– Что-то еще? – уточнила она, уловив в моем взгляде немой вопрос.

Я с трудом оторвал взгляд от ее декольте и неловко прокашлялся в кулак. Желваки на моем лице нервно заплясали.

– Не могли бы вы не одеваться так…

– Как? – с самодовольной улыбкой спросила она, вздернув бровь.

– Не носить настолько облегающую одежду, – наконец произнес я максимально невозмутимым голосом. – Если так будет продолжаться и дальше, то Краснов и Дорофеев не смогут полноценно сосредоточиться на деле.

На мгновение она сжала в меру пухлые губы с остатками пудрового карандаша, распределив его по всей поверхности губ, и вскинула на меня хищный взгляд огненных глаз.

– Я одеваюсь так, как хочу, товарищ майор. И если мужчины в нашей группе не в состоянии удержать в штанах своего дружка, это не мои проблемы, – уверенно заявила профайлер, и ее губы растянулись в надменной улыбке. Она крепче стиснула папки, прижатые к груди, подошла к двери и в последний момент развернулась, добавив низким бархатистым голосом. – И на будущее… если вам понравилась девушка, не стоит говорить о вашей к ней симпатии через толстые намеки.

Она тут же покинула кабинет, не дав возможности на ответ. Я крепко стиснул зубы, все еще ощущая в носу сладкий аромат ее парфюма.

Этого еще не хватало. Чертовы профайлеры.

Глава 5

Наконец, глаза уловили адрес на семиэтажном здании причудливой формы «улица Володарского, 11». Огромная надпись на массивном сером крыльце гласила: «СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ». А чуть ниже буквами поменьше: «Следственное управление по Иркутской области».

Матвей помог выбраться из автомобиля, который почему-то припарковали не на самой территории управления, а не доезжая главных ворот. Мимо проходившие люди странно озирались в мою сторону, с любопытством оглядывая платье. У некоторых были такие квадратные глаза, будто я и вовсе была без одежды.

Я вернула младшему оперативнику куртку, поправила сумочку на плече, поудобнее захватила подол платья и решительно приготовилась отбиваться от атаки пищащих комаров. Два оперуполномоченных едва ли не сразу достали сигареты и принялись раскуривать их с двумя другими сотрудниками СК, которые с нескрываемыми ухмылками оглядывали меня с ног до головы. Я с силой сжала челюсть и отвела взгляд в сторону, сделав вид, что не заметила их ухмылок.

– Сбежавшая невеста что ли? – донесся вопрос одного из них.

Поблизости раздавался приближавшийся надрывный плач ребенка. Но я попыталась сосредоточиться на ленивых разговорах правоохранителей, потягивавших сигареты у железного забора следственного комитета.

– Почти. Новоиспеченная супруга Иркутского маньяка, – вяло отозвался Дорофеев. – Или как там его прозвала желтая пресса…

Я нервно сглотнула слюну. Мерзкое ощущение, когда тебя причисляют к чему-то (или в моем случае к кому-то) страшному, не зная всей истории.

– Да ну?! – удивился второй сотрудник.

– Пару дней назад одна газета назвало его Сибирским душителем.

– Да не, Иркутский душитель больше подходит.

– Думаешь? Жертвы-то по всей Сибири…

– Ну, это еще не доказано. Только предположения.

– Почерк-то один.

– Вчера Петров вообще назвал его Арийским маньяком. Не, ну тоже подходит…

– Пройдемте.

Я была настолько обескуражена тем разговором, что не сразу и услышала, как старший следователь позвал меня. Трудно было распознать его спокойный голос среди ехидных и хрипловатых правоохранителей. Уловила лишь его удаляющуюся спину и догнала за считанные секунды. Пока мы шли до главных ворот, слух все еще резал непрерывный детский плач, который приближался с каждой секундой. Мать трехлетнего мальчика, закатившего истерику, уже испробовала все методы по успокоению ребенка. Как только они остановились в нескольких шагах от нас, женщина присела перед сыном на корточки и громко пригрозила:

– Если ты не перестанешь плакать – тебя заберет этот дядя-полицейский. Посмотри… вон, тетя себя плохо вела и теперь ее забирают в полицию!

