Ермил указал Куприяну на самую дальнюю полку с книгами, там, в самом углу, сиял неяркий белый свет. Значит там было написано, как оградить Лавку новой защитой, как делали это до Куприяна Онуфрий, и другие, кто был здесь Хранителем и Путеводом.

Глава 12.

Книжица, которую достал с полки Куприян, оказалась совсем тоненькой, да и написано было немного. Ермил достал из небольшого шкафчика под конторкой три свечи, они с Куприяном поставили их посреди Лавки, и когда Куприян стал читать написанные в книге строки, от свечи к свече словно красная нить протянулась, и пламя зажглось, само собой.

Куприян читал, буквы легко складывались в слова, как будто он знал всегда то, что сейчас впервые увидел, и чем дальше он читал, тем ярче горели свечи. Мягкая, горячая волна прошла от этого пламени, соединяющая свечи нить вспыхнула и пропала, что-то изменилось…

Это были всё те же полки, и книги, и конторка с кассой, и масляная лампа на небольшом столике в углу, но… Изменилось что-то незримое, изменился даже Ермил. Перед Куприяном стоял невысокий человечек крепкого сложения, примерно его ровесник. Русые волосы были перехвачены кожаным ремешком, на поясе висела небольшая сумка, расшитая красными нитками.

Куприян смотрел на Ермила и понимал, он не помнит, как тот выглядел раньше… всегда являлся ему как-то… а теперь словно в своём облике появился, таким, какой есть на самом деле.

– Ну, вот теперь никто не может войти в Лавку, кому быть здесь не положено! – горделиво подбоченился Ермил, – Моя нить, твой огонь, Силы тех, кто был до нас и будет после нас явили Защиту.

– Смотри. Ты тоже это видишь? – спросил Куприян.

Он стоял возле витринного окна, в ночном сумеречном мареве не сдвинувшейся во времени ночи снаружи вилась в воздухе зелёная дымка. От витринного окна, где она уже начала таять, след этот вился в сторону переулка, Куприян отпер входную дверь и вышел на крыльцо.

– Ты куда? Нешто решил пойти? – поглядывая на светлеющее на востоке небо, спросил Ермил, – Мертвяк ушел туда, в проулок… Поспеем ли ухватить след, уже утро наступает.

– Останься в Лавке и запри за мной дверь, – приказал Куприян помощнику, – Я постараюсь успеть, хочу найти, как он попал сюда. И закрыть проход.

– Нет, я с тобой! – Ермил указал на ключ в двери, – Запри снаружи и бежим, может и поспеем! Кажется, я знаю, как он ходит… Арычиха ведает водой, только плохой, затхлой… А тебе дан дар, ты открывать и закрывать ходы можешь… когда обучишься!

– Ты что, а вдруг кто тебя увидит! Ты уж прости, Ермил, но после расспросов не оберёшься!

– Никто не увидит, окромя тебя, – усмехнулся Ермил и почему-то показал на свой нитяной клубок, который носил всегда при себе. Верь мне, как есть говорю! Мало того – меня, а и тебя никто не приметит, я это могу, туманом по улицам пролетим!

– Ладно, нет времени, идём! – Куприян спешил, ему хотелось выследить того, кто приходил этой ночью к Лавке и глядел в окно, чтобы после рассказать про это Белугину.

Не хотелось показаться Григорию Александровичу уж вовсе зелёным, думал Куприян, запирая на ключ дверь Лавки, а так вот приедет к нему в именье да расскажет, вот, дескать, нашли мы путь нечисти в город, и закрыли его. Тем более Куприян вдруг выяснил, что нужные слова ему являются не только в книгах… Он знал, как закрыть ход Арычихиной нечисти, слова яркими строками вспыхивали перед глазами, когда он про это думал.

Две едва приметные тени метнулись в проулок, ловя угасающий смрадный след, Куприян думал, что он уходит к реке, но нет. Он терялся меж старых, покосившихся домишек, и вывел на окраину, там Куприян увидал обгорелые остовы домов. Слободка сгорела, понял он, давно уже, вон, всё травой заросло.

– Куда же он… откуда пришёл, – задумчиво глядя на останки пожарища, протянул Куприян, – Я думал, он к реке… или к пруду какому…

– Там вода чистая, хорошая. Ему нет туда хода, а у Арычихи нет власти. Потому…, – Ермил огляделся и указал рукой куда-то в самые заросли бурьяна, – Там что-то… чуешь?

