И река ее уносит (страница 5)
– На мгновение ей показалось, что у нее получилось. Брат вернулся, он выглядел идеально. Никаких ран, пухлые щеки, как будто он не голодал месяцами. Но она не могла заставить его говорить. Он был здесь, но и не здесь. Если за ним не смотрели, он запихивал в рот пригоршни гравия. Каждую ночь его рвало землей, и он сидел в грязи, пока кто-нибудь не приходил его помыть.
– Он умер. Снова, – выдохнул Марк.
– Да. А усилия, которых потребовала эта магия, убили мою двоюродную бабушку – через несколько месяцев после воскрешения. К моменту, когда она умерла, тело у нее было покрыто синяками, а из носа постоянно шла кровь. По крайней мере, так мне рассказывали.
Суджин не знала, сколько в этой истории было иносказанием – маминой попыткой заставить дочерей соблюдать осторожность.
– Папа не переживет еще одну потерю, Марк, – сказала она так тихо, что он наклонился вперед, прислушиваясь. – Я знаю, не переживет. Поэтому я не могу это сделать.
Ее удерживало не только то, что она могла пострадать сама – причина крылась и в том, что сказала сама Мираэ. Однажды после смерти мамы сестры сидели в ее комнате. Отец тогда почти не выходил из своей спальни, забыв о родительских обязанностях. Лампы не горели, но свет полной луны просачивался сквозь занавески и озарял комнату легким коралловым сиянием.
– Мы можем все исправить, — произнесла Суджин по-корейски, к этому языку она обращалась, когда чувствовала себя уязвимой. Она проговорила это плача, сжимая руку Мираэ. Это была не попытка убедить сестру, а мольба. – Мы можем проверить урну. Возможно, что-то осталось. Мы вернем маму, если сделаем это вместе.
– Для кого? – спросила Мираэ.
– Для всех нас. Для папы.
Мираэ покачала головой.
– Ты врешь, – ответила она. – И такую ложь я не могу простить.
Мираэ совсем исключила любую возможность спора. Суджин больше никогда не заговаривала о воскрешении.
– Ненавижу все это, – произнесла она. На глаза выступили слезы, и она усиленно заморгала, чтобы сдержать их.
Марк поднял руку, словно хотел погладить ее по щеке так, как мог бы сделать лет десять назад. Но передумал и опустил руку: она с глухим стуком легла на стол.
– Мне очень жаль.
Суджин не знала, что сказать. Она забрала пакетик с зубом сестры из его расслабленных пальцев и снова спрятала его в ящик стола.
Глава 4
В лето, когда Мираэ исполнилось шесть, у нее выпало пять молочных зубов за неделю. Первый выпал во сне. Она проснулась, и он лежал на подушке рядом с пятнышком крови, разбавленной слюной. Второму и третьему, которые были расшатаны достаточно, чтобы качаться, когда она свистела, понадобилось совсем немного помощи. Мама попробовала обвязать их ниткой, одной рукой придерживая Мираэ, а другой ухватив нитку. Она сказала: «Раз, два, три» – а затем принялась щекотать дочь. Мираэ запрокинула голову от смеха, а зубы, привязанные к нитке, остались болтаться на ней.
Последние два выпали в церкви, когда она играла с Суджин и Марком. Они были единственными детьми в приходе, и их всегда пораньше отпускали с молитвы, так что они резвились на детской площадке под звуки гимнов, которые пелись на возвышенном, звучном корейском. Забираясь на горку, Мираэ оступилась, ударилась лицом о металлический край и рассекла губу. Она выплюнула два нижних зуба и всхлипнула, Суджин побежала за мамой, а Марк вытер кровь с ее рта рукавом своей тщательно отглаженной парадной рубашки.
Мираэ в тот вечер была безутешна. Семья Марка зашла в гости, и Мираэ слышала, как взрослые разговаривают внизу. Хотя окна держали широко открытыми, дом пропах обжаренной свиной грудинкой.
Мираэ, однако, не была голодна, она даже не знала, получится ли у нее жевать. Она подошла к зеркалу и открыла рот, вспомнив о койоте из старых воскресных мультиков – у него зубы выпадали, и рот напоминал клавиатуру пианино. Она закрыла лицо руками.
– Ну же, не так все плохо, – сказала Суджин, хотя на ее личике отразилось беспокойство, словно она увидела свое будущее, и оно ей не понравилось. Суджин и Марк были на год младше Мираэ, и у Суджин все молочные зубы еще оставались на месте.
Марк присел напротив Мираэ.
– Давай посмотрю.
На нем был мамин сиреневый кардиган с блестками, а его рубашка отмокала в уксусе, чтобы вывести с нее следы крови. В этот кардиган поместилось бы два Марка Муна, так что он походил на тропическую ящерицу, которой велика ее кожа.
