Однако что-то такое – это не по мне. Снимать виновного клиента с крючка всегда было для меня против правил. Моих собственных правил. Что делает меня либо худшим адвокатом защиты на свете, либо лучшим – в зависимости от того, с какой стороны посмотреть. Время от времени я и сам задаюсь подобным вопросом – хотя, что касается денежной стороны дела, то если меня реально припрет по этой части, я всегда могу скататься на выходные в Вегас, чтобы попытать счастья за игорным столом, и этого будет вполне достаточно, чтобы поправить дела. Предыдущий опыт профессионального мошенника и разводилы всегда в тему, когда на адвокатском фронте временное затишье. Пока что все у меня шло как по маслу. Моя новая партнерша, Кейт Брукс, – это просто натуральный клад. Хотя, думаю, в крупных юридических фирмах наверняка не разделяют это мое мнение, поскольку специализируется она в основном на том, что подает на них коллективные иски о сексуальных домогательствах. Наша главная по расследованиям, Блок, которую привела с собой Кейт, – это, пожалуй, самый крутой и башковитый частный детектив, какого я когда-либо встречал. Блок и Кейт – подруги с самого детства, и это явно помогает растопить лед на языке у Блок. Она у нас не из разговорчивых. Общается в основном с Кейт. Хотя это не значит, что она какая-то там бука, – просто открывает рот, только когда у нее реально есть что сказать, и тогда ее реально стоит выслушать.

Моя уголовная практика процветала. Гарри Форд, верховный судья Нью-Йорка в отставке, а ныне мой консультант, мог принимать клиентов в офисе, в то время как я стаптывал подметки в коридорах Сентер-стрит ^[3] и в здании Бруклинского суда. Гарри предпочитал торчать в офисе, чтобы не расставаться со своим псом Кларенсом, которого теперь уже с некоторой натяжкой можно было считать служебно-розыскной собакой.

Единственное, чего нам не хватало в новой фирме, – это грамотной секретарши, которая отвечала бы на звонки, печатала письма и документы и вообще слегка привела в порядок царящий у нас бумажный бардак. Адвокат хорош настолько, насколько хороша его административная поддержка, – умственные способности порой тут даже не на первом месте.

Так что Кейт разместила в интернете объявление о вакансии секретаря со знанием особенностей юриспруденции и теперь принимала соискателей. Сегодня утром кто-то опять должен был явиться на собеседование, и Кейт хотела, чтобы я при сем присутствовал. Мы с ней равноправные партнеры, и всё у нас поровну, включая решения – как хорошие, так и не очень. Назначено кандидату было на девять пятнадцать. Контора наша располагалась в Трайбеке ^[4], прямо над тату-салоном. Кейт мечтала об офисе в сверкающей башне неподалеку от Уолл-стрит – сплошь из стекла, сосны и натуральной кожи. Я просто не смог бы работать в таком месте, и Кейт сжалилась надо мной, позволив нам снять пару комнатушек над тату-салоном под названием «Прикольные наколки».

Кейт и Блок перекладывали пачки бумаг возле ксерокса, Гарри сидел с Кларенсом на диване в маленькой приемной. Он только что купил Кларенсу манерный новый ошейник с GPS-трекером и безуспешно пытался активировать эту приблуду уже в течение последних десяти минут. Я пытался заставить кофеварку приготовить что-нибудь, от чего с моего нёба не слезло бы сразу три слоя слизистой оболочки, когда внизу раздался звонок.

– Эдди, не откроешь? Готова поспорить, что это Дениз! – крикнула Кейт.

– Кто-кто?

– Дениз Браун, претендентка на должность секретаря. Разве ты не читал ее резюме?

– А ты мне его показывала?

– Еще на прошлой неделе. Наверняка оно все еще у тебя на столе.

Я не помнил, читал ли его. Из чего вовсе не следует, что я его не получал. Административно-хозяйственная деятельность – не самая сильная моя сторона.

Я нажал на кнопку, чтобы открыть входную дверь, а затем подождал, стоя на верхней площадке лестницы.

Тяжелые шаги внизу заставили меня задуматься, не носит ли эта Дениз болотные сапоги. Я перегнулся через перила. По лестнице поднимался человек, которого я меньше всего на свете хотел бы видеть.

На нем были мягкая фетровая шляпа и старенький серый плащ – судя по всему, подарок ныне покойной супруги, поскольку это было единственным возможным оправданием для его ношения. Под плащом был костюм, шитый на заказ, а под костюмом – сто восемьдесят пять фунтов ^[5] серьезных неприятностей.