Куприян и сам почувствовал, какие-то тёмные, колючие нити вели его, опутывали всё вокруг, и тянули, тянули жизнь.

Они стали осторожно продираться через заросли, Куприян поднял палку и стал щупать траву, боясь провалиться в какую-нибудь яму.

Он предстал перед двумя путниками неожиданно. Тот, кто глядел в окно Лавки, стоял сейчас у обгорелого колодца, уже почти провалившегося, невыносимым смрадом несло оттуда, от чего у Куприяна перехватило дух.

Мертвяк не видел и не слышал их, он был занят – впился зубами в горло висевшей на его руках девушки. Голова её была повёрнута за спину и болталась на коже, Куприяна затошнило от этого, и он с трудом сдержался, чтобы не закричать от ужаса.

Спина мертвяка вздрогнула, он медленно пустил свою жертву на вымазанную чёрной грязью траву и повернулся, глянув покрытыми тухлой белёсой плёнкой глазами на остолбеневшего Куприяна. Тот отшатнулся, но собрал всю храбрость, какую только смог в себе сейчас найти.

– Ты зря сюда явился, – прохрипел мертвяк трескучим голосом, – Теперь пойдёшь со мной!

– Это ты зря явился, – спокойно ответил собравшийся Куприян, поднял руку и начал говорить.

Слова сами являлись, оставалось только повторять их, Куприян слышал, как вторит ему стоящий рядом Ермил.

Мертвяка скорчило, спина его заломилась назад, страшно хрустнули кости, кожа порвалась на суставах, сквозь полуистлевший кафтан было видно, как отваливается от костей мёртвая плоть. Упырь повернул голову, от чего шея свернулась в гармошку, зашипел, и спиной вверх пополз на Куприяна.

Но тот и не дрогнул, продолжал говорить, поднял ладони вверх, они горели жаром, и ему казалось, что этот жар нагревает воздух, он будто начал густеть, и мертвяк стал вязнуть в нём. Руки и ноги его скрючились, кости полезли наружу, и с противным скрежетом и хлюпаньем мёртвое тело стало разваливаться на куски. Эти куски чернели, съёживались, как бумага в огне, и вскоре превратились в чёрный прах. Мёртвая девушка, которую мертвяк жрал у колодца, так же рассыпалась в пепел.

– Ох ты…, – сказал Ермил, и добавил несколько ругательств, которые Куприяну были неизвестны, на каком языке Ермил ругался, он не знал, но понимал его почему-то, – Вот же напасть какая! А ты, Куприян, и глазом не моргнул! Я хоть и всякого навидался, но вот так, чтобы близко к мертвяку… и это вот… ох ты…

– Ладно. Давай поглядим, что с колодцем можно сделать, – сказал Куприян спокойно, хоть внутри у него тоже всё дрожало, – Надо закрыть проход, чтобы больше отсюда никто не явился. Смотри… там же… вроде там что-то есть…

Куприян осторожно наклонился над истлевшим колодезным срубом, опасаясь поскользнуться на чёрной жиже, разлитой кругом. Там, в тёмной воде он разглядел лицо. Красивое, бледное лицо девушки, она словно хотела вынырнуть, цеплялась руками за скользкие гнилые брёвна… И Куприян не замечал, как склонялся всё ниже, ниже…

– А ну, отойди! – Ермил дёрнул его за руку, – Ты что, Куприян?!

– Там девушка, надо помочь! Он видимо её туда кинул, а она не может выплыть! – кричал Куприян помощнику, – У тебя есть верёвка?

– Какая верёвка! Какая девушка! Али забыл, где мы?! – Ермил вдруг отвесил Куприяну увесистую оплеуху, тот осел на траву и растерянно заморгал.

– Ну? Окстись, это же Арычиха манит, дурень! Закрывай ход, я помогу! Ну, давай скорее, пока оттуда нам ещё мертвяков не наслала! Сил у тебя покуда мало, с такими управляться! Этот эвона какой здоровенный был!

Куприян потряс головой, и правда, чего это он! Какая девушка может быть в чёрной тухлой воде? Только мёртвая… Он поднялся на ноги стал обходить колодец по кругу, останавливаясь и шепча заговор:

– На час, на два, на полдень и на полночь, со мною солнца свет и лунный луч, ветра свист, коло посолонь иду, жар огня несу, воду очищаю, двери закрываю!

