– А на кой черт ему всякий раз требовать смертной казни? И почему никто этого раньше не замечал?

– О, еще как замечали… Когда я проверял Корна, то наткнулся на кое-какие хлебные крошки, оставшиеся от предыдущих расследований. Все они закончились ничем, потому что Корн по-прежнему является окружным прокурором исключительно благодаря мне. Ты спрашиваешь, почему этот хер всякий раз требует смертной казни? Разве это не очевидно?

– Только не для меня, – сказал я.

– Почему люди становятся военными? Большинство говорят, что хотят служить своей стране, многие из них выбирают эту стезю из-за того, что служил их отец или дед, еще больше из-за зарплаты или обучения; но есть еще крошечный процент людей, всего два процента, которые идут в армию по одной простой причине – они хотят кого-нибудь убить.

– Ты хочешь сказать, что этот деятель, Корн, подался в окружные прокуроры, чтобы убивать людей?

– Нет, это не то, что говорю я, – это то, что говорит он сам, причем все время, черт бы его побрал! Он – король камеры смертников. Носит эту свою репутацию как медаль. Мне уже приходилось иметь дело с плохими людьми. Через некоторое время уже видишь это у них в глазах. Корн – убийца. И занимается этим прямо у меня на виду.

– Кто этот парнишка, которого собираются казнить?

– Его зовут Энди Дюбуа, через неделю он предстанет перед судом за убийство. Он невиновен, а Корн просто хочет посмотреть, как этот парнишка поджарится на стуле. Когда я узнал про Корна, то поставил кое-кого присматривать за его делами. Этого Энди обвиняют в убийстве молоденькой официантки из придорожной забегаловки. А он не способен даже прихлопнуть муху на собственной заднице! Сейчас я уже ничего не могу сделать, чтобы слить Корна. Шанс упущен. Поэтому я нанял одного адвоката в Санвилле, чтобы он представлял интересы Энди. Его зовут Коди Уоррен. Он скопировал для меня все материалы по этому делу. Они сейчас у меня в машине. И знаешь – я уже неделю не могу связаться с ним. Три дня назад его секретарша заявила о его исчезновении. Я думаю, что его уже нет в живых.

– Ну ты загнул! Адвокат куда-то пропал, а ты сразу решил, что он мертв, – так, что ли? Думаешь, это Корн его кокнул?

Не знаю, не было ли это просто игрой света от жалюзи на моем окне, но мне показалось, что у Берлина потемнело лицо, когда он произнес, понизив голос:

– Корн орудует в самом большом городке в Санвилле – Бакстауне. И он на короткой ноге с окружным шерифом. Он кровожаден, нечист на руку и безжалостен. Таинственное исчезновение адвоката защиты в сфере его влияния было лишь вопросом времени. Если Корн не сделал этого сам, то ему помогли. Я думаю, он мог организовать исчезновение Уоррена, не моргнув и глазом.

– Тогда звони в ФБР, – сказал я.

– Федералы наводнят этот городишко, потратят шесть месяцев на то, чтобы разнести всё там на куски, а в итоге останутся с носом. Мне тут не нужна кувалда. Мне нужен кто-то достаточно башковитый, чтобы выступить против Корна в зале суда и вызволить парня. Если с Уорреном случилось что-то плохое, уже никто и никогда его не найдет. Корн слишком осторожен. Уоррену мне сейчас ничем не помочь. То, что я хочу знать, это готов ли ты поехать в Алабаму и спасти жизнь этому мальчишке?

– Я же ничего не знаю об этом деле. А вдруг парень виновен? Я не сторонник смертной казни, но не стану освобождать человека только для того, чтобы просто спасти ему жизнь. Если он виновен, естественно.

– Ты что, не услышал меня? Я уже все изучил. И уверен, что он невиновен. Думаю, и ты тоже это поймешь. Его держат в окружной тюрьме. Он полностью изолирован от внешнего мира. Эдди, это в чистом виде твоя епархия.

Какофония за дверью кабинета стала еще громче.

– Мне нужно подумать на этот счет, но я хочу знать, зачем ты во все это вписался. Вообще-то того рода деятельность, которой ты занимаешься, наводит на мысль, что перед поступлением на эту работу ты сдал свою совесть на длительное хранение. Только без обид.

