Погруженный в собственные мысли, он почти пропустил стук в дверь. Это был камердинер. Слуга помог ему раздеться и надеть пижаму. Во время переодевания Энрике вспомнил, что его первым отчаянным порывом после гибели Альбы было стремление как можно скорее устроить смерть дону Диего. Любым способом, даже выходящим за рамки благоразумия. Но позднее, когда боль поутихла и рассудок укрепился, он пришел к выводу, что нужно выработать новый план, по которому дон Диего перед смертью лишится всего, как и он сам.

Так прошло десять лет, и только сейчас представился подходящий случай окончательно утолить жажду мести. Уже далеко позади остались перипетии войны, провальные стратегии и рухнувшие надежды. Десять долгих лет он, как тигр, выслеживал свою жертву, чтобы рассчитаться с доном Диего де Кастамаром за все причиненное ему зло, и не было никакой силы на этом свете, способной ему помешать.

4

12 октября 1720 года, утро

После беседы с доньей Урсулой главная кухарка грузной походкой вошла на кухню, злобно ворча и брызжа слюной.

– Пиши меню! – приказала она Кларе, выставляя на стол чернила, перо и бумагу. – Да поживее!

И начала диктовать, морща нос в попытке понять, пишет ли эта грамотейка в точности то, что она диктует, или обманывает и пишет что-то, что могло бы выставить ее на посмешище.

Видимо, экономка потребовала от нее собственноручно написать меньше чем за час все меню ежегодного празднества, чтобы представить их господину на утверждение. Клара сейчас поняла тот загадочный взгляд доньи Урсулы при виде чистой, приведенной в порядок кухни.

– С тех пор как ты появилась, у меня от тебя одни неприятности, недолго же тебе осталось в этом доме!

Клара не ответила. Записывая под диктовку завтрак, обед, полдник и ужин на два вечера и день празднования, Клара пыталась угадать, что за разговор состоялся в кабинете доньи Урсулы. Она представила себе, и не без удовольствия, побелевшее от ужаса лицо сеньоры Эскривы под пристальным взглядом ключницы, настоящего дракона, произносящего что-то типа: «А больше всего меня удивило то, что вы решили расположить их в таком порядке, не умея при этом читать. Но, учитывая, что, как неожиданно оказалось, читать вы умеете, а значит, наверняка и писать, я оставляю вам перо, чернила и бумагу, чтобы вы составили меню. Через час приду проверю. Можете идти».

Клара сказала себе, что не следует злорадствовать над чужой бедой, и наскоро помолилась богу, чтобы он простил ей это невинное прегрешение. В конце концов, кухню она отчистила не для того, чтобы навредить сеньоре Эскриве: «Откуда же мне было знать, что кухарка в Кастамаре не умеет читать?» Асунсьон Эскрива была довольно успешной кухаркой и немало умела, она прекрасно обходилась ограниченным количеством блюд и их вариантов, в основном из крупной и мелкой дичи и домашней птицы, которые хорошо знала. Такая практичность и то, что герцог был не из гурманов, позволили ей все эти годы удерживаться на должности, но она сама понимала, что не в полной мере соответствует требованиям такого благородного дома, как Кастамар. Кроме того, она была неграмотной, что было весьма странным для герцогской кухни.

Марисе Кано, которая была кухаркой в доме Клары еще в то время, когда был жив отец, с трудом удавалось грамотно писать, но с чтением, по крайней мере списка покупок, она справлялась. При всем при этом сеньора Эскрива, несмотря на свою необразованность, умела выживать. Так, например, она решила проблему с письмом при помощи Кармен дель Кастильо, своей старшей помощницы, которая достаточно разбиралась в буквах, чтобы записать меню, но едва ли могла соперничать с сеньорой Эскривой в умении готовить. Клара пришла к выводу, что экономка специально выбрала момент, заведомо зная, что утром Кармен не будет.