Сверкнуло в воздухе синим, грохнуло, будто молния прошила старый колодец, хотя в рассветном небе не было ни облачка. Вздрогнула земля у колодца, внутри что-то плеснуло и взвыло нечеловеческим голосом.

Куприян закрыл уши руками и отпрянул назад, Ермил упал на спину, тоже закрывая уши и ругаясь на своём странном наречии.

Солнце выпустило первые свои лучи, озарив кромку неба, когда двое ночных странников отняли руки от ушей и поглядели сперва друг на друга, а после на колодец. Большой камень лежал на месте гнилого колодезного сруба, Куприян подошел и осторожно тронул его, камень отозвался едва слышным гудением.

– Ладно, идём домой. Всё мы здесь управили, как надо, – устало вздохнул Куприян, – Снова меня дядька Сидор пожурит, что до обедни сплю. А вечером мне к Белугину ехать… может и сладим мы с ним вместе с этой Арычихой.

Ермил глянул на него, искрами сверкнули его глаза, повёл рукой и снова укрыл их незримый туман, пока пробирались два путника проулками к Книжной Лавъке Куприяна Рукавишникова.

Глава 13.

Куприян немного продрог от утренней прохлады и росы, которая сыпалась на них с кустов, когда они с Ермилом пробирались под заборами узких проулков. Зато как же хорошо и уютно показалось ему оказаться в Лавке!

Заперли за собой дверь и устало выдохнули, внутри было тепло, приятно пахло сладкими ватрушками, которые так и лежали – надкушенная Куприянова, и непочатая Ермила. У обоих голодно заворчали животы, тут же взялись за ватрушки, и прихватив крынку с молоком сотоварищи уселись прямо на пол, потому что грязные были оба, в чёрной земле и пыли.

Куприян ел ватрушку и думал, может ему так кажется, но Ермил словно выше ростом стал, спрашивать было неловко, да и устали они оба для разговоров.

– Ладно, я пошёл. И ты спать иди, тебе вечером к Белугину ехать ещё, – сказал Ермил, стряхнув со штанов крошки, – Вот, книгу возьми. Там есть про Арычиху, только из дома не выноси книжицу, нельзя.

Ермил добыл откуда-то из недр книжной полки небольшую книжку в совершенно истёртой, но подлатанной обложке из непонятного материала, похожего на очень тонкую кору дерева.

– Ермил, а вот я спросить хотел, – спросил Куприян, – Ты как… голодный что ли сидишь? Что ты ешь?

– Не боись, не голодаю, – усмехнулся помощник, – А гостинцы принимаю, так что Акулинкины плюшки ты приноси, я их люблю!

С чуть слышным хлопком Ермил исчез, Куприян устало усмехнулся, сунул книжицу себе за пазуху, потом взял опустевшую крынку и пошёл в кухню, где наткнулся как раз на Акулину Петровну, которая заводила опару на тесто и вполголоса напевала что-то приятное, распевное.

– Куприян Федотыч! – всплеснула она руками в муке, – Поглядите, на кого вы похожи! Это где же вас ночами носит?! Ну-ка, живо ступайте переодеваться!

Куприян послушно переоделся, после пошёл на двор умываться с мылом. Там Сидор Ильич уже готовил повозку к вечеру, ехать в именье к Белугину и переговаривался с Тихоном Фёдорычем, который дёргал щепу на растопку по просьбе Акулины Петровны.

Все эти обыденности как-то не увязывались с тем, что было прошедшей ночью, Куприян словно проснулся ото сна, или снова вернулся в родное Киселёво, откуда-то из дальней поездки.

– Куприян, а ты чего так рано нонче? Я думал, после гулянья-то у Крошенинниковых дольше проспишь, – спросил дядька Сидор, а после пригляделся, – Да ты никак ещё и не ложился? Где же ты был, мил друг?

– Я это… в лавке прибирался, и там ещё… возле крыльца, – ответил Куприян, ведь не скажешь правду-то, – Не спалось что-то.

– До вечера не сдюжишь, не выспавшись, а нам ехать, – посетовал Сидор Ильич, – Поди хоть чутка поспи.

Куприян хоть и устал, но спать ему не хотелось, он улёгся в кровать и стал читать принесённую из лавки книгу, и сразу же понял, почему Ермил не велел её выносить из дома. Попади такое не в те руки… Почему-то вспомнился Гербер, но мысли уже становились тягучими, ленивыми, парень положил книгу под подушку и прикрыл глаза. Только на минуточку, отдохнуть…