Расстояние определялось с помощью калиброванных цепей и измерительных реек. Это предполагало наличие команд геодезистов, продирающихся сквозь джунгли, перебирающихся через болота, карабкающихся по ледникам. Для измерения углов с надлежащей точностью требовались тончайшие приборы – огромные латунные теодолиты, весившие до полутонны. Чтобы перемещать такую махину, привлекали до десяти носильщиков. Фактически это сложно сконструированные телескопы, которые могут поворачиваться вертикально и горизонтально, позволяя измерять все углы в плоскости. Теодолит устанавливали на круглой платформе, прикрученной к вершине десятиметровой опоры, которую вкапывали в землю и подпирали длинными стойками. Рядом устанавливали еще одну платформу с лесами и местом для наблюдателя, откуда он мог проводить измерения. Малейшее движение или смещение теодолита делало все расчеты бесполезными.

Более 40 лет сотрудники Индийской геодезической службы, сопровождаемые армиями рабочих, которые страдали и погибали десятками, перемещались с этими тончайшими инструментами по всему полуострову. Времени для работы всегда было отчаянно мало, ведь только с приходом муссона дымка над Индостаном рассеивается и появляется хорошая видимость. Страдая от тропических болезней, укрываясь от непогоды на заснеженных склонах гор или в безлюдных пустынях, исследователи скрупулезно записывали наблюдения. Ничто не могло заставить их свернуть с пути. Если требовалось установить точку триангуляции и правильно расположить теодолит, уничтожались целые деревни, священные холмы ровнялись с землей, сносились древние храмы.

К 1830-м годам Великая дуга, начавшаяся с юга Индии, достигла подножия Гималаев – гряды самых высоких и самых молодых гор на Земле, протянувшейся изгибом более чем на 2300 километров от Брахмапутры до Инда – расстояние, примерно равное дистанции от Лондона до Москвы. У Гималайского хребта геодезические группы повернули на восток и запад и пошли через предгорья и малярийные джунгли – тераи, где стали создавать новые точки отсчета. Исследователи возводили наблюдательные пункты из глинобитных кирпичей высотой все те же 10 метров, откуда всматривались в горные хребты. Над зноем и пылью индийской равнины, начиная от лесов Бирмы и далее на запад, вздымается свыше тысячи гор более 6 километров в высоту, – это едва ли доступно воображению.

Красота математической науки позволила рассчитать высоту этих вершин с огромных расстояний. В 1846 году группа исследователей под руководством Джона Армстронга обратила внимание на скопление пиков примерно в 225 километрах к западу от Канченджанги, которая в то время считалась высочайшей горой Земли. По сравнению с потрясающе красивым массивом Канченджанги, который доминирует в небе за Дарджилингом, эти далекие горы казались ничем не примечательными – просто белые выступы на горизонте. Армстронг обозначил самую высокую из них как Пик B. Несколько последующих сезонов она оставалась скрытой облаками и дымкой, и только в ноябре 1849 года другой сотрудник геодезической службы, Джеймс Николсон, смог провести серию наблюдений с шести различных станций, ближайшая из которых находилась примерно в 170 километрах от горы, известной к тому времени как Пик XV. Только в 1854 году в штаб-квартире Индийской службы в Дехрадуне и в Калькутте началась обработка полученных Николсоном данных.

Глава Геодезической службы Эндрю Во поручил эту задачу главному вычислителю – блестящему индийскому математику Радханату Сикдару. Учитывая расстояние до объекта и проблему атмосферной рефракции, задача была грандиозной. Сикдару потребовалось два года, чтобы определить, что высочайшая вершина в группе этих неизвестных пиков выше любой другой горы на планете – 8840 метров. Это был потрясающий вычислительный подвиг. Фактическая высота горы, измеренная сегодня с помощью спутниковых технологий, составляет 8849,4 метра. Но Гималаи поднимаются со скоростью примерно сантиметр в год. В 1850-х, когда Сикдар проводил свои расчеты, вершина была чуть ниже. Таким образом, используя карандаш, бумагу и математические премудрости, индиец ошибся всего примерно на 9 метров.

Последующее наименование горы вызвало споры. Британские исследователи по возможности старались давать таким объектам местные названия. Но в письме от 1 марта 1856 года, адресованном сэру Родерику Мёрчисону – президенту Королевского географического общества, Во предложил назвать гору в честь своего предшественника, сэра Джорджа Эвереста, руководившего исследованиями с 1829 года. Сам сэр Эверест принял предложение в штыки. Это выдающийся географ, в основном благодаря ему Великое тригонометрическое исследование оказалось столь успешным. Но Эверест был несчастным человеком, язвительным и раздражительным, имевшим мало друзей в Индии, отчасти из-за пренебрежительного отношения к религиозным памятникам, которые он считал храмами праздности, и к языческим суевериям, мешавшим работе. Фамилия правильно произносится «Иврист» с ударением на первом слоге, и есть некая ирония в том, что гору назвали, навсегда исказив слово. Хотя открытие высоты Пика XV стало достоянием общественности в 1858 году, Королевское географическое общество официально утвердило название только в 1865-м, за год до смерти Джорджа Эвереста.