Я состряпала недоуменную мину.

Следователь, который в это время распахнул калитку, чтобы пропустить меня на территорию СК, невозмутимо глянул на мальчика. Тот практически мгновенно перестал плакать, размазав по лицу горькие слезы маленьким кулачком. Мать мельком улыбнулась мужчине, благодарно кивнув, и молча удалилась с ребенком за ручку.

– Никогда так не делайте, – вдруг произнес Одинцов, когда мы вступили на территорию управления. Я удивилась, услышав его спокойный рассудительный голос. – После таких случаев нас боятся с самого детства. А это играет не самую лучшую роль в раскрытии преступлений.

«А что, собственно, не так? Есть все основания вам не доверять!», – хотела сказать я, но с трудом сдержала порыв мыслей.

Нервничая, я пересчитывала каждый скол на темно-синей плитке, пока ступеньки здания следственного управления не закончились, и следователь не распахнул передо мной с тошнотворным скрипом главную дверь.

После любопытных, унизительных взглядов и бесконечных вопросов к Одинцову по поводу моего платья и статуса, у меня сняли отпечатки пальцев. Аргументируя это тем, чтобы после обыска квартиры разобрать мои отпечатки со следами Олега. Наконец, спустя полчаса меня завели в просторный и прохладный после проветривания кабинет старшего следователя и усадили на стул прямо напротив широкого коричневого стола. По правую руку от меня расположился моложавый опер за соседним столом, который был намного скромнее того, который стоял по середине. Матвей включил гудящий процессор и долго вглядывался в черный монитор, ожидая, когда он, наконец, включится. С минуту он гипнотизировал его взглядом, запустив пятерню в светло-русые волосы с обыкновенной стрижкой: переход от коротких волос на затылке к длинным на темени и у лба. А как только экран запестрил разноцветными красками, парень принялся вводить данные моего паспорта для установления личности. Некоторое время в воздухе раздавалось лишь монотонное гудение процессора и бесконечные щелчки клавиатуры.

Старший следователь едва ли не сразу опустил на свой стол сумку-дипломат из черной кожи. С невозмутимым видом вытащил планшет в черном чехле, пару шариковых ручек и папку с неизвестным количеством бумаг. Затем в его руках появился потрепанный миниатюрный блокнот с имитацией под коричневую кожу с кучей исписанных страниц. Судя по лопнувшим краям, записная книжка служила уже не первый год.

– Перед началом допроса я должен разъяснить вам ваши права, – неторопливо начал Одинцов ровным и спокойным голосом, продолжив невозмутимо раскладывать вещи. – В частности, право не свидетельствовать против себя и своих близких родственников, закрепленное 51 статьей Конституции. Вы, как свидетель, не в праве давать заведомо ложные показания, либо отказываться от дачи показаний. За дачу заведомо ложных показаний, либо отказ от дачи показаний вы можете понести ответственность в соответствии со статьями 307 и 308 Уголовного кодекса Российской Федерации. Также вы должны быть предупреждены, что ваши показания могут быть использованы в качестве доказательств по уголовному делу, в том числе и в случае вашего последующего отказа от этих показаний.

Я утвердительно кивнула.

– Образование? – спросил Краснов, не сводя взгляд монитора.

– Высшее, БГУ.

– Специальность?

– Технологии управления персоналом, – без колебаний ответила, продолжив разглядывать помещение.