Берлин смотрел куда-то вдаль. Его взгляд был где-то за двадцать лет и тысячу миль отсюда, когда он произнес:

– Я не знал, кто такой Корн, когда топил его соперника. У каждого есть черта, через которую нельзя переступать. Когда садист обладает властью над жизнью и смертью, а я помог ему обрести эту власть, то возникает чувство личной ответственности. Однажды я дал клятву – давным-давно, когда впервые надел на себя кобуру со стволом. Нынешнее положение Корна достигнуто благодаря мне, так что наши судьбы частично связаны. Мне нужны доказательства – что-то достаточно бронебойное, что позволило бы мне сделать правильные телефонные звонки и по-тихому отправить его в отставку.

– Для самоуспокоения? – вставил я.

– Дело не только в этом. Будь у меня время, я построил бы против него дело. Не спеша, крепкое – кирпичик, блин, за кирпичиком. Но часики-то тикают. Я не могу ждать. Я должен что-то делать, пока он не отправил этого парнишку в камеру смертников. Если я смогу спасти хотя бы одну жизнь…

Берлин нацелился на меня взглядом и не отвел его.

Я узнал этот взгляд.

Люди совершают ошибки, от которых страдают другие люди. Наступает момент, когда ты понимаешь, что давным-давно проскочил свой поворот и что не можешь повернуть годы вспять – но что ты, черт возьми, можешь сделать все, что в твоих силах, чтобы еще одна живая душа не пострадала или не рассталась с жизнью. Берлина мучила совесть. При его занятиях когда-то приходится за это расплачиваться, и этот момент, как видно, уже почти наступил. Под конец каждый ищет искупления. Как это там в какой-то песне поется… Я уже долгое время пел ту же самую песню.

– Мне нужно поговорить с моим партнером и остальными сотрудниками фирмы, – сказал я.

– Я подожду, – отозвался Берлин.

Он не собирался уходить, а потом возвращаться. Хотел получить ответ прямо здесь и сейчас. Наверное, решил, что прижал меня к канатам, и не хотел рисковать полученным преимуществом. Я встал и уже открыл дверь кабинета, но тут остановился. Что-то было не так. Где-то секунду я не понимал, что именно, а потом до меня дошло.

Из приемной не доносилось ни звука. Ни криков. Ни тяжелых ударов по ксероксу. Ни ругани, ни собачьего лая.

Я распахнул дверь, ожидая увидеть за ней пустую комнату.

Кларенс уже красовался в новом ошейнике, Гарри радостно пялился на свой телефон. Копировальный аппарат весело гудел и пощелкивал, один за другим выплевывая листы бумаги, Блок с довольной улыбкой стояла рядом с ним. Кейт тихо сидела в своем кабинете, щелкая по клавишам лэптопа, а за письменным столом, который мы использовали в качестве приемной стойки, расположилась какая-то незнакомая мне дама. Лет сорока с небольшим, с коротко подстриженными светлыми волосами, она с улыбкой раскладывала на столе какие-то бумаги, время от времени поглядывая на экран компьютера перед собой. Когда Кларенс, виляя хвостом, подшлепал к ней, она низко наклонилась и произнесла:

– Просто чудо у тебя, а не ошейник! Вам нужна еще помощь с этим приложением, Гарри?

Тот ответил:

– Нет, спасибо, мэм. Вы и так сотворили достаточно чудес для одного утра. О, Эдди, – это Дениз. Теперь она работает у нас.

Отвернувшись от Кларенса, дама встала из-за стола, подошла ко мне, протянула руку, и я пожал ее.

– Я Дениз. Мне нравится ваш офис.

– Мне он уже тоже начинает нравиться, – ответил я, услышав, как ко мне подходит Кейт.

– Эдди, я знаю, мы договаривались обсудить кандидатуры на должность секретаря, но Дениз…

– Дай-ка угадаю. Она настроила ошейник Кларенса, исправила ксерокс и разложила все твои бумаги по полочкам.

– А еще я починила кофеварку, – весело добавила Дениз.

Я не спеша обвел взглядом лица всех присутствующих. Впервые с тех пор, как мы переступили порог этого нового здания, все были спокойны и счастливы.

