договориться о новых изменениях с самым влиятельным из всех старейшин – Пейтоном Кроссом.

От своих приспешников Дамиан узнал о том, что Пейтон пару месяцев назад, получил что-то вроде микро-инфаркта, который не помешал ему публично ввести понятие "государственной измены", после чего жестоко казнили одного бедолагу-рабочего с сомнительной репутацией. На следующий день с собой покончил Билл Стерлинг (каким образом, до сих пор оставалось загадкой), а должность шефа безопасности занял Чарли Хеддок. Последнее насторожило его настолько, что он отдал распоряжение своим людям прозондировать этот вопрос. Ему даже нравилось каждый раз упоминать об Ак’Ане, чью волю необходимо узнать, получив эту информацию. "Где-то в этом кроется воля Ак’Ана… Не позволительно пропускать такое из виду" – приговаривал он при этом. И "злые уши", как Дамиан стал называть своих информаторов, сообщили о том, что Хеддок похоже имеет куда более масштабное влияние на станции, чем это представляется публично.

Как ни странно, но подобное его не удивило. Он не сильно верил в Совет Старейшин, и в то, что они на самом деле так уж на что-то влияют, при том, сколько они при этом говорят – по себе было судить весьма легко, и в чём-то даже приятно.

Выходило, что Хеддок весьма важная фигура, причём похоже что такая, какой Дамиан хотел сам когда-то стать. Ему сразу стали вспоминаться лекции Хеддока, его речи об истории, о том, что правильно и что нет. Как бывало раньше, и к чему это приводило. Все всегда слушали с большим интересом, и ещё все кругом шептались, что мы никакой не на Земле на самом деле, скрывая это от него… Это было несколько удивительно, но ведь это работало, потому как все продолжали его слушать. Это более чем устраивало Дамиана. За одним лишь исключением – так должны слушать только его самого… Но нельзя лезть на рожон. Нельзя недооценивать их, особенно в условиях, что никуда не сбежишь.

В тот вечер, когда он хотел поговорить с Пейтоном, один из его людей, тех, что был охранником в секторе Чикаго, сделал всё для того, чтобы Дамиан получил возможность позвонить из пустой комнаты службы безопасности прямиком в апартаменты старейшины. Дамиана немного трясло перед тем, как это делать, и он даже не был уверен, что сможет говорить хоть сколь-нибудь связно, но в итоге получилось весьма эффектно. Он подбирал настолько красиво звучащие фразы, так подгонял свою манеру речи, что моментально стал получать от этого удовольствие – такой большой и знаменитый Пейтон Кросс слушал его предложение о встрече с лёгкими намёками на разделение властей, что невольно окрыляло.

А затем по камерам он заметил девушку, подошедшую к аппартаментам старейшины, и это спутало все его планы. В первый раз за несколько последних месяцев он понял, что не обладает той информацией, которая нужна для того, чтобы принимать решения. И дело было не в том, что кто-то появился не вовремя. Дело было в ней. Он видел эту девушку первый раз жизни, и хоть это было через камеры, он осознал, как его тянет к ней. Такие формы, такая грация. Лицо было словно с тех картинок, что он видел на ряде постеров из модных изданий. Она была самим совершенством.

Дамиана это поразило до глубины души, ведь никогда ещё в своей жизни он не испытывал чувств к женщине. Он всегда считал, что это что-то лишнее. Что-то, что мешает думать, действовать, быть сильнее. Все эти чувства он полагал лишь весомыми инструментами в манипулировании другими людьми. Только так, и никак иначе. И ему и в голову не могло прийти, что это нечто может произойти с ним самим. И самое главное – тот поворот, который произошёл внутри него самого. Раньше он полагал, что если ему кто-то понадобится, то он сможет просто "промыть мозги" и завладеть инициативой путём простой чехарды словами, фактами, предположениями. Женщина не сможет отказаться от него, потому что из всех предложенный вариантов просто не будет такого, который бы обошёлся без него. У Дамиана не было сомнений, что если наступит момент, то он легко сможет разыграть эту партию. Но сейчас он осознал, что одного её согласия ему будет мало. Ему принципиально хотелось, чтобы это согласие было добровольным, а не надуманным. Он хотел обладать ею, понимая, что она сама этого хочет. Что всё её нутро желает этого само. Что в этом нет и толики лжи, честолюбия или притворства. Что это всё есть истинное положение вещей. Ему хотелось, что это было действительно настоящим. Потому он передумал тогда идти к Пейтону. Не знал, что стал бы говорить ей. Не знал, как она оценит его, впервые увидев. Не знал, понравится ли ей всё то, что произойдёт.