Впрочем, спор о наименовании прошел почти незамеченным для британской элиты в Индии, недавно пережившей Восстание сипаев. Да и сама гора не вызвала тогда большого интереса. Пройдет почти 20 лет, прежде чем британец Уильям Вудман Грэм отправится в Гималаи исключительно с целью занятия альпинизмом, и еще 10 лет, прежде чем в 1893 году офицер 5-го гуркхского стрелкового полка Чарльз Брюс и молодой, но уже прославившийся своими путешествиями исследователь и политический агент^[17] Фрэнсис Янгхазбенд встретятся в Читрале, на афганской границе, на поле для игры в поло и впервые обсудят идею восхождения на Эверест^[18]. Сама гора, как писал Янгхазбенд, «необычайно отдаленная и малозаметная, скрытая за другими пиками». С индийской стороны – единственной площадки для наблюдения, так как Непал и Тибет были закрыты для иностранцев, – «вершина Эвереста виднеется среди могучего скопления других гор, которые ближе к наблюдателю и кажутся выше». Для британских властей Индии наибольший интерес вызывали территории за Эверестом. Тибет – таинственная страна, где великие реки зародились задолго до поднятия Гималаев, а непроходимые ущелья и труднодоступные долины стали убежищем для всего, что священно для буддистов, индуистов, джайнов и последователей религии бон.

* * *

Если карты можно назвать метафорой, с помощью которой британская власть в Индии обрела площадь, расстояния и границы, то фундамент, на котором держалась вся имперская авантюра, обеспечили знания и информация. Ботаник, археолог, торговец, геодезист и миссионер стали основными разведчиками империи. Антропология возникла вследствие необходимости изучить и понять народы и культуры, чтобы управлять людскими массами. «Если не рассматривать коммерческую и военную составляющие, – отмечал Керзон, – наш долг состоит в том, чтобы в равной степени заниматься раскопками и делать открытия, классифицировать, описывать, копировать, расшифровывать, а также беречь и сохранять».

Всего за десятилетие до того, как Керзон стал вице-королем, под контроль британцев перешли новые территории Индии, в 50 раз превышающие размеры старой доброй Англии. Британская империя, занимавшая четверть поверхности суши, была в шесть раз крупнее Римской империи в период ее расцвета и почти в сто раз больше, чем собственно Британские острова. Королева Виктория являлась повелительницей каждого четвертого жителя планеты, в общей сложности она правила землями с населением около 500 миллионов человек, а ее флот господствовал на море. На те регионы, куда руки британцев не дотягивались, они оказывали влияние вплоть до доминирования. Весь мир измерял время и долготу по Гринвичу, британские телеграфные и телефонные кабели опоясывали Землю. На английских почтовых марках изображался только профиль королевы, поскольку ни в какой иной национальной идентификации не было необходимости. «В империи, – писал Керзон, – мы нашли не только ключ к славе и богатству, но и призыв к долгу, и средство служения человечеству».

Индия называлась жемчужиной британской короны, павлином в золотой клетке, и для британцев было невыносимо, что самое ценное владение империи окружено малоизученными районами и горами. В начале XIX века предметом одержимости Лондона стали Афганистан и северо-западная граница империи, позднее стратегическую обеспокоенность начали вызывать независимые княжества и королевства на севере. В 1850-х Британия присоединила Ладакх к Кашмиру. Десятилетие спустя англичане аннексировали южные районы Сиккима, вмешались в гражданскую войну в Бутане и стали плести интриги в королевских дворцах Катманду. Однако основным поводом для беспокойства оставался Тибет.

«Границы – это лезвие бритвы, на котором стоит вопрос войны и мира и жизнь целых народов», – писал Керзон. Разочарование британцев обусловливалось тем, что обширные пространства Азии оставались белым пятном на карте, а распространить Великое тригонометрическое исследование на этот регион не представлялось возможным. Рубежи были слишком расплывчаты. Никто не знал, где заканчиваются Гималаи и начинается Гиндукуш. Горы Каракорума, Памира и Куньлуня были не исследованы, равно как и Тибетское нагорье. С 1750 по 1900 год лишь несколько человек с Запада достигли тибетской столицы Лхасы. В конце XIX века британцы все еще не открыли в Тибете дипломатическое представительство. Керзон, несмотря на свой статус, не мог наладить канал связи с тибетскими властями, хотя Лхаса находилась всего в 400 километрах от Дарджилинга, крупного британского торгового и сельскохозяйственного анклава на северо-востоке Индии, откуда чай попадал в каждую английскую деревню.

* * *

Тибет, ставший империей в VII веке, завоеванный монголами в XIII, затем, с 1642 года, находился под властью лидеров буддийской школы гелуг – далай-лам, которых тибетцы считают воплощениями Ченрезига, бодхисатвы сострадания^[19]. Первым политический контроль над Тибетом получил Далай-лама V, или, как его называют, Великий Пятый, который дал своему духовному учителю, настоятелю монастыря Шигацзе, почетный титул Панчен-лама, Великий ученый. В дальнейшем эти две великие духовные фигуры, дополняющие друг друга, стали столпами тибетского теократического государства.

В буддизме Махаяны бодхисатвой называют просветленного, отказавшегося уходить в нирвану, остающегося в этом мире ради спасения всех живых существ. Бодхисатва Сострадания на санскрите называется Авалокитешвара, что значит «сострадательный взгляд» или «владыка, смотрящий с высоты», по-тибетски – Ченрезиг.

В 1720 году маньчжурская империя Цин, в состав которой входил Китай, начала проявлять большой интерес к тибетской и монгольской политике и учредила посольство в Лхасе, где постоянно находилась титулованная, но политически довольно номинальная фигура – амбань. Британцы признавали и использовали в своих целях фикцию маньчжурского владычества в Тибете, даже когда Цины стали терять могущество. Власть маньчжуров в Китае была свергнута в результате Синхайской революции 1911–1912 годов. Но еще в 1876 году англичане подписали Чифускую конвенцию, которой признали контроль маньчжуров над Тибетом в обмен на признание Цинами права Великобритании на колонизацию Бирмы. Тибет не был участником этого соглашения^[20].