– Дениз, – сказал я, – вы не только приняты на работу, но вам еще и запрещается когда-либо покидать это место.

– С этого момента все пойдет как по маслу, – заверила меня Кейт.

– Ну что ж, тогда, думаю, сейчас самое время сообщить всем вам, что я подумываю ненадолго кое-куда отъехать. У нас есть потенциальное дело за пределами штата. Убийство, которое тянет на «вышку». И не исключено, что с ним мне потребуется кое-какая помощь.

– На следующей неделе у меня крупное дело о разводе, – сказала Кейт.

– Не волнуйся, мы с Гарри вполне справимся.

– А что за дело? – спросил Гарри.

– Молодого парнишку вот-вот отправят в камеру смертников за убийство, которого он не совершал. Мы будем работать «про боно»^[8], но один мой знакомый покроет расходы.

– Ты знаешь этого парнишку? – спросила Кейт.

– Никогда с ним раньше не встречался.

– Выходит, ты собираешься выдвинуться за пределы штата, чтобы бесплатно расследовать тяжкое убийство ради парня, которого в жизни не видел? – спросила Блок из кухни.

– Да. Смысл этой работы не в том, чтобы помогать исключительно тем людям, с которыми лично знаком. А в помощи людям, которых ты не знаешь.

– Ну давай – по-моему, тут у нас все концы прикрыты, – сказала Кейт.

– Думаю, теперь-то уж точно, – заметил я, глянув на Дениз. – Послушай, есть и еще один момент: адвокат этого парня пропал без вести. Дело может оказаться опасным.

– Это не было бы твоим делом, если б это было не так, – вмешался Гарри. – Есть только одна проблема, Эдди. У тебя нет лицензии на оказание адвокатских услуг за пределами Нью-Йорка.

В этот момент из моего кабинета показался Берлин, доставая из кармана пиджака коричневый конверт:

– Сегодня к трем часам дня она у него будет.

День первый

Глава 3

Корн

Ровно в одну минуту десятого утра Рэндал Корн распахнул двери окружной прокуратуры округа Санвилл и, слегка прихрамывая, бесшумно прошел мимо выстроившихся рядами столов, за которыми сидели секретари и ассистенты окружного прокурора^[9]. Никаких утренних приветствий не последовало. Была работа, которую требовалось выполнить. А кроме того, ему и не нужно было ничего говорить.

Его присутствие просто ощущалось само собой.

Двери личного кабинета Корна, наполовину стеклянной, было по меньшей мере лет семьдесят. Имена тех, кто в то или иное время занимал пост окружного прокурора Санвилла, писались краской на стекле, удалялись, а затем накрашивались заново по мере того, как их обладатели сменяли друг друга. К тому моменту, как Рэндал взялся за ручку этой двери, за ним уже следовал один из сотрудников с полным документов скоросшивателем в руке. Опустившись в обитое зеленой кожей кресло за широким столом из красного дерева, Корн посмотрел на мужчину лет тридцати в белой рубашке с коротким рукавом и голубым галстуком. Том Вингфилд был главным из ассистентов Корна. Он протянул начальнику скоросшиватель.

– Это список присяжных по делу Дюбуа?

Том кивнул.

– Что там у нас вообще с Энди Дюбуа? – спросил Корн. – И давай без дураков, Том, я хочу знать полный расклад. Отбор присяжных уже через три дня.

Взявшись за узел галстука, Том подтянул его повыше. В последнее время он заметно прибавил в весе – распух как на дрожжах, заливая себе в глотку протеиновые коктейли при каждом удобном случае. Он и без того был далеко не таким уж маленьким, но теперь руки и плечи у него выглядели так, будто были наполнены гелием. Когда Том не сидел в офисе, то торчал в спортзале, тягая железо. Рубашка на нем была достаточно старой, чтобы помнить те времена, когда Том был заметно стройней, а рукава и пуговицы на груди не так сильно сдавливали его разбухшие телеса.

– Криминалисты готовы. Отчеты составлены, свидетели заряжены. Фотограф сейчас увеличивает фотографии жертвы убийства, как вы и просили…

– Какого они будут размера?

– В натуральную величину или около того. Присяжные подумают, что смотрят на реальное тело.