Кабинет был обставлен довольно аскетично: ничего необычного и даже немного скучновато. Два рабочих стола, установленных в форме буквы «т». За главным столом на кожаном кресле из коричневой кожи восседал следователь, а другой более вытянутый стол, вероятно предназначался для совещаний и допросов. За спиной капитана на стене располагался портрет президента с нарисованным государственным флагом на пластмассовой вывеске, а рядом герб следственного комитета и вертикальная карта города Иркутска. Несколько комфортабельных стульев с мягкой обивкой, серый вертикальный сейф и два деревянных шкафа, в которых за толстым стеклом, практически наверняка, хранились куча папок с нераскрытыми делами. Сотрудники СК, вероятно, решили, что государственной символики в кабинете старшего следователя было мало. Поэтому во главе его стола расположился небольшой настольный флажок на золотистой подставке. А вокруг него аккуратно располагались толстые папки с бумагами, органайзер для мелкой канцелярии, обыкновенная настольная лампа (это чтобы на допросах подозреваемым в глаза светить?), а чуть левее был установлен компьютер и принтер, сканер, факс и копировальный аппарат в одном устройстве.

– Дети? – последовал очередной вопрос от светловолосого оперативника.

– Нет.

– Место работы? – продолжал Матвей, щелкая правой кнопкой мыши.

– Не трудоустроена.

Одинцов снял кожаную куртку, аккуратно повесил ее на спинку стула, оставшись в одной черной однотонной водолазке и таких же обыкновенных темных слаксах. Водолазка выгодно подчеркнула его подтянутую грудную клетку и облегала в меру накачанные бицепсы. Но едва он снял куртку, как на глаза тут же попалась его наплечная кобура со сверкнувшей рукоятью табельного оружия – справа находился запасной магазин для патронов, а слева сам пистолет Макарова. Я нахмурилась и поежилась. Выглядел мужчина с кобурой довольно устрашающе. Куда проще было, когда он был в кожаной куртке.

Правоохранитель мельком взглянул на смарт-часы на запястье, сел в кожаное кресло и принялся изучать записи в блокноте, листая шуршащие страницы, и периодически щелкая кнопкой шариковой ручки. На протяжении пяти минут тишины, он нажал на кнопочный механизм ручки раздражающее количество раз, чем только вызвал мой хмурый взгляд. В какой-то момент его серые глаза встретились с моими, и он вопросительно вздернул бровь. В ту же секунду мой взгляд моментально разгладился, и я сделала вид, будто изучала портрет президента за его спиной.

– Свидетельство о браке, – тихо произнес Матвей, сверкнув в мою сторону светло-зелеными глазами, схожими с цветом малахита. – Паспорт менять будете?

– Я не взяла фамилию мужа.

Чуть привстала и протянула розовую бумагу сотруднику. А затем и вовсе пожалела, что встала с места, так как белое платье пришлось вновь поправлять до тех пор, пока оно не переставало путаться в ногах и сворачиваться комом под ягодицами. Своими ерзаниями я привлекла внимание следователя и в какой-то момент словила его внимательный и пристальный взгляд, от которого стало вдвойне не по себе. Тут же закинула ногу на ногу, нервно поправила глубокий вырез на платье, оголявший правое бедро, и выпрямила спину. Мужчина никак не отреагировал, но после принялся что-то записывать в блокнот, из-за чего я смутилась еще больше.

От долгого молчания и удручающей скукоты приступила разглядывать его сосредоточенный взгляд, скользящий по страницам записной книжки. Серые стеклянные холодного оттенка зрачки бегло перескакивали со строчки на строчку. Прямые темные брови сошлись на переносице, а благодаря скудному освещению под глазами заметила темные круги то ли от недосыпа, то ли от многочасового сидения за гаджетами, то ли вследствие заболевания. А то и все сразу. Кристина была в чем-то права, мужчина безусловно обладал привлекательными и гармоничными чертами: лицо овальной формы, скулы четко выделены, угол челюсти слегка закруглен. На скулах выделялась ленивая трехдневная щетина, а вокруг глаз образовались едва уловимые мимические морщинки. Светло-каштановые волосы были небрежно зачесаны вверх: мягкий переход от укороченных висков и затылка сочетались с более длинной челкой в стрижке «британка». А также прямой длинный римский нос с чуть опущенным кончиком и легкой горбинкой, которая ни капли не портила его внешность, а напротив, придавала его профилю намек на величественную древнегреческую скульптуру.

– Не думал, что вам двадцать пять, – честно признался моложавый опер, закрыв мой паспорт с типичной обложкой в виде государственного флага.