Она вздохнула. Самое важное должно было произойти совсем скоро, поскольку у нее, вероятно, появится возможность поработать на кухне Кастамара именно во время одного из самых важных ежегодных приемов для мадридского общества. Кармен дель Кастильо, которой было уже за сорок и чья жизнь оказалась не из легких после смерти мужа, школьного учителя, сообщила, что на это время в помощь маэстро дону Альваре Луне, капельмейстеру Кастамара, пригласят несколько капелл. Под его руководством должны будут исполнить несколько произведений его наставника Джозефа Драги, придворного композитора. Предполагалось, что это даст возможность передохнуть как музыкантам, так и другой прислуге.

Также планировалось выступление театральной труппы Кастамара с по меньшей мере двумя постановками произведений Хосе Каньисареса^[17]. Для организации праздника собирались дополнительно нанять несколько помощников дворецкого, камердинеров и их помощников, помощников для всех служб, горничных для господ, личных лакеев для аристократов, лакеев для доставки выпечки и еды из кухни, пажей, скульпторов, посудомоек и кухонных работниц, помощников кухарки, официантов, помощников в прачечную, парфюмеров, дополнительных аптекарей, чтобы готовить снадобья, целую конюшенную службу с главным конюхом, первым конюхом, грумами для ухода за лошадьми и старшими грумами для сопровождения господ во время верховой езды; загонщиков, чтобы поднять зверя, врачей и хирургов, декораторов и флористов, служанок, отвечающих за хлеб и скатерти, прачек и крахмальщиц, художников, чтобы запечатлеть банкет, а также кучеров, которые бы обеспечили постоянную доставку разного рода продуктов из Мадрида. Кроме того, следовало учесть слуг, которых каждый представитель знати и придворный привозил с собой. Закрытые покои были открыты, и Клара слышала, как донья Урсула утром приказала сделать так, чтобы Кастамар блестел, как при донье Альбе. По-видимому, традицию установила еще сама герцогиня, которая каждый прожитый год считала достаточным поводом, чтобы организовать прием для всего высшего мадридского общества, включая короля.

Клара закончила писать меню, и сеньора Эскрива отправила ее чистить чеснок с луком и весь день прибираться на кухне, как какую-нибудь помощницу, только что поступившую на службу. Клара не стала возражать. А после ужина кухарка в качестве наказания оставила ее одну убирать всю посуду.

– К моему приходу кухня должна блестеть как зеркало, дорогуша!

– Да, сеньора.

– Брось свои манеры и работай, тебе за это и платят.

Клара знала, что главная кухарка за малейшую провинность выставит ее на улицу. Но при этом Эскрива была достаточно сообразительна, чтобы понимать, что если она ее уволит, то донья Урсула могла лишить ее всей власти, если кухня не будет блестеть, и уж точно способна была не брать никого на работу, чтобы только посмотреть, как она будет рвать жилы, чтобы потом все равно ее уволить. Так, Клара провела весь день до самого вечера за уборкой кухни и намыванием полов до блеска.

Закончив, с ощущением боли в суставах, она вошла в свою каморку. Ее устраивала эта комнатушка с крохотной кроватью, расположенная за сдвижной дверью в одной из стен в глубине кухни. Она чувствовала себя там тепло и спокойно. Клара задвинула дверь, которая едва достигала полутора метров в высоту, укрылась одеялами и задула свечу, оставив кухню в полумраке. Лишь угли в печах источали немного света, окрашивая стены в пунцово-черные тона. В такие минуты, когда все помещение дышало полным спокойствием, перед самым сном на несколько мгновений она представляла себя главной кухаркой. Пошевелившись под тяжелым одеялом, поскольку уже начинал ощущаться холод, она расслабила уставшие мышцы. Вскоре Клара забылась не дающим отдыха легким сном, временами проваливаясь в полудрему и ворочаясь всю ночь. Ей приснился кошмар, в котором она увидела улыбавшегося ей издалека покойного отца и мать над раскаленными медными котлами. Она чувствовала себя вдали от них и от жизни, которая ей уже не принадлежала, и тут ее разбудил резкий сильный стук.