Не должно быть вторых попыток или шагов назад. Всё должно идти как по маслу. Всё должно идти к цели и закончится лаконичным обладанием этой девой, которая по праву займёт своё место рядом с ним.

Очень скоро "злые уши" узнали для него, что девушку зовут Делейни, и что она бывшая самого Пейтона Кросса. Вокруг ещё витала непонятная история с подробностями расставания, но самое главное, что следовало из всего, так это то, что текущего бойфренда у неё не было. По крайней мере, в том явном виде, как это было в случае со старейшиной. Так зачем она тогда приходила к Пейтону? Попрощаться? Сказать что-то напоследок? Или пытаться вернуть всё назад? Дамиану было больно думать об этих вопросах. Он даже заметил, что это намного болезненнее, чем отсутствие того самого внимания окружающих, без которого он не мог представить свою жизнь.

И тут у придуманного им бога Ак’Ана стало взращиваться новое качество – ревность. Очень быстро Ак’Ан в транслируемых Дамианом словах стал пристально относиться к вопросам внимания своих "подопечных" к другим верованиям, особенно к тем, кто продолжал верить в науку. И если раньше "верящие" в науку были лишь временно заблуждающимися, то теперь они становились вредителями и осквернителями истинной веры.

Ак’Ан уважает только тех, кто верит только в него, и ни в кого больше. Ак’Ану нет ни равных, ни альтернативы. Он единственный. Он неповторимый. Он сама преданность, проистекающая с самого основания нашего мироздания.

Дамиан стал повторять эти слова ещё чаще, чем те, что говорили о его силе или великом умысле. Ак’Ан становился всё более человечным, и от того куда более близким для тех, кто в него верил. Дамиан стал понимать, что обращение к нему "брат" уже не отвечало истинному положению вещей. Те новообращённые, которых спустя несколько месяцев проповедей стало насчитываться под двести человек, должны были чувствовать не только внутренне, но и выражать это внешне при общении с ним. Теперь к нему следовало обращаться "преподобный брат", и такое обращение было только у него.

Чарли

Бывали дни, когда всё казалось, что идёт чередом. Такими бывали и недели, и месяцы, и даже годы. Но последнее время было не просто идущим в правильной последовательности, оно выглядело как какое-то совершенство. Всё шло у дате, когда они с Пейтоном согласовали обнародование выборной системы для нового официального правителя Аполло-24, в котором главным кандидатом должен был стать сам Чарли Хеддок, а его вице-президентом – Пейтон Кросс.

Все подготовительные работы, системное информирование о том, что необходимы рациональные изменения, о том, что нельзя стоять на месте и надо идти в ногу со временем. Вся та масса разного рода слов и выражений, который по своей сути просто требуют изменений. Всё это шло настолько слаженно и успешно, что у Чарли начало создаваться подозрительное ощущение, что он что-то упускает из виду.

Все признаки говорили ему о том, что ситуация движется в правильном направлении. Но чувства предвещали беду. Причём такую, какой не было раньше… Такие ощущения ни с чем нельзя спутать. Ты словно пронизан какой-то новой материей, которая не даёт тебе покоя, которая заставляет тебя чувствовать себя уязвимым и беспомощным перед какой-то новой угрозой, источник которой ты даже не можешь себе представить. Сейчас Чарли был у себя в апартаментах. Он стоял голым перед окном и разглядывал панораму окружающей во многой серой действительности, простирающейся на многие километры вперёд. В его кровати лежала Сиерра, тихо посапывая после приятно проведённого времени в совместном сексе.