Мираэ покачала головой.
– Ты не одна, знаешь. Хочешь, свои покажу? – Он широко открыл рот, и действительно, у него не хватало одного клыка, а из десны только-только показался белый кончик нового зуба. – Я могу в него свистеть. – Он немного посвистел в доказательство.
Мираэ поглядела на просвет между его зубами и затем неохотно открыла рот, давая Марку и Суджин возможность посмотреть.
Марк тут же рассмеялся. Суджин толкнула его локтем в бок, пытаясь заставить замолчать, но он рассмеялся еще громче.
– Ты обещал, что не будете смеяться! – обиженно вскрикнула Мираэ, хотя он ничего такого не обещал. Но Суджин тоже улыбнулась, так заразительно он хохотал. Мираэ это не порадовало.
Марк медленно выпрямился, его лицо по-прежнему сияло.
– Извини. Все и правда не так плохо.
Мираэ недоверчиво хмыкнула, а Марк задумчиво почесал подбородок и произнес:
– Вот что я тебе скажу. – Он открыл рот и толкнул языком один из передних молочных зубов. Он уже был расшатан, так что легко подался вперед, словно дверца для собаки, прикрепленная за верхний край.
– Что ты делаешь? – спросила Суджин, а потом поняла, чего он пытается добиться, ударила его и взвизгнула: – Фу, прекрати!
Марк продолжал давить, пока зуб не принял почти горизонтальное положение и корень наконец высвободился. Зуб упал в подставленную им ладонь, блестящий от слюны и слегка покрасневший у корня.
Марк торжествующе улыбнулся сестрам, и в его улыбке зияло два провала.
– Видишь, не так все плохо. Теперь мы похожи.
Следующим утром мама и папа вышли с Мираэ на улицу; ее молочные зубы бренчали в пиале. Они велели ей подбросить зубы как можно выше. Если они не упадут, значит, Бог забрал их, и в обмен на них ее желание исполнится.
Она загадала желание и со всей силы побросала их вверх, один за другим. Ни один не упал на землю. Мираэ запрыгала от радости, в просветах между ее зубами свистел ветер. Папа поднял ее на плечо и закружил. Он спросил, что же она попросила у Бога.
Мираэ рассмеялась, потянула руки к небу и так ему и не ответила. Зубы, конечно, просто попадали на крышу. Вороны подбирали их из своей страсти к костяным штучкам, а оставшиеся смыло дождем. Один потом свалился в водосток и со стуком скатился, где его и нашла мама.
Долгое время Мираэ верила, что ее молочные зубы и правда забрали на небеса; история о том, как она подбрасывала их, оставалась окутанной магией детских воспоминаний. Мама позволила ей верить в это еще несколько лет, но однажды достала пакетик с зубом из ящика стола. Смеясь, она вложила его в руку Мираэ и спросила свою озадаченную дочь, которой было уже десять лет, что же та пожелала много лет назад.
Детали были скрыты туманом, но Мираэ ответила…
Глава 5
Суджин мыла посуду, когда завибрировал телефон. Не глядя на него, она догадалась, что это Марк. Кроме него, сообщения ей мог писать только папа, а он приехал домой на выходные. Она вытерла руки о фартук и проверила. Действительно, на экране появилось имя Марка Муна.
С воскрешения прошла неделя, и между ними что-то изменилось. Он по-прежнему держался на расстоянии, но иногда после уроков задерживался у двери школы, чтобы встретить ее, а потом они шли вместе, болтая ни о чем. Несколько дней назад, занеся ей панчхан, который приготовила его мама, Марк достал из рюкзака две пачки клубничного Milkis, и они выпили их, сидя на ступеньках веранды, которая опоясывала дом.
– Тебе нравится, верно? — спросил он, пока они пили шипучую молочную газировку и смотрели, как солнце скрывается за вершинами деревьев. – Я подумал, наверное, да, раз ты назвала свою крысу в честь этой штуки?
Это была слабая искра, попытка разжечь прежнюю дружбу. Она не доверяла ему, но соврала бы, сказав, что ей не было приятно.
«Какие планы?» – написал он.
«Папа приехал на выходные. Пожалуйста, скажи своей маме, что еда не нужна», – ответила она.
«Я не про то… ты свободна?»
Суджин выключила воду и оперлась о кухонный стол. Пожалуй, да. Хотя папа приезжал только на выходные, даже в эти дни они не так уж много времени проводили вместе. Уставший после рабочей недели, он обычно ограничивался формальными репликами за ужином. Потом она развлекала его историями о друзьях, которых у нее на самом деле не было, и он уходил спать пораньше, немного выпив перед сном.