– Если только ты здесь не по поводу работы секретарем, то, боюсь, тебе придется уйти, – сказал я.

Мужчина поднялся по лестнице, приподнял шляпу и улыбнулся мне так, что очень напомнил мне крокодила, готового откусить кусок моей задницы.

– Мои секретарские навыки уже не те, что прежде, – отозвался он.

– Ты умеешь печатать на машинке и готовить кофе? Если да, то ты принят. Платим мало, но и работа не бей лежачего.

– Я здесь как раз по поводу работы, Эдди. Но это не имеет никакого отношения к машинописи. Можно мне войти?

Звали его Александр Бе́рлин. Когда я видел его в последний раз, он работал где-то в Госдепе. Я слышал, что с тех пор Берлин сменил множество мест: ЦРУ, АНБ ^[6], Министерство юстиции… Он был так называемым «решальщиком» и специалистом по тайным операциям, который запросто обходил любые законы, когда требовалось добиться результата для какого-либо подразделения федерального правительства, в котором на тот момент ему довелось работать. Он знал, где зарыты тела всех тех людей, которых прикончили по приказу правительства. И если у него имелась для меня работа, то она меня совершенно не интересовала.

– Мне не нужна работа. Чем бы это ни было, ты услышишь от меня только отказ.

– Ты еще не знаешь, о чем идет речь. Впусти меня на десять минут и на чашку горячего кофе. А если и после этого не захочешь – о’кей, я сразу же уйду. Без всяких обид. И зла держать не буду.

– Думаю, несколько преждевременно давать обещания не держать зла, не попробовав мой кофе… И тебе не понравится мой ответ. Мне это неинтересно, Берлин.

На улице шел дождь. Его старенький плащ промок насквозь, и с него капало на ковер на лестнице. У нас еще не было времени почистить ковры, и под его мокрым плащом среди натоптанной тут грязи уже понемногу образовывалось чистое пятно.

– Выслушай меня, Эдди. Пожалуйста, – сказал Берлин.

– Назови мне хотя бы одну вескую причину, по которой я должен тебя выслушать.

Он снял шляпу, посмотрел на меня своими тяжелыми влажными глазами и объявил:

– Потому что в противном случае погибнет девятнадцатилетний парнишка. Вернее, будет убит.

– Убит? Кем убит?

– Формально говоря, мной.

Глава 2

Эдди

С плаща Берлина, висящего на вешалке в углу моего кабинета, по-прежнему капала вода. Он достал из кармана очки и принялся протирать их широким концом галстука. Если старый плащ был высоко ценимым даром от любимого человека, то галстук выглядел как подарок от смертельного врага. Я дал ему устроиться, закрыл папку, которая лежала открытой у меня на столе, и уделил ему все свое внимание.

– Кто этот парнишка и почему это ты будешь ответственен за его смерть?

– Это долгая история. Ты в курсе, чем я занимаюсь в правительстве? – спросил он.

– Вообще-то не могу сказать.

– Я тоже. Не разгласив секретную информацию и таким образом не совершив государственную измену. Все, что я могу тебе сказать, это что я вращаюсь во всяких государственных департаментах, решая различные проблемы.

– Да, я в курсе, что ты какого-то рода решальщик. И какого же рода проблемы ты решаешь?

– Такого рода проблемы, которые возникают у компаний из списка «Форчун-500» ^[7] с государственной политикой… Такого рода проблемы, с которыми сталкиваются правоохранительные органы, когда у них связаны руки, и такого рода проблемы, какие мы поимели два года назад.

Впервые я столкнулся с Берлином на севере штата Нью-Йорк, после того как там застрелили федерала. Берлин помог расхлебать заварившуюся при этом кашу.

– Один из ваших псов опять взбесился? – спросил я.

Он покачал головой, сказал:

– Скажем так: частично моя роль заключается в том, чтобы сохранять статус-кво. Правительство не любит перемен. И неважно, кто сейчас сидит в Белом доме, – повседневные задачи полиции и правосудия требуют порядка и стабильности. Как на уровне штата, так и на федеральном. Сфера действия у нас не ограничена. Есть один окружной прокурор в округе Санвилл, штат Алабама, некий Рэндал Корн, и мне достаточно ясно дали понять, что он должен быть избран на следующий срок.

– Так вы там мухлюете с результатами выборов на уровне округа?

Берлин закатил глаза.