С недавних пор Чарли стал сравнивать её и Делейни, с которой он спал несколько раз, чтобы зачать ребёнка. Он много раз думал, можно ли было сделать это по-другому, и каждый раз не хотел сам себе отвечать на этот вопрос. Первый раз ему всё же очень хотелось попробовать, какая Делейни может быть в постели – уж слишком она была привлекательна… Он попробовал. И посчитал, что делает что-то не так. Что это не его путь, к которому стоит стремиться… Потом он спал с Делейни ещё несколько раз, пока не получил точное подтверждение её беременности. Ему хотелось оправдывать себя. Что другого варианта не было. Что ему нужен наследник. Что, то был и не секс вовсе, а лишь зачатие ребёнка. Он много всего говорил себе, но всё равно чувствовал себя паршиво. Особенно паршиво, понимая, что так сильно любит именно Сиерру. Нет, в Делейни было всё так. Она была не только красива, но и умна. Умела видеть разные черты в людях. Умела глядеть вперёд, понимая к чему приведут те или иные поступки. Но она не понимала самого Чарли… Он был для неё лишь большим успешным человеком, у которого есть свой вес на станции. Это лишь его роль, и не более того. А Сиерра видела мужчину со своими чертами характера, особенностями, недостатками. И принимала всё это таким, какое оно есть.

Чарли много раз говорил себе, что будь у Сиерры возможность забеременеть, и о Делейни речи бы и не шло. Много, очень много раз он это говорил. И всё равно продолжал считать это изменой. А знала ли она об этом? Догадывалась? Возможно… Но она ничего не говорила об этом. Даже не намекала. И из-за этого Чарли было ещё более паршиво… Упрекни она его в неверности, в том, что он поступил эгоистично, и некий груз свалился бы с его плеч. Но нет. Приходилось с этим жить.

Почему-то эти проблемы волновали его куда больше, чем предстоящие выборы. Может быть, по причине того, что в отличие от выборов, он совершенно не понимал, что делать. Ведь когда-то Делейни родит, и когда придётся признать ребёнка своим и заботится о нём, как о своём. Ведь для этого он всё это затеял. И что он тогда скажет об этом Сиерре? Что это было давно? Что такого была необходимость? Что по-другому было нельзя, потому что ему нужен наследник? Ему самому было понятно, что это всё лишь оправдания. И не более того. И самое меньшее, что он мог сделать, так это поговорить обо всём с Сиеррой заранее. Это было бы честно. Это было бы так, как поступают люди, которые уважают чувства друг друга, ценят друг друга.

Но он столько привык заниматься политикой. Рассчитывать влияние и возможности друг против друга. Смотреть на других, как на потенциальных противников, а иногда даже заговорщиков.

– Ты так и будешь там стоять? – спокойно сказал Сиерра.

Чарли обернулся и увидел, как она поднимается с кровати. Такая красивая, очаровательная и грациозная. С недавних пор он заметил ещё эту черту в её движениях – грацию. Она двигалась плавно и как-то изящно. На эти движения было приятно смотреть сами на себе. В какой-то момент он пытался понять, в чём причина этого, чем её движения отличаются от движений остальных, в частности то Делейни, но так и не понял это. Они были словно другими. Словно цветными, в то время, как всё остальное было чёрно-белым. И хотелось ей об этом как-то сказать, но он всё не знал, с чего начать.

– Да я задумался… – Чарли подошёл поближе к кровати и стал одевать свои брюки. – Знаешь, я ещё кое-что хотел спросить у тебя.

Сиерра ничего не ответила, но было видно, что она внимательно слушает.