Открыв глаза, она интуитивно поняла, что что-то произошло в гостиной дворца, расположенной этажом выше, непосредственно у нее над головой. Кухня, погреб, шкафы с посудой и продуктами, а также другие складские помещения находились на нижнем, предназначенном для слуг этаже. Попасть в них напрямую можно было только через служебный вход с заднего двора. Клара услышала еще один стук чуть дальше, а потом третий – прямо над головой. Она отодвинула сдвижную дверь. Догорающие угли печей едва давали свет, и она предположила, что уже, должно быть, раннее утро. Мысль о том, что это могли быть воры или бродяги из Мадрида, привела ее в ужас. Она сказала себе, что господин герцог их защитит, ведь он не зря был капитаном гвардии его величества короля Филиппа и прослыл одним из лучших фехтовальщиков Испании. Это ее немного успокоило, но все же если это были грабители, то стоило поднять тревогу.

Она покинула свое маленькое убежище и накинула на плечи шаль. Затем прошлась босиком до коридора, почувствовав, как мгновенно замерзли ноги. Неожиданно она услышала, как наверху по полу проволокли одно из тяжелых кресел, и остановилась, прислушиваясь, не она ли привлекла внимание. Потом поднялась по деревянной лестнице, опираясь на кованые перила, чтобы не скрипели ступени. Уже в передней отчетливо были слышны перешептывания. Поразмыслив, Клара решила было, что это господин с какой-нибудь знакомой в столь поздний час, но потом сказала себе, что если бы в дом проникли посторонние, то они тоже разговаривали бы шепотом. Во всяком случае, следовало бы проверить ради общей безопасности.

Клара прошла через гостиную благодаря свету, который проникал сквозь витражные вставки по бокам от главной двери и помогал разглядеть дорогу. Двигаясь большей частью в темноте, она добралась до коридора, но тут старые доски пола выдали ее присутствие. Остановившись, Клара заметила, что дверь в один из салонов, примыкавших к стене справа, была приоткрыта. Через щель в коридор проникал луч света от горящих в помещении ламп. Обеспокоенная, она украдкой подошла ближе и уже около двери смогла различить два мужских голоса. Пытаясь сдержать дыхание, она опустилась в полной темноте на корточки и заглянула внутрь. Первый увиденный человек не был похож на грабителя. Наоборот, это был темноволосый, дерзкого вида привлекательный молодой мужчина лет тридцати. Поверх расстегнутой рубашки на нем был скроенный на заказ голубой сюртук.

– Дорогой друг, – сказал он, наливая себе ликера, – мой отец всегда утверждал, что у тебя резкая манера речи.

Клара попыталась увидеть второго собеседника, но ей не удалось. Однако она ясно различила его голос с нотками обиды за резкость, в которой его обвинил друг.

– Я не выношу этих куриц, которые начинают кудахтать по поводу моей жизни, стоит только какой-нибудь даме приблизиться ко мне, – ответил тот с противоположной стороны.

Первый молодой человек, такой же бесцеремонный, как и его взгляд, сел, закинув ногу на подлокотники кресла, и приспустил с пятки туфлю на каблуке.

– Да ну брось, – возразил он, сделав маленький глоток. – Ты же не будешь отрицать, что являешься самым желанным холостяком во всем Мадриде.

– Вдовцом, – снова послышался голос невидимого собеседника.

Клара интуитивно почувствовала, что именно герцог отвечал молодому человеку, который элегантно положил ногу на ногу и покачал головой, будто хотел убедить собеседника, что эти тонкости не имеют значения.

– Ну хорошо, вдовец. – Он улыбнулся. – Но не будешь же ты отрицать, что прямо сегодня в театре «Принц»^[18] Инес де Рохас в дамской ложе не сводила с тебя глаз. Да скажите ему, дон Габриэль, в конце концов, вы вместе выросли. Возможно, на ваши слова он обратит больше внимания.