– Я тебя умоляю, Эдди… Нам доводилось мухлевать с результатами выборов на национальном уровне, и в большем количестве стран, чем я могу сосчитать. Это-то как раз мелкая сошка… Есть компании, которые финансируют наших политиков, и они всегда прикладывают руку к местным выборам. Кто-то, обладающий авторитетом и деньгами, решил составить конкуренцию Корну, и я сделал несколько звоночков его сторонникам – намекнул, что стоит слегка тряхнуть мошной. Вот и все, что потребовалось. В США выигрывают выборы, тратя деньги. И обычно побеждает тот, кто тратит больше всех.

– Ладно, а дальше-то что?

– А дальше мне стало немного любопытно. Корн был окружным прокурором округа Санвилл последние семнадцать лет. И за время своего пребывания в должности привел статистику преступности к рекордно низкому уровню для округа. Вот почему он нам так нравился. Это хорошо для бизнеса, хорошо для цен на недвижимость в этом районе, хорошо для инвесторов. Позволяет сохранять статус-кво. Надо было мне оставить все как есть после выборов, но с этим мужиком что-то не так. Я копнул глубже, и то, что обнаружил, меня здорово напрягло.

– И что это было?

Не успев ответить, Берлин помедлил, отвлекшись на какой-то шум за дверью моего кабинета. Обычное дело в нашей лавочке. Я встал и приоткрыл дверь, чтобы посмотреть, что там происходит. Гарри крыл почем зря этот новый цифровой ошейник, который он купил для Кларенса, поскольку по-прежнему не мог активировать встроенный в него GPS-трекер через свой телефон, и его возбуждение передавалось псу, который тявкал всякий раз, когда Гарри прибегал к ненормативной лексике. Ксерокс опять зажевал бумагу, и Блок самозабвенно колотила по стенке аппарата кулаком. Надрывался телефон, и Кейт наконец ухитрилась снять трубку, держа в другой руке лэптоп и прижав свой мобильник головой к плечу. Организованный хаос, одним словом. Я закрыл дверь. Сел. Жестом предложил Берлину продолжать.

– Живенько тут у вас, – заметил он.

Берлин тянул время. Ему нужно было что-то сказать, но он чувствовал, что не способен это сделать. Пока что.

– Просто расскажи мне все как есть. Здесь на тебя распространяется привилегия адвокатской тайны в отношении клиента. И эта комната защищена от прослушки.

Берлин покосился на фотографию у меня на столе. Моей дочери Эми – в летнем лагере, на каноэ с веслом в руках. С некоторых пор я перестал выставлять здесь фото своей бывшей жены. Она ушла к другому мужчине.

– Симпатичная девчонка, – сказал Берлин. – Сколько ей сейчас?

– Пятнадцать. Ну так что: ты уже достаточно набрался духу, чтобы все выложить?

Его глаза на миг встретились с моими. Они были встревоженными и красными. Мешки под этими глазами вдруг показались мне еще более набрякшими.

– Округ Санвилл лидирует в США по количеству смертных приговоров. Мелких и не особо мелких городков там пруд пруди, но крупных городов нет. Рэндал Корн отправил в камеру смертников больше людей, чем любой другой окружной прокурор в мировой истории. В настоящее время каждый двадцатый из числа приговоренных к смертной казни в Соединенных Штатах – это работа Корна. Сто пятнадцать обвинительных приговоров за семнадцать лет.

Я ничего не сказал в ответ. Мне уже приходилось слышать о чрезмерно рьяных прокурорах на Юге, которые превыше всего ценят брак, церковь, семью, огнестрельное оружие и смертную казнь. Но даже в данном случае эти цифры вряд ли могли соответствовать действительности.

– Всего лишь два-три процента округов Соединенных Штатов ответственны за подавляющее число обитателей камер смертников по всей стране. И округ Санвилл тут в безусловных лидерах. Когда я узнал об этом, мне пришло в голову то же самое, что сейчас и тебе: чушь собачья. Это не может быть правдой. Однако, Эдди, это на сто процентов точно. Я лично проверил статистику.

– Это, должно быть, какая-то ошибка.

– Послушай: ты же знаешь, что прокурор вправе по своему усмотрению решать, заслуживает ли какое-либо тяжкое преступление переквалификации в разряд тягчайших, наказуемых смертной казнью. Так вот: Корн никогда не привлекал к ответственности за убийство, не требуя высшей меры наказания. Эти приговоры ни разу не были успешно обжалованы, и он не проиграл ни одного дела.